Дробь! Не наблюдать! Орудия на ноль! Чехлы одеть!

Семь часов ожидали подхода остальных лодок. Наконец, все собрались, и двинулись к Хаммерфесту. На Квалёэне три радиолокационных станции со стационарными антеннами. На Иттрекарре – стационарная двухбашенная батарея. Но глубины во фьорде свыше 200 метров. Правда, куча скальных банок с глубинами 50 метров. «Командир» дал Жукову карту с корректурой 88 года, и, указал места постановки мин и акустических станций. Вытянувшись в кильватерную колонну, лодки вошли в Альтен-фьорд. Жуков отправил всех к Корхавну, а сам зашёл в Хаммерфест. Там, кроме небольшого транспорта у причала, никого не было. Он развернулся и пошёл на выход. Две другие лодки ходили малыми ходами, прижимаясь к острову Сейланн.

Проход у Лиллехавн оказался перегорожен сетями: место узкое, но глубокое. Мин быть не должно. Владимир решил нырнуть на предельную, и на глубине 100 метров хотел пройти под сетями. Однако, очень скоро в носу заскрежетало. Дали малый назад. По звукопроводу получили сообщение, что у немцев тревога, надо затаиться. Владимир вышёл из пролива, и пошёл к заливу острова Руссехавн. Там во фьорде, под РДП, набил батарею. Узкий скалистый фьорд скрыл все три лодки. «К-2» и «К-3» всплыли ночью и зарядили батареи. Обсудили по радио ситуацию. Решили прорываться через пролив Суннесет. Погрузились и пошли туда. Пролив полностью перегорожен сетями. Не пройти! Оставив две лодки на позиции возле выхода из пролива, Владимир пошёл обратно в Хаммерфест. Через семь часов он обнаружил боновое заграждение между островами Сейланн и Квалёэн в самом узком месте пролива Аккар. Развернулся и пошёл вокруг острова Квалёэн. Там есть небольшой пролив Квальсунд, с очень интересными глубинами: в середине пролива узкая щель со стапятидесятиметровой глубиной, а по краям 15-30 метров. Сразу туда Володя не полез. Решил дождаться прилива. На приливном течении, он, почти без хода, проскочил вовнутрь Альтен–фьорда. У Хаммернеса ещё одна сеть. На побережье Квальсунда виден плохо замаскированный дот, в который и заходит трос сети. Там виден проход, шириной метров десять. Израсходована половина заряда батареи. Здесь пройти можно, но требуется иметь на борту разведгруппу. Жуков развернулся, работая враздрай, и пошёл на выход из пролива. Набив батареи под РДП в Клуббукт, вернулся на позицию у Сунненсета. Возник легкий скандал с Гаджиевым по звукопроводной связи.

– Товарищ комдив! Там одной лодкой делать нечего! Туда надо идти всем! Но требуется убрать боновое заграждение у Квальсунда. Немцы тут прячут что-то значительное, скорее всего, Тирпица, Шеера, и остальной флот открытого моря. Надо возвращаться в Полярный! Работать отсюда радиостанцией нельзя. Всё раскроем.

– Хрен с тобой! Нам, действительно, не пройти, нет РДП, не подзарядиться. Хорошо, отходим! Но, с тебя прорыв в бухту!

– Договорились!

Поставили три минные банки, но не в Альтен-фьорде, а в районе Хаммерфеста. На отходе ничего не произошло. Доложились из четвёртого района, получили «Добро» на отход в Полярный. Лодки встречали, как героев: они сорвали сентябрьское наступление немцев. Два утопленных крупных транспорта, суммарным водоизмещением в 38 тысяч тонн, два утопленных эсминца и три тральщика успокоились в водах Норвежского моря, плюс немного спорная, но U-124, труп сигнальщика которой, был сфотографирован. И, главное! На борту был Михаил Ромм и оператор Герман Лавров. Они сняли фильм о разгроме КОН-38. Лавров, получивший в щеку небольшой осколок, вообще, выглядел героем и оператором-везунчиком. Ему завидовал весь МосФильм. Кадры с разорванным надвое «Берлином» обошли весь мир, как и встреча наших лодок в Полярном: с семью поросятами на противнях. Салют из орудий и поросёнок за потопленного фашиста стали символом и легендой подплава. «К-21» получила звание «Гвардейской», вместе с первыми гвардейскими дивизиями под Смоленском. Такое же звание получила «К-2», на счету которой стало четыре потопленных корабля противника. Обидно, но «Д-3» ничего не засчитали, из-за аварий на борту. Всё разделили между двумя лодками: «К-2» и «К-21», хотя и Жуков, и Уткин, на разборах говорили, что всплытие «Д-3» решило исход боя в нашу пользу. Но, начальство решило иначе. Аккумуляторная батарея «Д-3», пережившая 113 перезарядок и не замененная вовремя на ремонте, перечеркнула героические действия экипажа лодки. Судьба! Ничего не попишешь! Колышкин, будущий Герой Советского Союза, сам сказал об этом на разборе похода:

