Никто не знает Сашу

– Ну ты даёшь, сынок. Первый концерт группы и..

– Спасибо большое! Ну. Мы где-то через час.

– Волнуешься.

– Ну. Так. Да.

– Ребята как?

– Нормально. Сейчас будем проверять звук.

– Всё будет хорошо.

Снова обнялись. Духи, гитара, спавшая с плеча. Все смотрели на них, но ему было плевать. Саша вдохнул было, не смея взглянуть, она опередила:

– Он обещал прийти.

Саша кивнул, поцеловал мать в щеку и назад – через шахматное поле, с гитарой, полноценным ферзём, достигнувшим края, разменяв четвёртый десяток, как и тогда, в юности, на первом концерте группы «Зёрна», десять лет назад. Он не смотрел ни на кого, хотя уже слышал своё имя, чувствовал взгляды. И только подходя к почти такой же белой двери, оглянулся, в пролёте окна увидел Вику. Острое лицо, твёрдый взгляд, серые глаза. Подруга бывшей жены. Пришла. А вон и Маша, вторая её подруга. Саша нырнул в зал.

– А эффекты ты хотя бы можешь развести? Гитару, голос.

– Любой каприз за ваши деньги, кхе-кхе!

– Могу. Но там трабл, что тебе в микрофон, который у рта, звук прилетает с гитары ещё. Ты можешь их ещё дальше расставить? – мелькает голова Лекса в квадратике над залом, в рубке звуковика.

– Система нипель, Вить!

Саша попытался развести две микрофонные стойки по сторонам. Стойки норовили упасть вперёд. Лекс с Сашей не смогли подключить советский пульт. Для гитары не было входа. Пульт Вити вёл гитару и голос в один канал. На пульте Вити не было эффектов. На гитару и голос нужны была разные настройки и эффекты. Провода Саша не успел купить. Они решили подключиться «дедовским» способом – один микрофон к гитаре, другой – к лицу.

– А громче?

Монитор засвистел.

– Кхе! Кина не будет. – это кто-то в тёмно-сером, с сальным седоватым пробором, с обрывками усов, сидит нога на ногу в грязном носке, разваленных туфлях, комментирует, несмешно шутит, и тут же ненатурально смеётся, сверкает флягой, жёлтые зубы, Витин друг, знакомый, хер пойми кто, зачем он его?…

– Только так, Саш.

Саша смотрел в струны.

– Ну что? Так оставляем?

– Концерт КСП! Классика, кхе-кхе.

– Ребят, надо запускать, – Ремизов плыл между рядами – уже спрашивают.

Рыжий, толстый, спокойный. Айсберг. Клинч, подумал Саша. Сука. Вскочить, закричать, Витя, я тебя просил достать мне пульт, почему ты не выполнил своих обязательств, хотя получаешь процент больше, чем моя Алина, почему всё опять через жопу, почему ты привёл какого-то кхе-кхера, который сидит тут в грязных носках, с фляжкой и усами и комментирует…

– Саш, запускаем? Народ нервничает

– Народ требует зрелищ, кхе-хе.

Саша не поднимал головы. Прикрыл носком кеды пристальную шляпку гвоздя в полу.

– Вы же звук отстроили?

– Звук просто блеск, кхе-хе-хе!

Саша поднял голову и отчётливо сказал в микрофон.

– Пиздец, смешно.

Смолкли. Как-то даже подтянулись. Стали слышны голоса в холле за дверью. Ремизов кашлянул:

– Палыч. Ты, это, сходи покури куда-нибудь пока.

Усатый с пробором засуетился, да я чё, я ни чё, встал, побрёл вдоль рядов, покряхтывая…

Саша думал продолжить, но у него не было сил, он еле держался на ногах, он очень мало спал, он не умел ругаться и доказывать. А ещё концерт. Ещё концерт. Концерт.

– Запускай – Саша выкарабкался из-под стоек, и утащился в гримёрку через тёмную…

…казалось на пять минут, просто на пять минут, прикрыл глаза на пять (пять всего пять) и какой-то переход высокий с гитарой и правильным дворовым лицом пел «Дождись» видимо тот из подмосковной электрички из-под московной электрички лички или он сам (да-да сам) а вокруг подростки отплясывают издеваясь над его песней под его песню вокруг его песни и он же снимает это всё на телефон вот смешное видео будет добавлю в следующий выпуск своего видеобл как это это видеоблллл или как? видеоблллл или просто – бллллл как телефон бллллл это и есть телефон на блллллл…

Саша открыл глаза. Мокрый, задыхающийся, в гримёрке. Сунулся к телефону, сбил со стола. Донеслись аплодисменты. Не мог найти в темноте, поднял – «Ремизов», перечерчен свежей трещиной, разрослась ещё сильнее, чёрт:

– Да?

– Саш, ты чего там? Говорю, выходишь? Слышишь, уже хлопают? Думаю, больше не подойдут.

– Хорошо… Минуту.

– Давай.

– А это.

– Что?

– Сколько?

– Сто девять. Я ж писал.

Саша выдохнул. Оглядел гримёрку. Гитара? На сцене. Так, кеды те, взмокшую майку на рубашку. Ага. Телефон на беззвучный, чёрт, экран разбил ещё больше, тонкая ветка метнулась от угла к углу. Несколько неотвеченных от Ремизова, Алина, время уже двадцать пять минут, надо выходить. Опять аплодисменты. Саша подышал, попытался унять это непонятное ощущение, то ли слабость, то ли тревогу, то ли просто выключенность из самого себя. Надо заземлиться, почувствовать под ногами линолеум гримёрки ДК, бывшего здания суда, остановить несущееся внутри, вдохнуть: как воздух входит? а как выходит?

14. Леонидыч, седовласый бард, преподаватель, вымышленный персонаж

А вот и наш герой. Так-так. Вот он. С неприличной, рок-звёздной задержкой в двадцать шесть минут. Зал ждёт, ждёт хрупкая конструкция из чёрных жирафов, склонённых над лакированным изгибом. Классика. Не разобрать в близоруком мареве, что за фирма, откуда родом избранница, а, Чехия, малоизвестный бренд. Хороший выбор для его высокого голоса, богатый низ и середина, не гитара, а рояль. И конечно, в ней есть интимное отверстие под джек, но незанято, пусто. Бесплодна? Сломана? Или в бывшем здании суда, где она когда-то отняла у меня детей, нет проводов и всё вот так по старинке, с двумя протянутыми ладонями – под пекло рта, под дребезг струн? Ловить, передавать страждущим нам, что-то рассыпая навесу?.. Навряд ли. Скорее – поза. Хочет классиком. Вписать в традицию. Делать, как делали отцы.

Но разве их обманешь, мальчик? Себя в традицию не впишешь с такими песнями. Я помню, как ты мне их слал. И отца твоего помню. Хотя мы с ним и не разговариваем семь лет. А живёт-то на соседней линии, в Садовом, старый алкаш.