В сторону (от) текста. Мотивы и мотивации

По убеждению в свойстве недуга, г. Левашов приступил к лечению. Средствами его были пилюли и порошки. Пилюли величиною в малую картечную пулю, темноватые, с сильным своеобразным запахом, непротивные вкусу и обонянию, – делаются из трав, секрет которых потомственно передается в роде Левашовых. Порошки зеленовато-серые, принимаются в воде и в лечении имеют характер только вспомогательный. После первой пилюли больной заснул; проспал непрерывно четыре часа; проснулся уже в совершенном сознании, почувствовал легкую испарину и тотчас же попросил лекарства. Затем лечение пошло нормальным ходом; весь процесс его кончился приемом четвертой пилюли; но уже с первой больной находился в полном выздоровлении: припадки не возобновлялись, тоски не было, все жизненные отправления шли, как у здорового человека[225 - Заметки. С. 277.].

Уезжая от своего благодетеля, Иванченко

вписал имя свое в книге излеченных г. Левашовым от бешенства под № 1791 и получил от него наставления о всей важности строжайшего соблюдения диеты, довольно впрочем легкой, так как требуется только не курить в течение двух недель и воздерживаться целый год от употребления вина, водки, кофе, пряностей, слишком питательного мяса и вообще всего горячительного.

Иванченко рассказывал также о виденном им излечении дьякона, укушенного бешеным волком.

Несчастный был уже в полном исступлении: ревел как зверь и рвал себе грудь ногтями, запуская их с такой силою, что за ногтями и концы пальцев уходили в разорванное тело. Скованного по ногам и рукам, уложили страдальца на постель, развели зубы ножом, вложили пилюлю в рот и протолкнули ее через горло…

Действие лекарства было столь же чудотворным, что и в случае с Иванченко: больной заснул и затем пошел на поправку, «через несколько дней дьякон, совершенно здоровый, отправился домой». Но этого мало: «Не довольствуясь спасением людей, А. Н. Левашов также успешно лечит от бешенства животных» (приводится рассказ об излечении бешеной собаки, перекусавшей гончую стаю, и заразившихся от нее гончих). При всем своем искусстве врачевания Левашов не берет денег за чудесные исцеления:

Желающие делают вклады в приходскую церковь села Пехлец. Всем прибегающим к нему за помощью, даже по переписке, высылает он, разумеется безвозмездно, пилюли и порошки, с наставлением к их употреблению; но пилюли действительны только в течение одной недели от дня, когда сделаны.

В примечании к перепечатанной статье говорилось, что «при таком бескорыстии г. Левашова, остается только желать, чтобы он не держал в тайне своего способа лечения». Желанию этому не суждено было оправдаться: человеколюбие владельца села Пехлец Ряжского уезда Рязанской губернии не подвигло его к тому, чтобы обнародовать рецептуру своих чудесных пилюль, о которых мы только и знаем, что они были «темноватые, с сильным своеобразным запахом, непротивные вкусу и обонянию»[226 - Там же.].

Известные к началу 1860?х годов способы лечения водобоязни обобщил гомеопат Василий Дерикер в статье (изданной позже отдельной брошюрой) «Секретные и несекретные средства от водобоязни и покусов бешеных собак» (1863). Руководствуясь просветительским стремлением указать на ненадежность многих из таких средств, Дерикер обращался к публике с напоминанием о том, что часто новые лекарства рекламируются только из своекорыстных побуждений, и призывал знахарей честно делиться своими тайными знаниями[227 - Дерикер В. Секретные и несекретные средства от водобоязни и покусов бешеных собак. СПб., 1863. Ранее опубликована в журнале: Народная беседа. 1863. № 2. О В. В. Дерикере (1815–1878): Космодемьянский Л. В., Бондаренко Г. Н. В. В. Дерикер – создатель первого гомеопатического общества в России (основные вехи жизни) // Гомеопатический ежегодник. М., 1997. С. 17–27.]. Анонимный рецензент работы Дерикера в «Журнале гомеопатического лечения» подчеркивал ее медицинскую и социальную актуальность:

Предмет этот до чрезвычайности важен: несчастные случаи от покусов бешеными собаками встречаются очень часто и повсеместно, но от всех хваленых лекарств толку мало. В Петербурге со днем год уже толкуют в газетах о том, как бы или истребить всех собак на улицах или понадевать на всех намордники, чтобы не кусались. <…> Но не только по городам и селам, по мелким городам полиции с этим не управиться. Притом намордник не прекратит собачьего бешенства <…> да и помешает ли это заболевшей искусать своих хозяев? Конечно нет[228 - Самое лучшее средство от покуса бешеною собакой // Журнал гомеопатического лечения. 1863. № 2 (общий отдельный переплет: СПб.: Тип. Гогеннфельдена и Ко., 1865). С. 36. Двенадцать лет спустя в Нижнем Новгороде страх перед собачьим бешенством вылился в массовое убийство собак, когда за один день – 13 января – было уничтожено больше тысячи животных. Инициаторами этого мероприятия выступила полиция, обещавшая по 15 копеек за каждую убитую собаку (Журнал охоты. 1875. Т. 2. № 4. С. 70–71 (раздел «Смесь»).].