– Действия нашей лодки чуть не поставили на грань срыва всю операцию. Мы, чем могли, поддержали действия крейсеров, но, в основном, сковывали их. – именно эти слова и легли в основу документов об операции «Кон-38».

«Везунчик» – сказали многие. «Операция была тщательно подготовлена и проведена безукоризненно. Даже при выходе из боя одной из подводных лодок, командир соединения проявил выдержку и смекалку, и заставил ошибиться противника…» – говорилось в более серьёзных документах. «Многое, слишком многое пришло из другого времени» – знал непосредственный руководитель операции. – «И кого благодарить не знаю!». Лодку опять поставили в док. В первом отсеке вываривают механическую часть «Асдика-138»: гидролокационной станции 38-го года, позволяющей определить наличие впереди лодки других лодок, сетей, мин, надводных кораблей, и, в сочетании с другими средствами обнаружения, произвести бесперископную атаку противника на глубинах до 50-ти метров. Следом за ними, в док встанут остальные лодки дивизиона «Ка». В первую очередь, они получат РДП, гидролокатор и ТАС-41, удлиненные торпедные аппараты и такие же стеллажи для торпед в первом отсеке. Споры по поводу зенитных орудий не утихают. Пройти по палубе к "сотке" на "К-21" можно только через барбет "бофорсов". По докладам разведки на трех минных банках немцы потеряли более 500 солдат и офицеров, семь транспортов и два конвойных корабля. Из плохих сообщений: немцы решили усилить противолодочную оборону Северного участка фронта. И приступили к сплошному минированию всех малоглубинных банок в Баренцевом и Норвежском морях. Из Германии успешно прошёл транспорт с 5-ю тысячами мин на борту.

Глава 5. Первый и второй зимние походы

К нам зачастили англичане, три лодки которых базируются у нас, эскадра адмирала Фрейзера периодически стоит в Ваенге. 78 полк перевооружился на Харрикейны. «Дед» достал две американские резиновые лодки и подвесные двигатели «Меркурий», и списал спасательную шлюпку. Убрал ванные из отсеков, увеличил себе и Жукову каюты за счёт ванной комнаты третьего отсека. Выполнена дополнительная балластировка лодки. Её «покачали», Жуков доказал Браману, что снятие 4-х стволов практически ничего не даёт, так как основной вес имеют сами барбеты. В доке загрузили дополнительный балласт в балластные танки, восстановив остойчивость почти до расчётной. Побегали в Кольской губе, провели пробные погружения. Много неприятностей доставляют крышки выхлопных коллекторов главных двигателей. Соль, выпадающая на нижних частях крышек, мешает их закрытию. Требуется постоянно проверять их состояние. И не переделать ничего. Отправили отчёт о конструктивном недостатке в КБ 194 завода, но оттуда пока ничего нет. Так что, пока, просто завели журнал проверок под роспись для групп движения.

