Тайна старого городища

Завтрак был не очень привычный для столичных жителей, но невероятно вкусный: отварная картошка, зелень прямо с грядки и постное масло. Ирму такой набор продуктов не удивил: она положила на тарелку пару картофелин и сноровисто раздавила их вилкой, потом посолила, посыпала зеленью, перемешала все это и с аппетитом стала есть. Вся эта процедура пробудила интерес и у Воронова, и он, старательно повторяя за Ирмой, тоже принялся за завтрак.

Вообще-то Ирма, с того момента как они спустились с чердака, говорила не умолкая. Сперва рассказывала о своих делах, выдумывая что-то на ходу, потом стала допрашивать бабушку, которая оказалась весьма словоохотливой, когда коснулись родственников, и подробно, со своими оценками и характеристиками излагала события во всей их полноте. Потом, когда Ирма поела, они и вовсе начали своеобразное соревнование, когда каждая хотела узнать больше и вопросы сыпались как из рога изобилия.

Уже все было съедено, уже Ирма убрала со стола и вымыла посуду, а разговор продолжался, и Воронова это стало утомлять.

– Где тут у вас покурить можно? – поинтересовался он, едва возникла пауза, и вышел во двор, следуя указующей ладошке хозяйки дома.

Сейчас, среди дня, можно было подробно рассмотреть все то, что называлось «домом бабушки».

Бревна, из которых был сложен и дом, и какие-то небольшие строения, и даже забор, удивляли своей толщиной и добротностью.

Прервав осмотр, он взглядом стал искать место, куда можно было бы бросить окурок, когда сзади раздался все такой же недовольный старушечий голос:

– На, держи. – Она протягивала ему проржавевшую консервную банку. – Бросай туда эту свою… вонь.

Воронов ощутил какое-то неудобство, будто его застали за делом не совсем приличным, и пробормотал:

– Да я вот искал, куда бы…

– Ну, вот, сюда и бросай, – бабка повернулась и пошла в дом.

Но Воронов спросил ей вслед:

– Это у вас такой строительный материал?

– Чево? – бабка повернулась и уставилась на него непонимающим взглядом.

– Ну…

Воронов замялся на пару секунд, потом начал объяснять:

– Очень дорогое дерево, наверное. Дорогое жилье у вас получается, а?

Бабка продолжала смотреть на него с недоумением, потом степенно ответила.

– Дорогое? А кому платить-то?

Слегка развернулась и повела рукой в сторону:

– Тут лесов-то много – руби хоть что.

Помолчала и добавила вроде как извиняясь:

– Нашему-то дому уж больше века. Его еще прадеду ставили, когда он на прабабке женился, а она уже дедом моим беременна была. Так что на том месте уже давным-давно новые деревья выросли.

Воронову показалось, что она даже усмехнулась.

– О чем ругаемся? – сладко потягиваясь, к ним шла Ирма.

– Да, не ругаемся мы, – успокоил ее Воронов.

– Чего мне с ним ругаться-то? – обозначила свое отношение бабка. – Ты бы до магазина сходила, Ирка.

– До магазина? – оглядела себя Ирма. – Ничего, не сойдут тут с ума от такого вида?

Весь ее наряд – шортики и маечку – можно было бы называть «мне нечего скрывать».

Бабка, однако, только фыркнула:

– Кому ты тут нужна со своим хахалем! Иди давай!

Едва выйдя со двора, Воронов спросил:

– А в магазине-то что ей купить?

Ирма рассмеялась:

– Да, ничего ей не надо! Она теперь год будет всем рты затыкать рассказом о том, какая у нее внучка красавица и хахаль у внучки богатый и молодой!

– И красивый! – добавил Воронов, но Ирма хохотнула.

– Им твоя красота фиолетово. Главное, что молодой и богатый?

– Молодой? – все еще пытался кокетничать Воронов.

– Да, у них и в пятьдесят мужик еще молодым считается, – уколола Ирма.

Они шли по пустынной улице, состоящей точно из таких же заборов из толстых бревен, как у бабки, и пыль сразу оседала на ногах. Воронов недовольно поморщился, а Ирма скинула босоножки и пошла босиком.

Она сразу стала на полголовы ниже, но Воронова удивляло другое: лицо ее посвежело и даже покрылось румянцем.

– Да, ты на глазах преображаешься, – сделал комплимент Воронов, и Ирма, довольно улыбнувшись, кивнула головой.

– Иногда я думаю, на кой же черт я живу в этом бедламе по имени Москва, когда есть такое чудо! А потом снова все начинается, и я не представляю себе жизнь без этих столичных бегов и скачек, – негромко сказала она и продолжила неожиданно: – Давай я тебе покажу село, а, Воронов. Я ведь тут долго жила.

Рассказчицей она оказалась хорошей, время от времени удивляясь тому, как много она помнит. Проходя мимо каждого двора, подробно перечисляла тех, кто жил в этом доме во времена ее детства и юности, порой припоминала что-то интересное об этих семьях. В завершение прогулки, когда уже шли к «родовому гнезду», рассказала и легенду о возникновении села.

Выходило, если верить ее рассказу – а почему бы ему и не верить, – что много лет назад появился здесь славный казак Балясный, пришедший со товарищи через несколько лет после того, как знаменитый Ермак, нанятый купцами Строгановыми, двинулся через Урал-камень покорять Сибирь, и было это во времена Ивана Васильевича Грозного.

В бою с лихими людьми, которые проживали в этих местах уже давно и уступать земли не хотели, казак Балясный был ранен. Когда его соратники отдохнули после боя несколько дней и собрались идти дальше, он попрощался с ними и остался на опушке леса, потому что идти дальше не мог, а быть обузой не хотел.

Товарищи его, оставившие ему провизии на несколько дней, были уверены, что жить Балясному оставалось совсем чуть-чуть, и были несказанно удивлены, когда через несколько лет, вновь оказавшись в этих краях, увидели Балясного, но уже не на опушке лежал он, а хозяйничал в селении, которое тут сам и основал.

Обзавелся за эти годы Балясный женой – то ли турчанкой, то ли армянкой, а может, и цыганкой – и детьми. И установил тут порядки строгие, но простые и понятные, которым все подчинялись. Почти добровольно подчинялись. Балясный, как гласила легенда, до восьмидесяти лет не болел, за молодухами ухлестывал и кулаком мог быка свалить. И все здесь так понравилось утомленным жизнью казакам, что решили они тут же осесть, благо им бояться было некого. Теперь пусть их боятся!

Так и стала расти деревня, потому что все хотят жить в месте, где его не только уважают, но и защищают всем миром. Правда, одно осталось изначально решенным и навеки принятым: не было в Балясной – так стали называть деревню – церкви. Решили, что коли уж тут живут и православные, и магометане, и иудеи, да и иные могут прибиться, то лучше бога не гневить и молиться каждому у себя дома.

Ирма, увлеченная и возбужденная своей новой ролью, продолжала разговор и за столом, куда бабка усадила нас, едва мы вошли во двор, да еще и отругала, что «мотались, как абрашкина корова, а люди языком за вами трепали», но видно было, что ей было приятно. Ведь «трепать языком» соседи, видимо, прибегали сразу же, едва их видели.