Но значение работы Дерикера рецензент видел также в том, что неудовлетворительность имеющихся средств против водобоязни однозначно указывает, что современная аллопатическая медицина не в состоянии справиться с болезнью: «Вот еще и еще раз оказывается, как бесплодна эта знаменитая, научностью удобренная почва! „Вот вам признаки собачьего бешенства, изучите их – и будьте осторожны! <…> Если вы укушены – вы неизбежно приговорены к смерти“». Автор рецензии не сомневался, что «самое лучшее средство от покуса бешеною собакой» найдут гомеопаты[229 - Сарказм автора вызван, в частности, итогами доклада в парижской академии медицины, сделанного доктором Буле (Bouley) от имени комиссии, занимавшейся изучением собачьего бешенства: «Исследование господина Булейя [sic!] и его товарищей заслуживает полного уважения и благодарности. Но каков от него результат для „рациональной“ школы? Никакого!» (Самое лучшее средство от покуса бешеною собакой. С. 43).].

В 1866 году Дерикер посвятил отдельное сочинение народным средствам врачевания бешенства, в ряду которых читатель узнавал, что в Петербургской губернии от водобоязни используют кровь самого бешеного животного, а на Украине теплую кровь то ли утки-широконоски (Anas clypeata), то ли выхухоля. Помимо подобной фармакопеи, простое население повсеместно верило в силу заговоров и заклинаний, противодействующих водобоязни[230 - Дерикер В. Сборник народноврачебных средств, знахарями в России употребляемых. СПб., 1866 С. 189.]. А. Н. Энгельгардт, изнутри наблюдавший жизнь русской деревни в Смоленской губернии в 1870–1880?е годы, в одном из своих «писем», датируемых тем же 1875 годом, когда печатается третья часть журнального издания «Анны Карениной», включавшая сцену встречи Левина с бешеной собакой, сообщал о появившемся в окрестностях бешеном волке, перекусавшем насмерть несколько человек:

Спасся только один, который, будучи легко ранен, прибежал тотчас к нам в деревню – я его видел и никогда выражения испуга на его лице не забуду, да и как не испугаться, зная, что через несколько дней взбесишься? – к старику-пруднику Андриану, чтобы тот заговорил рану. Хотя Андриан и отказался заговорить, объяснив, что он может заговаривать только от укушения бешеной собаки, но от укушения бешеного зверя не может, силы ему такой не дано, однако указал другого старика, который успел заговорить вовремя, и мужик остался жив[231 - Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем. 1872–1887. СПб.: Наука, 1999. С. 150. Письмо пятое, написано в 1875 г., опубликовано на следующий год в «Отечественных записках» (1876. № 9).].

5

Таким был ближайший контекст сведений, которые мог знать Толстой о собачьем бешенстве и способах его лечения. Можно быть уверенным, что контекст этот в той или иной степени Толстого интересовал. Упоминание в «Войне и мире» о бешеной собаке, которую травят ее здоровые сородичи, показывает кинологический интерес и нетривиальную осведомленность писателя в собачьих повадках. Помимо истории со взбесившейся Булькой, писатель рассказывал собеседникам о происшествии, случившемся с ним во время службы на Кавказе, когда ему самому довелось счастливым образом избежать нападения бешеного волка. По воспоминаниям А. Б. Гольденвейзера, однажды за ужином, когда «говорили что-то о бешеных собаках», Толстой

рассказал, как накануне его отъезда с Кавказа он сидел поздно вечером с ребятишками, которые его очень любили. Вдруг в станицу забежал бешеный волк. Л. Н. побежал в хату за ружьем, а офицер, бывший тут, сказал, что ружье не заряжено. Л. Н. возразил, что в одном стволе есть заряд. Он перегнулся через забор и наткнулся прямо на волка. Л. Н. нажал курок, но офицер оказался прав: ружье было не заряжено и не выстрелило. К счастью, волк убежал[232 - Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого // Островский А. Молодой Толстой в записях современников / Ред. Б. М. Эйхенбаум. Л.: Изд-во писателей, 1929. С. 186.].