В октябре эвакуировали Либавскую базу. Закончилась 124-суточная оборона города. Немцы потеряли там больше трех дивизий. Остатки гарнизона города переброшены на Гангут. Продолжается оборона Одессы, Гангута, Моозунда и Таллина. Флот подаёт пример стойкости в обороне всей стране. Здесь на Севере, после высадки трех десантов, немцы остановлены практически на границе. В нескольких местах они не смогли пересечь линию Госграницы. Наши три дивизиона постоянно находятся в Варангер-фьорде, срывая немцам поставки снабжения для корпуса Дитля. «Командир» сообщил, что главные немецкие перевозки идут из Нарвика, и целесообразно использовать дивизион «Ка» на том участке, тем более, что остальные лодки так далеко ходить не могут. Обсудили это с командиром дивизиона и с комфлота. Все – «За», но полностью готова только «К-21», три лодки в доках, а две на позициях в Варангере. Сошлись на том, что Жуков должен «сбегать» к Нарвику и посмотреть там обстановку. Сроком на двадцать суток. Затем вернуться и идти уже в составе пяти лодок типа «К». Одна лодка останется в резерве, будет проходить переоборудование. Флотский оркестр сыграл «Прощание славянки», расталкивая ледовые «блины» «К-21» уходила в первое зимнее плавание. Относительно спокойная погода позволила впервые опробовать РДП на переходе в море. До этого Жуков пользовался им только в условиях фьордов. Большая нагрузка на вахтенного начальника: зенитный перископ один, поэтому в светлое время суток, ему приходится постоянно, и одному, осматривать горизонт. Однако, светлых часов почти не стало. Поэтому шли, в основном, на электроходу десяти узловым ходом, экономя топливо. Обогнув Лофотенские острова, Жуков вошёл в Вест-фьорд и занялся разведкой. Необходимо было установить: где проходят здесь пути караванов немцев. Осмотрели остров Нурланн: там наблюдательный пост немцев. Движения судов практически нет. В качестве позиции для засады им был выбран шхерный район южнее острова Хиннё. Войдя в Офот-фьорд, Жуков почувствовал себя неуютно. Весь фьорд просматривался с лесистых горушек, и определить, где находятся вражеские наблюдатели, было невозможно. Но, ветровая волна была, ночь, поэтому удавалось спрятать перископ. Очень мешали течения. На борту находилась разведгруппа Северного флота, задачей которой были взрывы трех подстанций электрифицированной железной дороги Нарвик – Кируна. Группу следовало высадить в самой глубине Офот-фьорда, а затем дождаться её. Поэтому Жуков оставил Нарвик справа, и медленно двинулся к автомобильному мосту через залив. Глубины позволяли идти на 10-тиметровой глубине. В узкости, за мостом, стало мельче, чуть подвсплыли. У Квальвики высадили группу и легли на грунт. Забирать группу надо через сутки. Время тянулось очень медленно. Лишь в середине следующего дня прошёл один катер, потом он вернулся. В 22.50 оторвались от грунта, вышли под перископ. Обнаружили сигнал группы и всплыли. Боцманская команда на резиновой лодке пошла к берегу, а расчёты изготовились к открытию огня. Шлюпка уже возвращалась, когда на шоссе появились огни каких-то автомашин. Артиллеристы взяли их на прицел, но, недоезжая Квалвики, машины свернули на верхнюю дорогу. Шлюпка ткнулась в борт в районе надстройки, одного человека в группе не было.

– Почему не все?

– А кто взрывать будет? – ответил главстаршина Леонов.

– А как его подбирать?

– А никак! – зло ответил бородатый разведчик. – Часовых механизмов было всего два. Дали какой-то адрес в Нарвике.

– К погружению!

Лодка аккуратно скользнула под воду, оставляя за кормой неизвестного героя. Это окончательно испортило настроение Владимиру, поэтому, на траверзе Нарвика, он вызвал Леонова в центральный. Главстаршина вошёл, он понимал, что на ходу просто так в ЦП не зовут. Жуков скомандовал: «Влево десять, на курс 180!», послав лодку на вход в порт Нарвика.

– Главстаршина! Как зовут оставшегося?

– Айхо, старшина 2 статьи Айхо Кирванен.

– По моей команде нажмёшь вот эту кнопку. Торпедная атака! Носовые и кормовые аппараты – к выстрелу приготовить! 1-й, 2-й, 3-й, 4-й! Углубление 1 метр!

Леонов стоял возле ТАСа, положив палец на кнопку «Пуск». Жуков вошёл в гавань. У южного причала борт о борт стояло несколько эсминцев и лёгкий крейсер типа «Нюрнберг». В 5-м и 6-м лежали усиленные торпеды с неконтактными взрывателями.

– 5-й, 6-й! Товсь! Леонов, давай!

– За Айхо! Прости, братишка!

– Пятый, вышла. Шестой, вышла!

– Лево на борт! Первый! Товсь!

Жуков напоминал лису в курятнике. Он крутился вокруг перископа, давал залпы то носовыми, то кормовыми аппаратами, не забыв всадить торпеду в сторожевик на рейде, расстреляв 10 торпед, развернулся на выход и несколько раз нажал на вмонтированный фотоаппарат перископа, фиксируя тот хаос, который он учудил в порту. Выходили из фьорда трое суток. На них было сброшено больше двух сотен бомб, чувствуя, что Вест-фьорд не выпустят, Жуков ушел в пролив Раммсуун, буквально просребся под мостом по дну, используя прилив, прошёл в Тьёлзунд, и оторвался от преследования. В штабе флота его «уже похоронили», он пропустил 8 сеансов связи. Оторвавшись от Анденеса на 150 миль, Владимир Николаевич вышел на связь и доложил об атаке Нарвика. В Полярном знали, что в Нарвике был сильный бой, немцы сваливали этот хаос на англичан, говорили, что потоплено много судов нейтральных стран. Понятно! Шведскую руду возят шведские рудовозы! Но, в Германию! Что, защищая нейтральных купцов, героически погибли крейсер «Кёльн» и четыре эсминца типа «Z».

