Суровое испытание

20

В ту ночь охранник клевал носом под включенный телевизор – с экрана лились мелодии популярных песен. Коротко остриженная девочка вслепую сквозь пелену тумана вышла за ворота. С пустыми руками и в домашней одежде. Оставив ворота позади, она бросилась бежать. Воздух сочился влагой, дышать было тяжело, поэтому, преодолев пару километров до автобусной остановки, она совершенно выбилась из сил и, едва дыша, чуть не рухнула на землю. На остановке ее ждал мужчина в невзрачном черном костюме. Он с тревогой без конца глядел на часы. Увидев девочку, усадил ее в машину и рванул в сторону Муджина. Туман заслонил автомобиль, как будто опустили занавес, давая понять, что первое действие закончилось.

21

На следующее утро Кан Инхо с бумажным пакетом в руках постучался в кабинет зама. Он твердо решил, что в последний раз поступает столь беспринципно и безответственно. Это не означало, что он самодовольно считал себя непогрешимым: за тридцать три года жизни ему случалось совершать постыдные поступки. Пару раз, уже будучи женатым, он переспал с девушками из бара, а когда занимался бизнесом, занижал показатели прибыли. Желал разорения однокашнику – неприятному типу, который преуспел в делах и бахвалился своей дорогущей иномаркой. А еще испытывал странное влечение к жене приятеля – удивительной красотке. Но чтобы, как сейчас, потворствовать откровенному взяточничеству – такого с ним не случалось. И впервые он шел на работу, уговаривая себя подобным жалким образом. Однако он вновь припомнил слова жены: был бы ты богачом, повезло бы тебе унаследовать огромные земли, ты бы пожертвовал на нужды глухонемых детей в десятки раз больше нынешней суммы.

В кабинете зама он неожиданно застал инспектора Чана, с которым столкнулся вчера у директора. Похоже, разговор шел серьезный, так как инспектор при его появлении натянул на лицо улыбку и, видимо, чтобы подчеркнуть, что ничего особенного не происходит, притворно закашлялся. В отличие от Чана, успевшего состряпать подходящую мину, Ли Ганбок явно занервничал и бросил быстрый взгляд на бумажный пакет.

– А! Учитель Кан! Оставь это там, и можешь идти.

Взгляды инспектора Чана и Кан Инхо пересеклись, и воздух словно заискрил. Кан Инхо прочитал в этом взгляде непонятную враждебность и даже вызов. Инспектор же с улыбочкой умудренного жизнью человека проговорил:

– Вот и снова довелось увидеться. Сегодня туман уже не такой густой, не правда ли? Вчера так было даже жутковато… Я слышал, вы приехали из Сеула. Такой туманище, верно, и вас заставил понервничать. Возможно, из-за глобального потепления он становится невыносим. Туман, я хочу сказать.

В голосе инспектора ощущалось чересчур повышенное внимание к его персоне. Скорее всего, он догадался, что в бумажном пакете с названием банка лежат деньги.

– О да.

Кан Инхо пересек кабинет и поставил пакет перед Ли Ганбоком. Он нервничал оттого, что совершает противоправные действия на глазах у стража порядка, и двигался скованно, как робот.

– Вы из Сеула, и, скорей всего, вам этого не понять, но у Муджина, скажем так, есть одна особенность. Мы любим сеульцев, но, как бы это сказать… У нас со столицей особые отношения. Дело в том, что когда те, кто перебрался в Сеул, через много лет возвращаются на родину, то начинают на все недовольно фыркать. А ведь их налоги идут в Сеул, и жильем они обзаводятся в столице, а сюда приезжают только затем, чтобы провернуть махинации с земельной собственностью. Конечно же, я ни в коем случае не имею в виду вас.

Монолог инспектора затянулся, и Кан Инхо был вынужден замереть в нелепой позе. Присесть ему не предлагали, и он ждал момента, когда сможет покинуть кабинет, отделавшись дежурной улыбкой. Однако инспектор Чан вновь заговорил:

– Давайте как-нибудь пропустим по стаканчику. Муджин – самое подходящее место для беззаботного времяпровождения, тут нужно есть, пить и веселиться.