Запомнившиеся мемуаристам воспоминания писателя о Бульке и о происшествии, в котором он сам едва не стал жертвой бешеного волка, были, несомненно, автобиографически важны для Толстого. По свидетельству Д. П. Маковицкого, Толстой рассказывал также о том, как однажды «на Козловке (Козловой Засеке, ближайшей к Ясной Поляне станции Московско-Курской железной дороги, где Толстые часто встречали гостей. – К. Б.) бешеный волк искусал урядника и мужика и как они оба взбесились», другая история была известна ему от очевидцев нападения бешеного волка на деревенских жителей, когда зверя остановила женщина: «баба, на сына которой этот волк кинулся, задушила его; баба эта живет до сих пор. Она всунула волку руку почти по локоть в пасть. Волк искусал ее, но она осталась жива»[233 - Маковицкий Д. П. У Толстого. 1904–1910: «Яснополянские записки»: В 5 кн. // Литературное наследство; Т. 90. Кн. 1: 1904–1905. М.: Наука, 1979. С. 145–146. Запись от 21 января 1905 года.].

Историю про бабу, задушившую волка, Маковицкий услышал от Толстого в 1905 году, между тем писатель вспоминал происшествие двадцатилетней давности. В 1885 году оно послужило основой рассказа «Бешеный волк», написанного его своячницей Т. А. Кузминской (урожденной Берс) и присланного ею ему еще в рукописи с просьбой о редактировании. Из писем Толстого известно, что полученную рукопись он «тотчас же прочел и одобрил» (хотя и сожалел, что некоторые социально-психологические детали Кузминская выпустила: о притеснениях урядника, приказе закопать волка и перебить собак) и охотно вызвался рассказ поправить (оговорившись, впрочем, что «кажется, поправлять придется очень мало: рассказ очень интересный и просто написанный»)[234 - Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 63. Письма 1880–1886. М.; Л., 1934. С. 289. № 419. Письмо Т. А. Кузминской от 15–18 (?) октября 1885 г.]. Обещания Толстой не сдержал, и рассказ был напечатан без его исправлений в журнале «Вестник Европы» (1886, № 6), но, судя по дневнику того же Маковицкого, историю, пересказанную Кузминской, Толстой запомнил и ценил[235 - См. извинения Л. Н. Толстого, передаваемые им Т. А. Кузминской в письме к С. А. Толстой («у Тани проси за меня прощения, что я не исполнил ее поручения – поправить, – трудно»): Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Письма к С. А. Толстой. 1862–1886. Т. 83. М., 1938. С. 530. № 341. Письмо от 20 ноября 1885 г. Отмечу, что во всех известных нам комментариях это письмо не учитывается и, вопреки ему, указывается, что рассказ Кузминской был опубликован в редакции Л. Н. Толстого. Рассказ был позднее переиздан отдельной книжечкой: Кузминская Т. А. Бешеный волк. Истинное происшествие. М.: Тип. И. Д. Сытина, 1891.].

Значимость персональных воспоминаний во всех этих случаях представляется тем более важной, что с середины 1880?х годов как самим Толстым, так и его собеседниками они воспринимались в контексте мировой сенсации – сообщений о полученной Луи Пастером и Эмилем Ру в 1885 году антирабической (от лат. rabies – бешенство) вакцины. Работа Пастера широко освещалась в прессе, а в рекламе новой вакцины не последнюю роль играл сам ученый, вынужденный с нажимом отстаивать свое научное и медицинское открытие в исключительно парадоксальной ситуации, когда рекомендуемое лечение подразумевало уничтожение возбудителя бешенства, который при этом оставался невидимым. Пастер был убежден, что бешенство вызывается бактериями, недоступными микроскопическому наблюдению, но это не препятствует борьбе с ними. Способ такой борьбы Пастер и Ру видели в вакцинации, материалом для которой, после многочисленных экспериментов, стало высушивание зараженных тканей спинного мозга бешеного животного в атмосфере едкого калия при +23–25 °C и получение путем последовательного перепрививания (пассирования) полученной на их основе эмульсии вакцины ослабленного яда. Первые опыты прививания были продемонстрированы Пастером в 1884 году комиссии Французской академии наук на собаках. Результат эксперимента оказался ошеломительным: яд бешенства был привит 23 собакам из 42 подопытных, затем все собаки были поставлены в условия, когда они могли быть заражены бешенством. В результате все непривитые собаки были поражены болезнью, а привитые остались здоровыми.

