Никто не знает Сашу

Первый поцелуй – не случился на съёмках. Только переехала, Саша попросил снять ему клип, и в день съёмок попытался поцеловать. Хотя ещё встречался с Катенькой. Примерил амплуа героя-любовника. Амплуа оказалось велико, как папин пиджак. Я примерила порядочность. Она мне жала, как новые туфли. Но я его отшила. Потом влюблённые переписки. Аудизаписи, что мы слали друг другу, становились всё откровеннее. Он признался мне в любви целым альбомом Стинга. Ушёл от неё. Второй первый поцелуй – у метро. Скомканный и быстрый, как проглоченная конфета. Клип мы так и не сняли.

Песни ещё. Я фанатела будучи студенткой. Руки, голова, рот. Любила и понимала, став старше. Тишина, гитара, голос. Оказавшись рядом, удивилась, насколько другой. Тихий, неуверенный, молчаливый. Не жил на надломе, не горел, избегал пьянок с другими, связей с фанатками. Держался ото всех подальше, кроме своих. Такая даль между лирическим героем и Сашей Далем. Никто не знал Сашу. Увидев, тогда и подумала, что классно снять про этот разрыв внутри. А когда поступила к Горизонтовой в школу доккино, показала ей его песни – как та плевалась. Романтический герой, надрыв, надлом, Художник с большой буквы, тьфу! Вот поэтому я и хотела показать его настоящего. Тихого, маленького, оправдать. Показала.

Для него важнее всего всегда было творчество. Ни признание, ни слава, ни деньги, хотя он иногда за этим гнался. А вообще – возможность брать и петь. И когда я лежала на самом дне самой себя как в колодце, он меня вытаскивал. Потому что понимал, почему я там лежу. Он не теребил меня как заусенец. Он ложился рядом. Он всегда знал, чего я хочу. Снимать. Это он предложил мне снимать дипломную про знакомого звукорежиссёра. Хотя нам обоим было понятно, про кого он хочет, чтобы я снимала. Через этого звукорежиссёра я нашла Гипера. Снимать было самим моим существом, моим делом. Он бы не простил мне, что я сейчас работаю в «Гидре», что снимаю меньше. Он бы сказал, я размениваюсь на мелочи. Он обожал, когда в человеке есть этот провод под напряжением – дело. И в нём, и во мне был провод. Он любил меня за этот провод, я была для него проводом. Другого он во мне и видеть не хотел.

12. Малая (Рита), Ришикеш

Просто сидеть и молиться. Сидеть и молиться. Покурить джоинт и молиться. Какая хорошая вера. Какой хороший мальчик этот индус. Не ест по понедельникам ради Шивы. Говорит мне, что я искренняя. Что я открытая. Катает на байке. Угощает гашишом. Удивляется почему не хочу без. Хочет породниться. Нет. Мне жалко его. Мне не жалко его. Я не подарю ему свои три буквы. Я уже породнилась с другим. Я уже родная другому. Я у него в блэклисте. Может быть, я зря надеюсь.

Мы с ним столько курили. Эти дни и ночи в Арамболе и Мандреме. Мы с ним столько курили и любили друг друга в маленькой съёмной комнате на плоской постели под вентилятором в полотке, в комнате, где по ночам ползают ящерки, где на полу песок, где стеклянные крики птиц за окнами. Я украла его деньги и сбежала с тем израильтянином, оставила его одного в чужой стране, и скорей всего, наградила неизлечимым вирусом, тремя буквами, навряд ли он захочет быть со мной. Сколько бы мы с ним не курили. Он так и не простил меня.

Помнишь, Саша, мы лежали в моей комнате и курили, после вашей последней ссоры с Ксюшей, и я крутила твои волосы в пальцах, и говорила, что мечтаю увидеть Ганг, а ты смотрел в потолок и молчал и думал о чём-о своём? Помнишь, как мы познакомились на том этно-фестивале, и я подошла к тебе после выступления? Помнишь, как мы мечтали об Индии, когда ты сбегал от жены ко мне – покурить траву, и так смотрел на меня, но никогда ничего не делал, до того последнего дня? Я помню.

Вчера опять трясло ночью, озноб, вся мокрая, а мальчик-индус укрывал меня пледом, обнимал всю ночь. Думал, я просто замёрзла. Интересно, его трясёт по ночам? А дёсны? Врач говорил терапия, лекарства, можно многое успеть, к чёрту. Я в блэклисте. Я написала всем, он не отвечает.

13. Саша. ДК Волжский

– А микрофоны, Вить?

– Местные. Два как раз.

– А, вижу… А пульт-то где?

– Так вот же.

– Так это старый.

Ремизов смотрел на Сашу, сонно моргая. Как кот.

– Я же просил с эффектами. На несколько каналов.

– А чем тебе этот не подходит?

– Нужно три канала. Эффекты.

Ремизов глянул на пульт, оттопырил губу.

– А этот?

– Вить, ты мне фоткал со студии. Другой.

– Тот отдали в «Реку» сегодня.

– Бля.

Маленькая каморка под потолком. Пультовая. Школьный стол, запылённый советский пульт. Словно макет города будущего, как его видели в прошлом. Ретро-футуризм.

– А вот советский же. Тут куча каналов.

Ремизов наклонил рыжую голову:

– Лекс, мы этот можем подрубить?

– Хз… Провода нужны. Стереопара …

– У тебя ж есть, Саш?

– Я вчера забыл всё. В Саратове.

– Хех.

– Без нужных проводов не подрубим.

Лекс ковырялся в советском пульте.

– А зачем в «Реку» пульт отдали?

– Ребятам на разогрев. Перед Гипером поволжские рэпера выступают.

– А чем им местный не подошёл?

– Там по райдеру Гиперболойда типа всё отдельное. Перед ним тотальное переподключение.

– Так. Мы же можем подключиться к этому, если найдём?

– Ага. Только все магазы закроются через… сорок минут. А где гитара-то твоя?

Саша посмотрел на веснушчатое лицо Ремизова.

– Еп твою мать. – В гримёрку пришёл уже без неё, в такси ехал – без неё, вроде бы, на вписку тоже… – Саша набирал домашний. Долгие гудки. Лекс и Ремизов смотрели на Сашу, задрав брови. Гудки.

Щелчок. Шипение.

Какой-то вязкий всхлип. Он?

– А.. А-лоу…Слушаю? – ясно. Он.

– Ну что?

Саша набирал матери.

«Аппарат абонента…»

– Вить, а можешь пока сходить за проводами?

– Саш, это переподключение полное. И мне надо бумажки по залу с местами….

– Где магаз ближайший?