Бульдог. Экзамен на зрелость

Н-да-а, хитер Петр. Решил и рыбку съесть, и… Деньги за машины уплачены, казна свое получила, а английским фабрикантам ничего кроме убытков. Ладно. В конце концов это проблемы англичан. В России подобное просто невозможно. Там нет такого количества ткачей, поэтому не может быть и их выступлений. Правда, и толстосумы не спешат вкладываться в выгодные предприятия. И как Петр Алексеевич думает с ними разбираться?

Глава 3

Особенности российского предпринимательства

Душистый чай в теплом доме, за накрытым столом, с блюдом выпечки, дурманящей разум своим запахом, – что может быть лучше? Впрочем, каждому отдельному моменту жизни соответствует что-нибудь свое, подчас неповторимое. Но вот сейчас и здесь…

Анисим Андреевич откусил добрый кусок ватрушки, хрумкнул сахарком, поднес блюдце с чаем к губам и, слегка подув, с наслаждением сделал глоток. Хорошо-о. Вот сейчас именно это самое замечательное и есть. К тому же к благости располагает и удачное течение дел.

Сомовы никогда не выделялись среди остального новгородского купечества. Ни худыми не были, ни в первые ряды не высовывались. Эдак серединка на половинку. Зато и горести по большей части обходили их стороной. Возможно, благодаря своей натуре поколение за поколением и жили в тиши, и разорение в дом не стучалось.

Еще от прапрапрадеда повелось, что Сомовы не рисковали понапрасну и в сомнительные дела не лезли. Не застила им глаза гордость, не одолевало тщеславие. Как наказывал еще основоположник их рода – в купеческом деле главное подешевле купить то, что обязательно получится подороже продать, да остаться в прибытке даже в случае какой потери. Вот именно по этому принципу и жил их род, пребывая в трудах и неизменной прибыли.

Нет. Была одна паршивая овца. Родной дядя Анисима Андреевича. Не пожелал он вместе со старшим братом дела вести. Захотелось самостоятельности. Поддался на посулы государя Петра Великого. Вытребовал свою долю и решил торговлишкой заняться в странах иноземных. Батюшка, Андрей Анисимович, хотел было взъерепениться. От века Сомовы вместе держались и вместе дела вели. Да потом остыл, посчитал за лучшее не поднимать шума и отпустил брата. Э-эх… Тот и сам сгинул, и семью по миру пустил.

Нет, Сомов не нехристь какой. Заботу о родне принял на себя, почитая это за долг святой. Ни словом, ни делом ни разу не попрекнул. Братьев двоюродных к делу пристроил и в обиду никому не давал. Но ведь не высовывайся их батюшка, могли бы сейчас свое дело вести. А там, глядишь, и сам дядя жив был бы. Ведь на пятнадцать годков младше брата был.

А все отчего? Да оттого, что заветы предков почитать надо. Они ведь не на пустом месте появляются, мозолями, потом и кровью писаны. Вот он, Анисим Андреевич, ни на ноготок не отошел от заповеданного. И ничего, жив-здоров, семья обихожена и в достатке. Опять же заботу о родне на себя принял.

Подумаешь, дом не терем боярский. Так и что с того? Чего в нем не хватает? Есть где спать, есть что есть, и не щи пустые с коркой черствого хлеба. Пришло время дочку замуж определять, так женихи в очередь выстроились. И за приданым дело не стало.

Что-то в груди екнуло. Была у купца одна особенность – беду или пакость какую он за версту чуял. Не раз ему это помогало избегнуть сомнительных предприятий. Вот только появлялось это предчувствие нехорошего, когда дело касалось дел торговых. А какие нынче дела? Ярмарка уж прошла. Дело к весне и распутице, потому вся торговля сейчас и замерла. Нынче у торгового люда межсезонье. Зимние заботы остались позади, на весенне-летние все уговоры уж завершились. Вот вскроются реки, и все закрутится с новой силой. Конечно, и нынче в лавке что-то продается, но то так, не серьезно, всего лишь мелкая розница.

