Гастролеры, или Возвращение Остапа

Виолетта, не скрывая сарказма, кивнула, с удовольствием слушая болтовню своего нового знакомого.

– Вот, пожалуйста, – эксперт ткнул пальцем в изрядно потрёпанную книгу. – «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. «Рабыня Изаура» Бернарду Гимарайнша, «Драма на охоте» Антон Палыча, «Сестра Керри» Теодора Драйзера. Слезоточивых книг крайне мало. К отряду парнокопытных меланхоликов я отнести тебя не могу, хотя при более детальном подходе… – гость посмотрел на хозяйку в попытке определить её реакцию, последовавшую, впрочем, незамедлительно.

– Более детального подхода не будет, даже невзирая на то, что ты застуженный… мастер с понтом.

– Суду всё ясно. Попробуем протестировать тебя относительно отряда флегматиков, – Жульдя-Бандя стал рыскать глазами по книжным полкам. – Флегматики рациональны и уравновешенны. Семь раз отмерит, потом будет полгода думать – стоит ли отрезать?! Что могут читать флегматики?! А ничего эти чёртовы флегматики читать не могут, так – всякую пошлятину – «Как построить сельский дом», «Практические советы домохозяйке». – Философ вынул тонкую, салатного цвета книжку в мягком переплёте. – Ага, вот – Владимир Михайлович Дубровский «Плетение из ивового прута».

Виолетта взяла «Плетение…» с тем, чтобы утвердиться в обратном, поскольку В. М. Дубровский вполне мог быть Виктором Максимовичем или Валентином Макаровичем.

Пока она вчитывалась в оглавление, молодой человек, выступивший уже в качестве психолога, продолжал:

– Флегматики могут почитывать журнальчик «Сделай сам» либо газетёнку типа «Правда», с которой у нас большие проблемы, или «Труд», давно утративший свою актуальность. Трудиться теперь не модно. Это стало правилом дурного тона. Работают умственно отсталые…

Виолетта хихикнула, с лёгкой руки гостя, попав в этот подвид недоразвитого отряда человечества. Она, после просмотра оглавления, убедившись в том, что Дубровского зовут именно Владимиром Михайловичем, спросила об этом гостя, на что тот отвечал:

– Кто ж не знает Владимира Михайловича Дубровского?! Ведь помимо «Плетения из ивового прута», он написал ещё и «Вязание из конского волоса», «Изготовление дачных домиков из перепелиного помёта»…

– Всё, достаточно, – оборвала хозяйка, так и не получив вразумительного ответа.

– У флегматиков на книжных полках могут храниться бредовые идеи политэкономических авантюристов Маркса, Ленина и Энгельса, – продолжал Жульдя-Бандя своё повествование. – Эта святая троица добросовестно заблуждалась, проповедуя доктрину всеобщего рая. Всеобщего рая не будет! Рай только для избранных…

– К которым, как видим, ты не относишься, – уколов умника ежовым взглядом, заметила слушательница.

– Увы-с. Сегодня мы наблюдаем предсмертные конвульсии развитого социализма, предтечи так и не состоявшегося коммунизма, в котором идиоты и гении должны были стоять на одной ступеньке социальной иерархической лестницы, собственно, и состоящей из одной ступеньки. И что теперь получается? – декламатор устремил взгляд на единственную слушательницу. – В доктрине коммунистического рая – каждому по потребности, от каждого по способности. Я, выкладывая всю мощь своего интеллекта, буду кормить десятипудового борова, хрюкающего у корыта, а мне подадут скромную мисочку: «Кушайте, товарищ». Коммунизм – это утопия, – категорично заявил рассказчик, воскресив указательный палец. – Впрочем, себя исчерпает и капитализм, и на земле наступят свобода, равенство и блядство.

Виолетта хихикнула под воздействием «блядства», повенчанного рукой странствующего повесы со свободой и равенством.