Жукову дали команду возвращаться. Переход был очень тяжёлый: постоянный шторм, сорвано несколько листов обшивки лёгкого корпуса. Появились трещины в сварке, за лодкой потянулся шлейф топлива. Затем пришлось долго уходить от преследования «волчьей стаи», которая уцепилась за него. Выручил РПД, но топливо из протекающей цистерны пришлось откачать за борт. Наконец, привычный уже «Кильдин», встретил лодку у Сетьнаволока, и повёл в порт. Последний поворот.

– Сколько залпов давать, командир?

– Черт его знает, давай десять, по числу торпед!

– Баковое! Беглым! Холостым, десять! Огонь!

Десять раз ударила «стомиллиметровка»! Боцманская команда отдает честь встречающим. Правая машина отрабатывает назад, гася инерцию и подталкивая корму к пирсу. Пришлось немного поработать на шпринге, разгоняя ледок между пирсом и корпусом. Всё! Последний раз звякул телеграф, Жуков спустился вниз и прошёл к трапу, отдал честь флагу, подошёл к начальству.

– Товарищ контр-адмирал! Гвардейская крейсерская лодка «К-21» прибыла на базу после похода. Разведгруппа высажена и подобрана. Атакованы суда и корабли в порту Нарвик. Расход 8 т-53-38 и две т-53-38у. Предположительно, потоплено у причалов свыше 10 судов и кораблей противника. На отходе подвергся бомбовой атаке, на лодку сброшено более 200 глубинных бомб. Отход вынуждены были совершать через мелководный пролив Раамсуун. Потеряны несколько листов обшивки, течет третья балластно-топливная цистерна. Лодке требуется доковый ремонт. Потери: один человек в развед. группе, ранен один – гидроакустик Панов: повреждены барабанные перепонки. Командир лодки гвардии капитан III ранга Жуков.

Пожимая руки начальству, Жуков глазами искал Варвару в рядах встречающих, но, не находил её. Правда, в одном месте скопились женщины и оказывали кому-то помощь: кому-то стало плохо. Недоумённо пожав плечами, Владимир продолжил здороваться с представителями штаба флота и фронта. Наконец, он увидел бледную растрёпанную Варвару, которая застёгивала и поправляла пальто. Владимир спросил разрешения у Головко, и пошёл к ней.

– Жуков! Змей ты, ядовитый! Мало того, что обрюхатил, так ещё и неделями на связь не выходишь!

– Как это?

– Да вот, в обморок упала. Девчонки говорят, что верная примета: сын будет! С тебя поход в ЗАГС, Жуков!

– Завтра же!

– Никаких завтра, товарищ Жуков! Сегодня! Дай я тебя поцелую! Живой ведь!

Под хохот собравшихся на причале, они зашлись в длительном счастливом поцелуе. На причале скандировали: «Горько!» Прямо с причала все прошли в поссовет. В качестве свидетелей расписались Головко и Вера Николаева, жена комиссара флота, соседка Варвары. Свадьбу отмечали в клубе флота, на столах красовались двенадцать поросят. Именно столько потопленных судов и кораблей обнаружила в Нарвике воздушная разведка англичан. Три судна были потоплены минами, выставленными Жуковым на выходе из порта, мелочь, меньше 1000 тонн, решили не засчитывать. Варвара, вытащившая из шкафа настоящее свадебное платье, выглядела идеально.

– Вот и пригодилось! – поддела она свидетельницу. – А ты говорила: «Зачем ты его хранишь? Всё равно в него не влезешь!» Ничего! И влезла! И пригодилось!

– Завидую тебе, Варька! И мужа нашла, и ребёночек будет! А ведь, сколько лет не было!

– Не каркай! Выносить бы! И чтобы Володька всегда возвращался! – обе заплакали, но ненадолго. Варвару опять подняли, скандируя «Горько! Горько!».

