В какой-то момент Жульдя-Бандя почувствовал стенания вопиющего желудка.
– Я жрать хочу, как семеро козлят! – улыбаясь, объявил он, цинично присвоив частицу интеллектуальной собственности ветхозаветных сказочников – братьев Гримм. – У меня появилась грандиозная идея! Ты, – он ткнул пальцем в обладательницу местоимения, – медленно и печально перемещаешься на кухню и тонким слоем нарезаешь окорочок…
– Как скажете, мой повелитель! – Виолетта раболепно сомкнула перед грудью ладошки, сопроводив это наклонением головы.
– А я пойду, возьму бутылочку коньячка… за ваш счёт.
– Это как же, мать вашу, извиняюсь, понимать?.– она из рабыни преобразилась в повелительницу.
– Впрочем, – вспомнил магистр, – ты, кажется, давала маме обещание, что в рот не возьмёшь…
– Сегодня, ради такого случая, я нарушу свой обет…
– И возьмёшь?!
– И выпью! – хозяйка погрозила пальчиком бесшабашному постояльцу. – Только мне до конца не ясно – почему за мой счёт? – выказала она лёгкое недоумение. – Сегодня что – День защиты детей?..
– Сегодня – день защиты философов! Закуска моя? А отрицать тот факт, что копчёный окорок был подарен мне, было бы крайним невежеством, поэтому прошу профинансировать закупку бутылки коньяка в количестве одной штуки.
Жульдя-Бандя по-отечески провёл рукой по плечику помощницы: – Мы должны вместе разделить тяжкое бремя праздника.
– А тебе не будет стыдно пить коньяк за счёт женщины?! – подавая червонец, ехидно поинтересовалась бывшая её обладательница.
– Будет, – честно признался философ, – более того, я, возможно, никогда не смогу себе этого простить, и меня до конца жизни будут терзать угрызения. – Он со вздохом принял купюру, обрекая себя на пожизненное мученичество.
– Возьми батон и колбаски, – провожая в магазин экс-целителя, напутствовала Виолетта, дабы тот вместе с ней разделил тяжкое бремя праздника.
– Докторской?!
– Айболитовской! – она хихикнула, поражаясь обострившемуся чувству юмора, чего ранее за собой не замечала. – Палочку сырокопчёнки!
– А может, просто, по-нашему, как в старые добрые времена – пожарим яишнички? – с тем, чтобы тяжкое бремя праздника взвалить только на Виолетту, предложил Жульдя-Бандя.
– Коньяк с яишницей?! – Виолетта брезгливо посмотрела на квартиранта, будто тот предложил жареных опарышей.
– А что плохого тебе сделали яйца. Яйца, значит, не заслужили? Человечество миллионы лет пожирает яйца! – вступился за куриное потомство и за всё пернатое сообщество орнитолог.
– Не заслужили!
– Не надо по яйцам судить о человеке! – выдал философ афоризм, ранее не встречавшийся в стройных шеренгах новорождённых мыслей у соратников по жанру.
Виолетта засмеялась, вытесняя из квартиры философа, поскольку тот, прелюбомудрствуя, уже успел забыть о желудке.
– На сырокопчёнку денег не хватит, – сетовал главный специалист по мелким поручениям, выходя из квартиры.
– Свои добавишь!
– За свои и дурак купит…
…В винно-водочном отделе гастронома стоящие впереди двое мужчин возраста преклонной молодости, с очевидными признаками пролетарского происхождения, вступили друг с другом в полемику относительно выбора продукта. Один настаивал на трёх бутылках портвейна, другой в качестве альтернативы предлагал взять бутылку «Пшеничной».
– Ну и что решили?! – улыбаясь, спросила молоденькая продавщица в белом халатике, едва скрывавшем вполне сформировавшуюся попку.
– Бросить пить! – нашёлся молодой человек, коим, конечно же, был наш неугомонный герой.
Продавщица захохотала так откровенно и визгливо, что со стороны могло показаться, будто в магазине лает чихуахуа. Слёзы хлынули из глаз. Она, вытирая их кулачками, лишь размазывала тушь, отчего стала похожа на привидение.
Подоспевшая к ней грузная, пудов шести, напарница, которой было невтерпёж узнать о причине смеха коллеги, увидев «привидение», захохотала низким трубным голосом, опустившись на стул.
Понимая сопричастность к дезорганизации работы винно-водочного отдела, продавщица попыталась задушить смех. Подошла к прилавку. Хохот пролетариев, во главе с нарушителем спокойствия, снова разбудил эмоции. Она только и смогла вымолвить:
– Так, вам…
Женщина отвернулась, держась за живот. Подрагивающие плечи стороннему взгляду могли указать на то, что она рыдает. Подтянулись продавщицы из отделов, в которых не было покупателей, чтобы узнать о причине несанкционированного веселья.
Рыбный – напротив, хоть в нём и были покупатели, мгновенно осиротел, поскольку причина столь громкого веселья в винно-водочном заинтриговала и их. Вскоре туда подтянулись и служащие: уборщицы, фасовщицы и пр.
Велик русский язык! Какие-то два плюгавеньких, тщедушных глагола-недоросля парализовали работу магазина на целых четверть часа. Массовая истерия овладела людьми. Прибывающие покупатели, забыв о покупках, устремлялись к винно-водочному отделу.
Наблюдая за смеющимися, коих было уже не менее полутора дюжин, начинали смеяться сами, не имея ни малейшего представления о причине, вызвавшей столь бурную реакцию.
Вероятно, на Диком Западе, где-нибудь в Париже, Лондоне или Стокгольме это не вызвало бы даже улыбки: хмурым, злым и недоверчивым европейцам незнакомо чувство юмора…
– …Тебя только за смертью посылать! – встретила постояльца заждавшаяся Виолетта. – Заходи, кобель привязан, – она «упорхнула» на кухню, всколыхнув халатом воздух…
– Виолетта, глазки закрой, а ротик открой, – на лице квартиранта схоронилась хитринка.
Та приняла хитринку за сюрприз, поскольку в магазине был ювелирный отдел и в ротик могло попасть золотое колечко с бриллиантом или изумрудом, на худой конец, с аметистом. В трепетном волнении она зажмурила глазки, как монашка, рука которой впервые коснулась внушительного члена мужчины.
– Тю-ю, дурачок, – беззлобно выругалась она, вынимая изо рта шоколадное мороженое.
Жульдя-Бандя, наполнив крохотные, чуть больше напёрстка, рюмки вопросительно взглянул на Виолетту:
– За что выпьем?
– Только не за простуженных орденопросцев, философов, целителей, вредителей и прочих! – сурово предупредила она.
– За успешно проведённый сеанс по честному отъёму денег у граждан!..
Глава 38. Непрошеные гости
Стук в дверь – настойчивый, противный и монотонно-нудный, которым, как правило, сопровождается появление судебных приставов у очередного кредитного банкрота, оборвал трапезу в тот момент, когда опустошённые рюмки коснулись стола…
– Виля, открывай! – потребовал женский голос.
– Мы знаем, что ты дома!
– Потому что открыта балконная дверь.