– Последнее, запелёнатое в бархатное покрывало «сексуальной революции», семимильными шагами шествует по планете, инфицируя глупое человечество. Поскольку ни Маркса, ни Ленина, ни Энгельса на полках нету, стало быть, из тебя флегматик, как из бульдозериста оперный певец. Посему исключаем тебя из стройных рядов флегматиков… Виолетта, я тебе как брату скажу, – Жульдя-Бандя приобнял её за плечи никак не меньше, нежели сестру, – лет эдак через сто – сто пятьдесят уставшее от демонократии человечество совершит очередную пролетарскую революцию, и на земле воцарится анархия, которую с похмелья придумал Пьер Прудон. Это в том случае, если к этому времени генетически модифицированное человечество не истребит себя по собственному желанию. Выживут папуасы, эскимосы и, возможно, староверы, у которых нету в меню водки, майонеза, кетчупа и телевизора…

– Остались холерики и сангвеники…

– Сангвиники, – поправила Виолетта, видя преднамеренное надругательство над целым подотрядом человечества, в котором, с лёгкой руки собеседника, может оказаться и сама.

– Относительно холериков… – Жульдя-Бандя натрудил лицо умом, будто с подвидом холериков всё гораздо серьёзнее. – Холерики – это, конечно же, не переносчики холеры, как полагают самолюбивые неуравновешенные и неврастеничные меланхолики…

Виолетта, не скрывая сарказма, кивнула, выказывая согласие с доктриной философа.

– Холерики, душа моя, чрезмерно темпераментны. Они влюбляются с первого взгляда, при этом влюбляются с периодическим постоянством, доставляя ненужные хлопоты ни в чём не повинным патологоанатомам. Их либо убивают ревнивые супруги, либо они уходят из жизни добровольно, по собственному, так сказать, желанию, по причине неразделённой любви.

Слушательница улыбнулась, кивком головы подтвердив и это.

– Они неплохо обустроились в мире иллюзий, почитывая фантастику: Герберта Уэллса, Алексея Толстого, Беляева – «Человек-амфибия». Или вот, – исследователь извлёк с верхней полки «Чужака в чужой стране» Роберта Хайнлайна. Он стал прохаживаться по комнате, как всякий уважающий себя мыслитель, показывающий, что для обозначения глубины мыслей ему не хватает пространства. – Холерики любят читать романы, в которых народный мститель расправляется с целой бандой вооружённых до зубов головорезов, а потом банально умирает от дизентерии…

Виолетта хихикнула, очевидно, под впечатлением от бесславной смерти одного из таких мстителей.

– Однако мы не наблюдаем ни фантастики, ни боевиков вроде «Тимура и его команды» Гайдара. Стало быть, из холериков мы тебя автоматически исключаем за проф, так сказать, непригодность. Остаются сангвиники. Слушай! – воскликнул абстракционист, чем немного обескуражил хозяйку, которая могла подумать, что тот потерял в трамвае бумажник. – Уже семь часов, а мы ни в одном глазу!

– Тебе дать в глаз?!

Жульдя-Бандя потикал пальцем:

– А вот этого делать не надо. В деревне, как известно, ровно в шесть дают пожрать тому, кто хочет есть (ремейк, Д. Байрон).

– Встают батрачить те, кто хочет есть.

– Виолетта, отчего ты такая злая? Ты опошлишь любое доброе начинание. У меня, если сказать по правде, даже аппетит пропал, – гость сделал скорбное по безвременно ушедшему аппетиту лицо. – Труд, конечно же, облагораживает человека, но не настолько, чтобы из него делать культ. Один мой знакомый, пожарный Боря Варченко, говорил: «Кто работал и трудился, тот давно уже накрылся, а кто филонил и скрывался – хоть больной, но жить остался».

Хозяйка засмеялась так искренне, что предварительное её исключение из подотряда склонных к депрессии меланхоликов было вполне оправданным.

Глава 25. Лёгкий философский экспромт на тему труда

Жульдя-Бандя, как всякий прелюбомудрствующий, стал прохаживаться по комнате, аккомпанируя себе руками.

– Мир, труд, май! – всё это от лукавого. Первое мая – это политическая вакханалия, предтеча Вальпургиевой ночи, великий шабаш, праздник ведьм или великая попойка. Все ведьмы Европы в ночь на первое мая гуртуются на Броккенской вершине в горах Гарца.

Слушательница улыбнулась слову «гуртуются», поскольку так называла эти мероприятия её бабушка Александра, мать отца.