На следующий, 1885 год, Пастер решился сделать прививку девятилетнему мальчику Жозефу Мейстеру, двумя днями ранее искусанному предположительно бешеной собакой. Двухнедельная вакцинация завершилась благополучно: ребенок выздоровел, а известие об этом стало национальным событием. В том же году в Париже открылась первая антирабическая станция, и уже через год число привитых пациентов, обнадеженных успехами нового метода, достигло более полутора тысяч человек. Российская известность к Пастеру пришла в 1886 году благодаря событиям, которые не только послужили его научной славе, но и стали стимулом к созданию в том же году антирабических станций в Одессе, Самаре, Варшаве, Петербурге, Москве; в 1887 году к ним добавились станции в Харькове, Киеве, Тифлисе и Иркутске[236 - Подробно об открытии пастеровских станций в России см.: Шевелева А. С., Николаева Р. Ф. Последний подвиг Луи Пастера. М.: Медицина, 1988. См. также: Шерстнева Е. В. Первые пастеровские станции в России // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012. № 2. С. 56–59.].

Одним из них стало происшествие, случившееся в ноябре 1885 года, когда взбесившейся собакой был искусан офицер лейб-гвардии Конного полка, входившего в Гвардейский корпус, которым командовал принц А. П. Ольденбургский. Принц, серьезно интересовавшийся медицинскими и биологическими исследованиями и уже известный к тому времени широкой благотворительностью в области просвещения и здравоохранения[237 - О деятельности принца А. П. Ольденбургского на поприще благотворительности и организации научных и медицинских учреждений см.: Анненкова Э. А., Голиков Ю. П. Принцы Ольденбургские в Петербурге. СПб.: Росток, 2004. С. 322–323, 397–413.], распорядился отправить раненого офицера в сопровождении военного врача Н. А. Круглевского в Париж для лечения у Пастера, а труп бешеной собаки передать в ветеринарный лазарет лейб-гвардии Конного полка (в Санкт-Петербурге, в здании на углу Конногвардейского бульвара и Благовещенской площади) врачу Х. И. Гельману для перевивки ее бешенства на кроликов и, таким образом, путем последовательных пассажей сохранить на них возбудитель до возвращения Круглевского, на которого возлагалась обязанность узнать от Пастера и его коллег о процессе изготовления вакцины.

Лечение прошло успешно, а вернувшийся в январе 1886 года из Парижа Н. А. Круглевский[238 - См. его отчет о поездке и первых опытах прививания: Круглевский H. A. О прививках людям собачьего бешенства // Труды общества русский врачей. 1886–1887. Т. 54. С. 120–124.] и Х. И. Гельман стали руководителями основанной на собственные средства принцем Ольденбургским Петербургской антирабической лаборатории и, позднее, прививочной станции[239 - В 1890 году А. П. Ольденбургский стал организатором и попечителем Императорского института экспериментальной медицины. Шуточную эпиграмму, отразившую его деятельность в качестве попечителя «антирабических» мероприятий этих лет, находим в дневнике министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа: «По улице бежит собака / А вот наш принц, он тих и мил, / Но, будочник, смотри, однако, / Чтоб он ее не укусил!» (Ламздорф В. Н. Дневник. 1886–1890. М.; Л: Гос. изд-во, 1926. С. 177. Запись от 13 марта 1889). Эпиграмма, записанная Ламздорфом, перефразирует известное четверостишие Д. Д. Минаева на В. П. Буренина: «По Невскому бежит собака, за ней Буренин, тих и мил…» (Поэты «Искры»: Д. Д. Минаев, В. И. Богданов, Н. С. Курочкин, П. И. Вейнберг, Г. Н. Жулев и др. Т. 2. Л.: Сов. писатель, 1955. С. 346).]. Пастер безвозмездно делился своим методом вакцинации с приезжавшими и стажировавшимися у него российскими врачами (Н. Ф. Гамалеей, И. И. Мечниковым, Н. М. Унковским, П. Ф. Петерманом), передав им сразу несколько партий обновленного прививочного материала – теперь, как это предполагалось и принцем Ольденбургским, таким материалом стали живые кролики, зараженные устойчивым вирусом бешенства.

Эксперименты Пастера по лечению водобоязни. Wellcome Collection gallery. CC-BY-4.0

Опыты вакцинации укушенных собаками и волками широко освещались в столичной и провинциальной прессе. Дополнительным поводом к такому освещению стало событие, случившееся ранним утром 17 февраля 1886 года в городе Белом Бельского уезда Смоленской губернии и его окрестностях, где бешеный волк искусал 19 человек. Благодаря настоянию одного из них – престарелого священника Николаевской церкви дьякона Василия Ершова – и хлопотам местных уездных и губернских властей Пастеру были отправлены две телеграммы с просьбой принять пострадавших, на которые тот ответил незамедлительным согласием (по знаменательному совпадению, в тот же самый день Пастер торжественно докладывал на расширенном заседании Французской академии наук, на котором присутствовали также члены правительства и премьер-министр Франции, об успешном антирабическом лечении по его методу первых 350 пациентов).