22

В классе первым делом он проверил по списку учеников, нет ли отсутствующих. Ёнду на месте не оказалось. Он знал, что, если бы приболел кто-то из общежитских ребят, его бы об этом предупредили, однако на утренней планерке с кураторами никто ничего не сказал. Он подошел к парте Ёнду и спросил ребят, где она. Ученики, хлопая глазами, показали жестами, что не знают. Он набросал на доске план урока и вернулся в учительскую.

Пак за соседним столом, поставив перед собой ученика девятого класса, бил того наотмашь по щекам, а все в учительской делали вид, что ничего не происходит. Видно, побои длились уже порядочно – щеки мальчишки горели огнем, напоминая алых асцидий. Кан Инхо хотел было сесть за свой стол, но тут мальчишку зашатало, и он чуть не упал. Кан Инхо бросился его поддержать и незаметным жестом оттащил подальше от Пака и его кулаков. Пак же, почувствовав на себе взгляд Кан Инхо, отряхнул ладони.

– Вы только посмотрите на этих молокососов! Вытворяют в школе невесть что. Еще раз поймаю – прибью насмерть!

Ребенок был глухим. Интересно, он догадывался, за что его наказывают? Вроде девятиклассник, правда, ростом маловат. И в отличие от сверстников, для которых в этом возрасте вполне естественно проявлять непослушание, на бунтаря не походил: стоял понурясь, лицо опухло, и по нему текли слезы.

– Пшел вон! – Пак толкнул его в спину.

Пошатываясь, ученик вышел из учительской. В комнате повисла напряженная тишина. У Кан Инхо язык не поворачивался спросить у коллег, за что Пак жестоко отхлестал ребенка. Вместо этого он решил навестить завуча и осведомиться о причине пропуска Ёнду. Изобразив на лице, что с трудом припоминает, тот проговорил:

– Вчера ночью она самовольно отлучилась из интерната. Насколько мне известно, сейчас с ней проводит беседу заведующий по воспитательной работе. После этого она, вероятно, вернется в класс.

– Простите, а где именно сейчас ученица? Может, я смогу быть чем-либо полезен…

Завуч ответил уклончиво:

– Скорее всего, в компьютерном классе.

Кан Инхо показалось странным, что подобные беседы проводятся не в кабинете по учебно-воспитательной работе, а в компьютерном классе, и, так как первая пара у него была свободная, он отправился на второй этаж отыскать Ёнду. Поднявшись по лестнице, он завернул за угол и замер: из компьютерного класса вышли инспектор Чан вместе с замдиректора. Склонив головы, они о чем-то шептались, словно соучастники заговора. Попрощавшись с инспектором, зам снова скрылся в компьютерном классе. Кан Инхо инстинктивно подался назад и укрылся за углом. Ему не понравилось, что недавно в кабинете замдиректора этот самый инспектор проявил излишний интерес к его персоне. Проворно сбежав на один пролет, он приложил мобильник к уху и повернулся к окну, делая вид, будто с кем-то разговаривает:

– Да, это я. Да. Я сейчас в Муджине. Ага. Здешняя школа? Да ничего особенного.

За спиной раздались шаги. Когда инспектор поравнялся с Кан Инхо, на мгновение шаги стихли. Затылок обожгло, а по спине пробежали ледяные мурашки, словно его застали на месте преступления. Затем вновь послышались шаги – инспектор торопливо спускался по лестнице. Кан Инхо прирос к месту, в голове роились мысли: смышленая Ёнду, самовольная отлучка из общежития и эта парочка – инспектор Чан с замом. И почему ребенка отвели в компьютерный класс, даже не посвятив его, классного руководителя, в курс дела?

В коридоре на втором этаже стояла тишина. Компьютерный класс находился немного поодаль от других помещений. Кан Инхо остановился возле его двери. Оттуда донеслись крики.

23

– Кто надоумил тебя?

Тишина.

– Кто сказал сделать это? На чьей машине ты ездила? Говори, кто?

Тишина.

– Скажи ей, если тотчас не признается, ее заберут в полицию!