– Поутру они спустились на русскую низменность, и это действо официальными властями было названо праздником солидарности трудящихся. В начальной стадии он напоминал политический крестный ход – торжественное шествие, в котором заместо хоругви – первопрестольный образ вождя мирового пролетариата, а на прочих – священные лики коммунистических апостолов политбюро. В завершении крестного хода – священный праздник солидарности трудящихся перетекает в грандиозный шабаш, устроенный этими же самыми трудящимися. Мы, кажется, отошли от темы…

– Вы, – уточнила слушательница.

Жульдя-Бандя кивнул, соглашаясь с обвинением.

– Да здравствует КП и СС! Пятилетку – за три года! Всё это уже выходит из моды. Это уже не актуально. За три года и дурак построит, а вот за тридцать! Тут нужен гений. И этот гений, как мессия, непременно придёт. Его нам подсуетят наши заклятые друзья из Соединенных Штатов Армении. Виолетта… – ненавязчивая пауза предполагала явление какой-нибудь ёмкой концентрированной мысли, – куда спешить – такой жара?!

Соцсоревнование, бригадный подряд – всё это уже не актуально. Кому нужен этот показной патриотизм: умные уехали на Запад – строить капитализм, а дураки на Восток – Байкало-Амурскую магистраль. Придёт время, и БАМ станут называть Шёлковый путь-2. Наши китайские братья будут перевозить по БАМу свои товары в Европу.

Диалог уже давно обратился в монолог, или, справедливее сказать, в театр одного актёра, с которым тот, заметим, успешно справлялся.

– Этого никогда не случится! – Виолетта потикала вооружённым острым коготком указательным пальчиком.

– Случится. Это лишь вопрос времени. Китайцы в своих географических атласах Дальний Восток, вплоть до Тюмени, обозначают китайской территорией. Они дождутся тех времён, когда империя рухнет и Россия станет обглоданной и оборванной нищенкой и, с протянутой рукой, будет просить подаяния у проклятых янков. Вот тогда-то они и выкупят Дальний Восток по рублю за гектар, как в своё время американцы выкупили у Александра, если не ошибаюсь, Второго, по остаточной стоимости Аляску. Моя безграмотная бабка, царствие ей небесное, которая, кстати, не верила ни в бога, ни в чёрта, – Жульдя-Бандя поставил торчмя указующий перст, – говорила, что наступят времена, когда китайцы забросают нас шапками. Наши женщины перестали рожать людей. Они стали рожать патриотов и идиотов!.– философ улыбнулся, заподозрив сию фразу в гениальности. – А ты знаешь, что объединяет патриота и идиота?..

Виолетта не знала и даже не догадывалась. Молча приподняв плечи, равнодушно покрутила головой.

– Место жительства, – Жульдя-Бандя победоносно окинул чистым голубым взором оппонентку, которая, к слову сказать, оппонировать и не помышляла. – Нет ничего страшнее консолидации идиотов и патриотов. Стадный патриотизм – одна из самых опасных форм идиотизма, – оратор предупреждающе воздвиг указательный палец. – Квазипатриоты на трибунах, идиоты – в окопах исполняют волю тиранов, – он сделал лёгкую паузу, дабы придать своим философским испражнениям монументальности. – А знаешь, какое лучшее средство от патриотизма?

– Водка?!

– Живущие в своём пролетарском невежестве русские слепо верят в то, что лучшим лекарством от меланхолии, депрессии и простуды является только водка. Они глубоко заблуждаются, поскольку депрессию может излечить женщина, а простуду – чай с малиновым вареньем. Водка лишь притупляет чувство страха. Запах тротила, пороха и напалма могут в одно мгновение превратить патриота в обыкновенного человека – трусливого, алчного космополита и циника… А ты не заметила…

Слушательница покрутила головой, поражаясь глубине интеллекта своего нового знакомого.

– …что с поля брани первыми бегут патриоты?

Виолетта обозначила это, перебирая указательным и средним пальчиками по подлокотнику спинки дивана.

– В душе они готовы крушить врага, но жопа думает иначе. Ей не нужны приключения. Включается инстинкт самосохранения, основной движущей силой которого являются ноги. При первых разрывах снарядов так называемые любители родины делают ноги, впрочем, это не мешает им впоследствии выстраиваться в очереди за орденами, медалями и пособиями.