Происшествие в Белом и ответ Пастера каким-то образом дошли до К. П. Победоносцева (скорее всего, благодаря сообщению его давнего друга и конфидента С. А. Рачинского[240 - Марковская Ю. Л. С. А. Рачинский и К. П. Победоносцев: рождение программы консервативно-православной реформы начальной школы во второй половине XIX века (на основе личной переписки) // Вестник Сургутского гос. пед. ун-та. 2015. № 3 (36). С. 131–139.], бывшего профессора ботаники Московского университета, вернувшегося к тому времени в родовое имение Татево того же Бельского уезда и выступавшего в работе уездного собрания в выборной роли «гласного»), а через него – до великого князя Владимира Александровича и его брата императора Александра III. Наконец, 24 февраля по распоряжению императора за счет казны и на личные пожертвования (из почти 4000 собранных рублей 700 были пожертвованы императором) 18 пострадавших были отправлены поездом в Париж, куда они прибыли 1 марта (отец Василий приехал в Париж за несколько дней до этого самостоятельно)[241 - 24 февраля 1886 г. К. П. Победоносцев сообщал Александру III, что «наиболее опасные» из пострадавших отправлены в Париж (К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. I. М.; Л., 1927. С. 559).]. Об истории последующего лечения российские газеты сообщали почти ежедневно – сама необычность появления в Париже 19 человек из провинциальной России служила источником не только медицинских, но и этнографических подробностей. Французы удивлялись овчинным полушубкам русских мужиков и умилялись их желанию поесть черного хлеба и соленых огурцов (каковые им не без труда, как сообщалось, раздобыл-таки на улице Капуцинов сердобольный французский врач, посетивший их в больнице Отель-Дьё). Пастер, не имевший к тому времени опыта лечения укусов волка, приступил к вакцинации пострадавших только на четырнадцатый день после происшествия. 9 марта, девять дней спустя после начала лечения, один из пациентов, пожарный Матвей Кожеуров, умер (при вскрытии черепа в теменной области умершего был найден обломанный волчий зуб, но причиной его смерти, как было установлено, послужило удушье, указывающее на развитие болезни), 21 марта умер еще один больной, крестьянин Владимир Афиногенов, с глубокой раной на шее, доходившей до подчелюстных слюнных желез, и явными признаками водобоязни, а еще через несколько дней – третий, 21-летний мещанин Петр Головинский, наиболее тяжело пострадавший от волчьих укусов (которых только в области головы насчитывалось более пятидесяти). Однако остальные пациенты явно шли на поправку, и после получения трех курсов прививок (в общей сложности каждый получил по 35 прививок) – спустя месяц после начала лечения – 16 выживших смолян отбыли в Россию[242 - Шевелев А. С. Смоленские «Парижане» // Край смоленский. 1993. № 5–6, 7–8, 9–10. Священник Василий Ершов, благодаря инициативе которого его земляки отправились в Париж, сделался позднее известным: упоминался в русской и французской прессе в связи с Пастером, удостоился внимания К. П. Победоносцева и звания протоирея (Шевелев А. С. Житие отца Василия Ершова [Текст] / А. С. Шевелев // Природа. 1993. № 5. С. 95–102).].

Смоляне в Париже. Фотография на обложке журнала L’ Illustration, 27 марта 1886

История смолян была не единственной, в которой Пастер выступал в роли спасителя русских. В марте того же 1886 года в Самаре бешеной собакой был искусан трехлетний мальчик Дима Калябин. Новости об этом событии всколыхнули весь город, и пострадавший ребенок, благодаря общественной поддержке, в сопровождении отца и двух врачей Самарской губернской земской больницы В. Н. Хардина и В. А. Паршенского был также отправлен в Париж в клинику Пастера. Курс вакцинации продолжался почти месяц и завершился выздоровлением мальчика. Между тем в Париж в сопровождении врачей той же самарской больницы В. Родзевича и Н. Шаровского были доставлены еще пять искусанных бешеным волком крестьян – на этот раз из Ставропольской губернии. Ко времени приезда у одного из них уже развились признаки водобоязни, и он вскоре умер, но четверо других выжили[243 - Шеремеев Е. Е. Земский и общественный деятель Самары А. Н. Хардин (1842–1910 гг.) // Знобишинские чтения: Теоретический и научно-методический журнал. Самара: Изд-во СамГПУ, 2005. С. 169–183. Позднее И. А. Бунин в повести «Деревня» (1909) опишет искусанных бешеным волком украинских крестьян, угрюмо и покорно ждущих на станции поезда: их шапки «держались на чем-то страшном – на круглых головах, увязанных жесткой от засохшей сукровицы марлей, над запухшими глазами, над вздутыми и остекленевшими лицами в зелено-желтых кровоподтеках, в запекшихся и почерневших ранах: хохлы были покусаны бешеным волком, отправлены в Киев в лечебницу и по суткам сидели чуть не на каждой большой станции без хлеба и без копейки денег» (Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 3. М.: Терра, 2009. C. 62).].