Вслед за этим послышался вопль девочки. Кан Инхо схватился за дверную ручку. Холод металла через ладонь передался в позвоночник. Его охватило странное чувство – то ли надежда, то ли страх, что, возможно, дверь будет заперта, как вчера в женском туалете. Но ручка неожиданно легко провернулась. И его охватил ужас, словно он нечаянно шагнул в трясину и понял, что его неотвратимо засасывает. Он постарался открыть дверь как можно бесшумнее. В компьютерном классе все столы были отгорожены высокими перегородками, поэтому он ничего не увидел. Но в тишине скрежет поворачивающейся ручки, похоже, прозвучал довольно громко. Раздался чей-то визгливый окрик:

– Кто там?

– А… Ну… моя ученица здесь… – пробормотал он и двинулся на звук. Ёнду действительно была здесь. Однако рядом с ней сидел вовсе не заведующий по воспитательной работе, а зам и какая-то женщина. Ее он видел впервые, но, судя по всему, это была куратор по внешкольной работе в женском общежитии: она переводила слова зама на язык жестов.

– Видите ли, моя ученица не пришла на урок… и господин завуч любезно сообщил мне, что она здесь…

Он изо всех сил старался говорить как можно вежливее, даже заискивающе, словно просил прощения за бесцеремонное вмешательство в дела, в которых мало что смыслил. Он нарочно сделал упор на том, что послал его сам завуч. Конечно же, нелепо, что его заставляют краснеть за вполне естественный интерес, но он решил за лучшее проявить почтительность с примесью подобострастия. Как ни крути, зам приходился братом директору интерната и являлся отпрыском основателя этого заведения, а значит, имел определенный вес. Так что не стоило портить с ним отношения. Подумать только, он здесь всего сутки, а уже непроизвольно реагировал подобным образом.

– Твоя ученица?! А ты вообще кто такой? Немедленно покинь класс!

Ёнду быстро глянула на него. Видимо, ее били по голове: волосы взлохмачены, мертвенно-бледное лицо перекошено ужасом. Их взгляды пересеклись всего лишь на секунду, но в ее глазах, в этой бездне страха, вспыхнул огонек, будто сигнальная ракета, на мгновение разорвав непроглядный мрак ночи. Огонек этот сразу же угас: Ёнду бессильно опустила голову, увидев, как он стушевался.

– Я не знаю, в чем провинилась моя ученица, но, как классный руководитель… – проговорил он медленно, чеканя слова. Ему не давал покоя сигнал бедствия в глазах Ёнду.

– Без разрешения покинула общежитие! К тому же ночью, что совсем из ряда вон! Ведь и не маленькая уже! – проговорила женщина, окинув Кан Инхо ледяным взглядом. Стройная фигура, волосы собраны в хвост, а в голосе – стальные нотки. Выглядела она весьма дерзкой и даже свирепой – возможно, из-за слишком яркого макияжа.

– Вы правы, но, мне кажется, было бы разумным отправить девочку на занятия, а уже после уроков приструнить…

– Посмотрите-ка на него! Откуда только выискался? Ты кого сейчас уму-разуму учить вздумал? Неужто не видел, что даже из полиции понабежали? В школе все на ушах стоят, а он умничать вздумал. Ты имей в виду, учителя к нам в очередь выстраиваются, – взъерепенился зам.

Сказать такое при ребенке, хотя бы и глухом! В конце концов, это учебное заведение, а он все-таки учитель, пускай и на временной ставке. Но зама это все не волновало. Кан Инхо вспомнил свое вчерашнее ощущение чего-то варварски грубого, исходящего от этого типа; теперь же его обдало затхлым зловонием сточной канавы. У него подкосились ноги, как будто пуля поразила его в сердце.

24

В тот день Ёнду так и не вернулась в класс. На лица ребят снова опустилась непроницаемая маска. Если вчера, в свой первый день в школе, он чувствовал себя, будто его облили помоями, то сегодня было ощущение, что его с головой окунули в бак с помоями. Он не понимал, как можно так выражаться и вести себя подобным образом. Его обуревала тревога: если все не разрешится в ближайшее время, он будет не просто сломлен – все его существо превратится в клочок туалетной бумаги, смытый в унитаз.

После уроков он первым делом зашел на домашнюю страничку интерната «Чаэ», чтобы отыскать общежитского куратора Ёнду. Среди восьми кураторов обнаружил ту самую дамочку с конским хвостом – звали ее Юн Чаэ, и лет ей было двадцать пять. Он задумался, есть ли связь между ее именем и названием интерната, и еще раз внимательно пробежался по ее анкете.