Свидетель

Я, тем временем, пристально разглядывал нашу гостью. Я всегда тщательно рассматриваю незнакомых девушек. В девяноста процентах случаев в этом нет ровным счетом никакой пользы, но ради оставшихся десяти стоит проявить некоторое внимание и наблюдательность.

В данном случае, однако, можно было особенно не стараться: перед нами была вполне заурядная американская девчонка. Неопределенного возраста, довольно стройная, лицо миловидное, не отталкивающее, но и не из тех, которые можно запомнить надолго с первого раза. Светлые, почти бесцветные волосы, серые глаза, узкие губы, короткий вздернутый носик. В общем типичный продукт фитнеса, диеты и косметических салонов, выпускаемый американской индустрией миллионными тиражами.

Руслан шумно вздохнул и с видом бывалого следователя начал допрос по всем правилам.

* * *

Фамилия у Степана была необычная – Шерстопят. Не знаю, сооответствовала ли она истине в полной мере, но, судя по его внешнему виду, это было вполне вероятно. По-крайней мере, когда он восседал вот так, в одной майке и тренировочных штанах, косматая темно-русая шерсть топорщилась у него повсюду. Она пузырилась на груди, клочьями торчала из подмышек, клубилась вокруг шеи, робко пробивалась между складок на лбу и виднелась из ушей.

Напротив Степана восседал чиновник иммиграционной службы. Аккуратный, коротко стриженый, безукоризненно одетый, он явно чувствовал себя неуютно за привинченным к полу железным столом в полутемной штурманской рубке, служившей одновременно кают-компанией.

Диалог между этими странными людьми был в высшей степени занимателен. Чиновник, несомненно, принадлежал к той категории чернокожих, которая способна забросить мяч в кольцо с любого ракурса и дистанции. Остальными карьерными успехами он, видимо, был обязан тотальной борьбе своего ведомства с расовой сегрегацией. Потому теперь, когда его афроамериканский интеллект схлестнулся с восточным стоицизмом Степана, бедолаге приходилось туго.

– Ночью вы приняли на борт двух человек, – утверждал темнокожий с напором.

– Угу, – меланхолично отзывался Степан, неторопливо кивая на нас с Русланом своей большой мохнатой головой.

– У нас есть свидетельства, что вместе с ними на борт проник еще один человек. Посторонний.

– Угу, – все также терпеливо поддакивал капитан, потирая ладонью волосатый нос.

– В этих обстоятельствах мы не можем разрешить выход судна в море без досмотра.

– Угу.

– Мы можем приступить?

– Э-э-э… Зачем? – Степан непонимающе прищуривался, и его глаза на мгновение скрывались за густыми бровями.

Далее все повторялось заново.

Актерские способности Степана были изумительны. Стоило чиновнику начать проявлять нетерпение, как на лице капитана немедленно проступало осмысленное выражение. Он с серьезным видом задавал пару-тройку вопросов, убеждался, что собеседник снова обрел положенное должностное спокойствие, после чего вновь возвращал себе беспросветно-придурковатый вид.

Между тем, погода, очевидно, портилась. "Марианну", отдавшую якорь на внешнем рейде, изрядно потряхивало, и лица присутствующих, за исключением моряков, начали утрачивать свои естественные цвета. Это заставило чиновника форсировать процесс.

– Так, – заявил он, – либо мы сейчас же досматриваем судно, либо я уезжаю.

– Досматриваете судно? – неподдельно удивился Степан, словно последний час речь хоть раз заходила о чем-то другом, – Зачем?

– У вас на борту могут быть нелегальные иммигранты, – чуть не завопил чиновник, стремительно избавляясь от остатков политкорректности.

– Эмигранты? – заинтересовался капитан, наивно хлопая глазами, – Какие эмигранты?

– Нелегальные! – кривясь уточнил чиновник. Видно было, что ему нехорошо.

– А, – радостно протянул Степан тоном внезапного прозрения.

Затем добавил с покаянной миной:

– Но… у меня нет на борту нелегальных иммигрантов.

– Проверим, – через силу выдавил инспектор и дернулся к выходу.

– Погодите, – остановил его капитан. Очевидно, внезапно обретенное озарение подсказало ему особенно сильный аргумент, – но ведь вы не можете найти у меня не-ле-галь-ных эмигрантов, их тут нет!

– Проверим, – повторил чиновник.

Будь у него в руке бейсбольная бита или хотя бы хоккейная клюшка, Степану наверняка пришлось бы плохо. – Если вы действительно не везете ничего запрещенного, то сможете немедленно выйти в рейс.

– Выйти в рейс? – просиял Шерстопят, словно наконец-то услышал знакомое слово. И добавил укоризненно:

– Так бы сразу и сказали…

И, широко распахнув громоздкую металлическую дверь, завопил что есть мочи:

– Приготовиться к отходу!

Воспользовавшись моментом, чиновник молнией метнулся к трапу. Следом за ним потащились двое его подручных.

Вслед им послышалось недоуменно-ворчливое:

– Эй, кто-нибудь, покажите товарищам судно! Им нужны какие-то эмигранты… поищите с ними… Хотя вообще-то у нас порожняк.

– Если я когда-нибудь соберусь писать книгу, – серьезно проговорил Руслик, – эти два персонажа будут первыми в очереди.

– Жаль, что ты не Чехов, – резюмировал я, и мы одновременно поднялись из-за стола.

* * *

– Привет, – сказала Галка удивленно и немного растерянно, – Проходи.

Я зашел в длинный темноватый коридор и принялся, неловко озираясь, выглядывать Руслана.

– Он сейчас, – подсказала Галка, без труда угадав, что я ищу.

– Руслик! – позвала она в глубину коридора, – это Игорь.

Он появился в халате и шлепанцах на босу ногу – ни дать, ни взять турецкий визирь на заслуженном отдыхе. Странно, что жена разрешила ему шляться в таком наряде: сама она в жизни не позволила бы себе ходить расхристанной даже дома. В тот момент я впервые поймал себя на том, что частенько думаю про нее без всякой на то причины. Я вдруг осознал, что за пятнадцать лет знакомства ни разу не видел Галку неопрятной, неряшливо одетой или непричесанной. Мы ходили в походы, ездили на пикники, как-то по молодости даже прыгали с парашютом, но везде она неведомо как находила время привести себя в порядок. И еще я подумал, что, если бы среди моих девушек была такая, которая могла бы, родив двоих детей, так же выглядеть в тридцать один год, я наверняка присмотрелся бы к ней серьезнее.

Я так замечтался, что возникшая пауза получилась неловкой. Пришлось спешно доставать из-за спины цветы и коньяк и, повесив на лицо глуповатую улыбку, орать: "Поздравляю", хотя выглядело все это натянуто и неудобно.

На лицах Габоевых появилось ратерянное выражение.

– Спасибо, – приняла букет Галка. – А с чем?

Тут настала моя очередь изумляться.

–. Ребята, вы что? У вас же сегодня десять лет.