В глазах широкого российского читателя 1886 год стал годом если не научного, то общественного триумфа Пастера. Из газетных сообщений читатель узнавал, что в знак благодарности за спасение жертв бешеного волка правительство пожертвовало Институту Пастера в Париже 100 тысяч франков (равных по курсу 40 тысячам рублей), а сам Пастер был удостоен орденом Анны I степени с бриллиантами.

6

Общественное внимание к Пастеру, новым методам лечения и самой проблеме собачьего бешенства множит литературные, а шире – риторические возможности темы. В 1886 году публикуется вышеупомянутый рассказ Т. А. Кузминской «Бешеный волк». Тем же годом датируется стихотворение ценимого Толстым Алексея Жемчужникова, где выразительное описание встречи с бешеной собакой послужило поводом к тому, чтобы вспомнить об известном публицисте (под которым современники легко угадывали М. Н. Каткова):

Я летом посетил немало деревень,
Где слышать мне пришлось едва ль не каждый день
О грозном бедствии в быту крестьян убогом
От бешеных собак, бродящих по дорогам.
Такую видел я собаку сам вблизи.
Навстречу мне она, худая, вся в грязи,
Шла, пробираяся по кочкам поля топким,
С опущенным хвостом, со взглядом злобно-робким,
Следящим, как шпион разгаданный, за мной,
И с длинной, до земли, тягучею слюной.
Я, в сторону свернув, ей уступил дорогу
И с нею без беды расстался, слава богу.
Меж тем она мой ум – опасность чуть прошла —
На любопытное сближенье навела.
Не стану разбирать, счастливо ли и кстати ль, —
Мне вспомнился один наш публицист-писатель.
А раз он вспомнился, то ясно почему, —
Едва лишь только мысль представится уму
О псах, блюющих смерть из пастей ядовитых, —
И ряд его статей я вспомню знаменитых[244 - Жемчужников А. М. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1963. С. 147. Образ этот в русской литературе не нов, см. эпиграмму А. С. Пушкина на М. Т. Каченовского (1824): «Охотник до журнальной драки, / Сей усыпительный зоил / Разводит опиум чернил / Слюною бешеной собаки» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 2. Стихотворения 1817–1825. М.; Л., 1949. С. 346).].

В том же 1886 году молодой А. П. Чехов за подписью Чехонте опубликовал два по видимости анекдотичных рассказа – «Водобоязнь» (в поздней редакции – «Волк») и «В Париж!» – в которых тематизация собачьего бешенства хотя и иронично, но не без грустного сарказма напоминала читателю о роли случайностей и житейской непредсказуемости. В рассказе «Водобоязнь» тревожное сообщение о появлении поблизости бешеного волка, пугающе детальные разговоры приятелей-охотников о страшной болезни и безнадежности ее лечения предваряют действительную схватку одного из них с волком. Не растерявшемуся и физически сильному герою – помещику Нилову, председателю мирового съезда, – удалось руками на весу удерживать зверя, пока не подоспела помощь, но все-таки не удалось избежать глубокой раны, и следующие дни становятся для него психической пыткой: он мечется между знахарями и врачами, готов заплатить 50 тысяч любому, кто ему поможет (то есть больше, чем российское правительство пожертвовало институту Пастера в Париже), пока, наконец, не утешается обнадеживающими объяснениями доктора, что не всякий укус заканчивается водобоязнью (здесь Чехов демонстрирует свою медицинскую выучку и приводит сравнительно верную статистику заболеваний: 30 случаев из 100). У героя было сильное кровотечение, и это значит, что даже если яд попал в рану, он вытек вместе с кровью, а самое важное – неизвестно, был ли вообще напавший на него волк бешеным. В итоге, хотя и успокоенный врачом, Нилов, поседевший и психологически надломленный, впадает в «мистицизм» и черствеет сердцем к окружающим[245 - Чехонте А. Водобоязнь // Петербургская газета. 1886. № 74. 17 марта. С. 3. В том же номере было помещено сообщение о смерти человека, укушенного бешеным волком («Изо дня в день»). В газетной редакции рассказа упоминание о мистицизме, в который впадает главный герой (убранное из окончательной редакции текста), сюжетно перекликается с равно сатирическим и «мистическим» рассказом И. С. Тургенева «Собака» (1866). Герой Тургенева – калужский помещик и бывший гусар – рассказывает «сверхъестественную» историю о том, как он дважды подвергнулся нападению бешеной собаки и оба раза был спасен от смертельной опасности благодаря верному псу Трезору, которого он когда-то, когда тот еще был щенком, купил по совету богомольного старика. Известно, что Чехов высоко ценил и перечитывал рассказ Тургенева (см.: Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 5. М., 1977. С. 174. Письмо А. С. Суворину от 24 февраля 1893).].