Свадьба и чествование экипажа лодки длились долго. Глубоко за полночь Жуковы попали домой. Утром Владимир побежал в штаб, а Варвара на плавмастерскую. Война выходных не предоставляет. Через пять часов, после разбора похода, лодка ушла в Мурманск на СРЗ в док. Плавдок в Полярном был занят. Десять дней докования, короткие ходовые, проверка установленного, наконец, Асдика, потом замена зенитных установок на счетверённые башенные установки 46-К, производства 8-го завода. Округлые и с более компактным расположением стволов, они экономили много места и почти две тонны веса. Завод делал их для линкоров «Советский Союз», серия которых была заложена в конце тридцатых. Браману откровенно не нравились угловатые и широкие «бофорсы», к тому же, много гильз высыпалось за борт, а их требовалось сдавать. Плюс они «съедали» два узла полной подводной скорости. Поэтому Владимир Юльевич списался с 8-м заводом, установку 46-К доработали и облегчили за счёт бронирования и заметного сужения базы. Общая скорострельность несколько упала: боковые магазины МКVII было удобнее обслуживать. Здесь же два орудия имели подачу сверху обоймами по шесть патронов, а два нижних – боковую, магазинами на 12 патронов. Смена магазина полуавтоматическая. В люльке могло находиться два магазина. Изрядно помучившись, артиллеристы научились ими нормально пользоваться, однако не раз вспоминали удобные «Бофорсы», где не приходилось так толкаться, и подавать снаряды можно было по одному. Что матросы и делали: набирали кучу снарядов, охватив их правой рукой, а левой выдергивали их из охапки и клали в подаватель. Здесь так не побалуешься! Магазины должны быть заранее снаряжены, затем надо нагнуться (при качке!!!) и забросить магазин в приёмник, и ждать, когда пушка чуть выдвинет работающий магазин, когда он опустеет. Его надо выдернуть, вложить в карман на башне, вытащить другой, и дослать его в приёмник Расчёты увеличились на трех человек. Но, подводная скорость возросла на полтора узла. Вообще, Владимир Юльевич был вдумчивым и талантливым инженером. Он доработал крышки люков минного отсека, и они перестали подклинивать, наддувал минно-балластный отсек, когда там были мины, что заметно повысило надёжность хранения мин. Если на остальных лодках частенько минные постановки срывались, то у «К-21» не было ни одной не выставленной мины. «Бычок II-III» и «дед» довели работу механизмов до совершенства. Старлей Терехов не зря носит два Боевых Красных Знамени. Своё заведование содержит в полном порядке: приучен командиром к тому, что, в первую очередь, именно его заведование подвергается самым частым и тщательным проверкам. Именно ему достаются самые горячие «плюшки», но он и его личный состав – самые орденоносные во всей бригаде. Но и они же – завсегдатаи гарнизонной гауптвахты. Если где-то с кем-то подрался в Полярном, можно с закрытыми глазами вызывать Витю Терехова и включать «электрорубанок» и «бензопилу». Его ответы можно не слушать: «Всё исправит, всех накажет!», но воз так и останется на том же самом месте.

В начале ноября из Москвы пришла звезда Героя Советского Союза и орден Ленина за второй поход. В 41-м награждали высшими орденами слабовато. Сказывалось общее отступление Красной Армии и катастрофическое положение на всех фронтах, кроме самого северного. Головко активно награждал экипажи, отличившиеся в боях теми орденами, которые имел право наградить. Так и получилось, что «бычок» Терехов имел четыре ордена: по одному за каждый поход: две «Звезды», два «Знамени». Его награждал КомФлотом, а Жуков, Браман и Иванов по одному «Знамени». Единственное, премии за потопленные судам и кораблям выплачивали в полном объёме и без задержек. Но с зачётом потопленных были проблемы. На снимках через перископ было отчётливо видно 15 потопленных судов и кораблей. На снимках, которые предоставили англичане, ещё четыре транспорта подорвавшихся на минах. Должно быть девятнадцать.

– Нам никто не поверит! – заявил начПО Николаев.

– Ну, вот же фотографии.

– И куда я их засуну? Вы в курсе, Владимир Николаевич, что за подтверждённый потопленный транспорт положена премия, согласно приказа Верховного.

– Да, в курсе.

– Так вот! За девятнадцать судов, из которых один КРЛ, четыре эсминца и 14 транспортов, вам и экипажу надлежит выплатить один миллион рублей. Таких денег на счетах Севфлота нет. Давайте урезать расходы!

– Может быть, Верховному написать?