Рассказ «В Париж!» в большей степени комичен, но тоже напоминал читателю о недавней истории смолян и их лечении у Пастера. Два приятеля – секретарь земской управы Грязнов и учитель уездного училища Лампадкин – возвращаются навеселе из гостей и попутно раззадоривают встретившуюся им дворняжку. Дворняжка кусает одного из них за палец (в написанном за два года до того рассказе «Хамелеон» (1884) дворняжка так же кусает подвыпившего «золотых дел мастера Хрюкина»), а другого – за икру. История не остается неизвестной: уездное общество встревожено и снаряжает укушенных отправиться в Париж. Те отправляются – один охотно, а другой нехотя и негодуя («Пусть лучше сбешусь, чем к пастору (то есть к Пастеру. – К. Б.) ехать!»), но четыре дня спустя один из них возвращается обратно: выясняется, что добрались они только до Курска, где после очередной попойки лишились всех собранных им на дорогу денег[246 - Чехонте А. В Париж! // Осколки. 1886. № 12. 22 марта. С. 4–5. = Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. Т. 5. М.: Наука, 1976. С. 46–51.].

Первый из этих рассказов нравился Толстому. Судя по записи в дневнике Д. П. Маковицкого, в 1905 году Толстой читал его вслух ему и В. Н. Тенишеву в новой редакции – по публикации в журнале «Русская мысль» под названием «Волк» (в этой, значительно сокращенной и печатающейся в последующих собраниях сочинений Чехова, редакции рассказа главный герой в итоге изображен более привлекательным и добродушно-жизнелюбивым)[247 - Чехов А. П. Волк // Русская мысль. 1905. № 1. С. 153–159. = Чехов А. П. Волк // Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. Т. 5. М.: Наука, 1976. С. 39–45.]. Затем писатель вспоминал известные ему истории о бешеных собаках и решительно заявил, что сам он не верит в прививки Пастера и, доведись ему быть укушенным, не стал бы обращаться к медицинской помощи:

– Я не верю в прививку Пастера, – сказал Л. Н.

Одна яснополянская крестьянка рассказывала мне, что, когда ее корову искусала бешеная собака, она боялась, что заразилась от этой коровы бешенством, и решила ехать в Москву на освидетельствование врачей. Л. Н. сказал ей: «Напрасно ты едешь. Меня бы хоть три собаки укусили, я бы не поехал»[248 - Маковицкий Д. П. У Толстого. 1904–1910: «Яснополянские записки»: В 5 кн. // Литературное наследство; Т. 90. Кн. 1: 1904–1905. М.: Наука, 1979. С. 145–146.].

О неверии в эффективность вакцинации Толстой говорил и раньше. В 1894 году В. Ф. Лазурский записал в дневнике, как Толстой «задирал» посетивших его студента-медика и врача-ординатора заявлениями о социальной несправедливости медицины (впрочем, «медицинская помощь и для богатых классов уж не так благодетельна, как кажется, и что, в общем, процент выздоровления без медицинской помощи такой же, как с медицинской помощью») и бесполезности пастеровских прививок («Он следил за статистическими таблицами и в них находил подтверждение своего мнения»)[249 - Лазурский В. Ф. Дневник. Ясная Поляна // Литературное наследство. Т. 37–38. М.: Изд-во АН СССР, 1939. С. 481. Записи от 6 и 7 августа 1894 года.]. Менее категоричным в оценке открытий Пастера Толстой был в разговорах с лечившим его в том же году доктором Н. А. Белоголовым, но оставался при своем убеждении, что методика вакцинации еще не оправдала себя и кажется спорной[250 - «Разве уж его лечение водобоязни так оправдало себя? Мне кажется, это еще спорно, – сказал Толстой – я, признаюсь, пока верю только его успеху лечения сибирской язвы». – «Ну, нет, и статистика прямо показывает, что смертность от водобоязни сильно понизилась, и лечение оказывается безрезультатным только в тех случаях, где применяется слишком поздно» (Белоголовый Н. А. Свидание с гр. Л. Н. Толстым // Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. 4?е изд. СПб.: Тип. Б. М. Вольфа, 1901. С. 557–558).]. Пятнадцатью годами позже И. И. Мечников (бывший к тому времени заместителем директора Парижского института Пастера), посетивший Ясную Поляну в 1909 году, за год до смерти писателя, убедится, что Толстой так и «не оценил сделавших переворот в медицине открытий Пастера»[251 - Мечников И. И. День у Толстого в Ясной Поляне // Мечников И. И. Академическое собр. соч. Т. 13. М.: Гос. изд-во мед. лит., 1954. С. 223–224.].

Вместе с тем основания для сомнений у Толстого были. Несмотря на широко обнародованные успехи в борьбе с собачьим бешенством, метод Пастера не внушал всеобщего доверия уже в силу того обстоятельства, что всемирно прославленный ученый был по образованию не врачом, но химиком, и при этом боролся с тем, чего он не видел (о том, что возбудителем болезни является не микроб, а фильтрующийся вирус, станет известно только в 1903 году, уже после смерти Пастера, – это установит Пьер Ремленже). Странным было и то, что вакцина прививалась пациентам после начала предполагаемой у них болезни, а не до ее возникновения, как это практиковалось, например, при прививках оспы. Но и это не гарантировало выздоровления (первой трагедией, продемонстрировавшей, что позднее введение вакцины является бесполезным, стала смерть в ноябре 1885 года 10-летней Луизы Пеллетье, лечение которой Пастер начал только 37 дней спустя после полученных ею страшных укусов)[252 - В повести В. В. Вересаева «На повороте» (1901) такова сцена с описанием мучительных приступов гидрофобии у обреченного больного, которому прививки были сделаны только три месяца спустя после полученных им укусов бешеной собаки.]. Наконец, статистика, призванная показать успешность нового метода, оставалась малодоказательной по той причине, что привитые Пастером пациенты могли быть равно объявлены как излечившимися, так и не заболевшими[253 - О ненадежности первых статистических данных применительно к результатам пастеровской вакцинации см.: Русская мысль. 1887. Т. 8. Вып. 3. С. 177; Реальная энциклопедия медицинских наук. Медико-хирургический словарь. Т. 3. СПб.: Изд-во В. С. Эттингера, 1892. С. 1892.].

Особенно непримиримыми критиками Пастера были английские и немецкие медики (в последнем случае аргументы собственно научного характера окрашивались политической антипатией немецких и французских ученых после Франко-прусской войны 1870–1871 года). Но единодушного одобрения нового метода не было ни во Франции, ни в России[254 - Абрамов Я. В. Новейшие успехи знания: Популярные очерки. СПб.: Тип. Ю. П. Эрлих, 1890. С. 55.]. Претензии к Пастеру – то, что он химик, а не врач, то, что приводимая им статистика выздоровлений не поддается проверке ввиду ее тенденциозности (неопределенности того, насколько спасительными являются прививки, при учете сомнительной болезни животного и возможности выздоровления непривитого пациента), усугублялись поведенческой стратегией самого исследователя, эффектно позиционировавшего себя в качестве непогрешимого экспериментатора и страстного патриота, добившегося беспрецедентной финансовой поддержки со стороны французского правительства. Скрупулезное исследование Джеральда Гейсона лабораторных записей и конфиденциальной переписки Пастера показывает, что следование подобной стратегии не было этически бесконфликтным, сопровождалось подтасовкой фактов, ложной саморекламой и выдачей желаемого за действительное[255 - Geison G. L. The Private Science of Louis Pasteur. Princeton: Princeton UP, 1995.].

Принятая Пастером роль «спасителя человечества» раздражала многих. В пылу полемики недоброжелатели исследователя утверждали, что и сама болезнь, называемая водобоязнью, преимущественно есть болезнь воображаемая (Lyssophobia, Hydrophobia imaginaria), вызываемая самовнушением – страхом безумия и мучительной смерти от укусов животных, что бешеные животные встречаются исключительно редко, а то, что в прошлом считалось смертью от бешенства, должно объяснять смертью от столбняка (tetanus) или других неврологических расстройств, которые, возможно, также вызываются инфекциями (истерия, эпилепсия). Наконец, кульминацией антипастеровских высказываний стали конспирологические (и по закону жанра часто взаимоисключающие) обвинения в неблаговидных и даже преступных поступках исследователя – от якобы присвоенного им метода вакцинации[256 - Бразоль Л. Дженнеризм и пастеризм: Критический очерк научных и эмпирических оснований оспопрививания. Харьков, 1885. С. 32–33.] до намеренного сокрытия гибели пациентов ради почета и наживы[257 - Конспирологическими обвинениями по адресу Пастера особенно богаты работы адептов гомеопатии, последовательно выступающих против вакцинации; см., напр.: Hume E. D. Chicago, Covici-McGee, 1923 (расширенное переиздание: Hume E. D. Pasteur Exposed – germs, genes, vaccines: The False Foundations of Modern Medicine. Denmark, W. A.: Bookreal, 1989); De Kruif P. Microbe Hunters. New York: Harcourt, Brace & World, 1926; McBean E. The Poisoned Needle: Suppressed Facts about Vaccination. Mokelumne Hill, CA: Health Research, 1957.].