Так отчего же это предчувствие беды? Откуда нагрянет? Как избежать? Сомов вновь прислушался к своим ощущениям. Нет, не отпускает клятое. Свербит без устали, словно только что пойманная птаха в клетке мечется. Оно бы отмахнуться, но опыт прежних лет тому противится.

Со двора послышался собачий лай. И ведь не брешут. Днем брехать не каждому псу захочется, прохожих столько, что глотку надорвешь. Да и от дворни влететь может. Вот ночью – дело иное.

К собачьему лаю добавились человеческие голоса. Сомов выглянул в окошко, благо слюду уж давно на прозрачное стекло заменили. Дорого, не без того, ну да всего в кубышку не сложишь. А прозрачное стекло это не только престижно, но еще и удобно. Дворня как заполошная возле ворот мечется, не иначе как открывать собрались. Это без дозволения-то хозяина? Да кого там нелегкая принесла, коли все так-то? Вон Евдоким, младший из двоюродных братьев, метнулся к крыльцу дома. Не иначе как упредить.

Не к добру это, ох не к добру. Его предчувствие еще никогда не подводило. Вот и сейчас хотело упредить, да не понял, откуда несчастье пожалует. А с другой стороны, поди обойди ее клятую, коли и не ведаешь, что стрясется.

Как бы то ни было, а сидеть за столом, поджидая, что приключится дальше, последнее дело. Анисим Андреевич поднялся со скамьи и направился к двери. Но та распахнулась, когда он был в паре шагов от нее. В проеме появился возбужденный Евдоким. Лицо красное, глаза навыкате. Все пытается что-то сказать, да только ничего не выходит.

– Чего рот разеваешь, как рыба на берегу? – зло и в то же время встревоженно бросил купец.

– Царь! Брат, там царь!

– Йожики курносые… – Ноги подломились, и купец едва не осел на пол.

Однако Сомовы не рохли какие, удар держать могут. Поэтому растерянность длилась недолго. Три удара сердца, и купец, отстранив брата, выбежал в сени. Только и успел бросить:

– Дашка, прибери со стола! Да новое готовьте, гостя дорогого встречать будем!

Когда он, раскрасневшийся и, чего там, растерянный появился на крыльце, возле него уже остановился возок. Еще четыре заполонили весь просторный двор. А солдат-то, солдат. Словно не в усадьбу к купцу новгородскому пожаловали, а во вражеское укрепление ворвались. Десятка четыре, никак не меньше.

Дюжие молодцы в гвардейской форме оттеснили от ворот дворню купца и сами затворили ворота, взяв их под караул. Десятка два метнулись на задний двор, попутно отправляя всех встречных-поперечных к крыльцу. Четверо в серых кафтанах взлетели на высокое крыльцо, обтекли хозяина и вышедших вместе с ним домашних, скрывшись в доме.

Сомов даже испугаться не успел, как подворье уже было в плотном охранном кольце. Мышь не проскользнет – ни внутрь, ни наружу. Вот и остававшаяся в доме прислуга, спешно набрасывая на плечи полушубки и по-бабьи испуганно глядя вокруг, появилась рядом с хозяином. А потом, повинуясь серым кафтанам, сбежали вниз, присоединяясь к остальным обитателям.

Тати! Мысль молнией прострелила сознание купца, силящегося найти выход из сложившейся ситуации. Но что тут поделаешь? Ограда высокая, никому с улицы не рассмотреть происходящего. Начни кричать, так может и до смертоубийства дойти. Оружие-то в доме есть, но только и того что в доме, а вот эти все оружные. Это до чего же Россия-матушка дошла, коли разбойники не таясь, средь бела дня устроили такое.

Дверца возка распахнулась, и из нее появился дюжий гвардеец, осмотревший цепким взглядом все подворье. Затем на грязный снег ступил молодой человек в полушубке и меховой шапке. На лице улыбка от уха до уха, взгляд искрится неподдельным весельем.

При виде этого парня Анисим Андреевич тут же упал на колени и стукнулся лбом о скобленые доски крыльца. Доводилось ему видеть государя Петра Алексеевича, хотя и издали. А потому признал он его враз.

Казалось бы, вот все и разрешилось, не тати это, а самые настоящие гвардейцы. И переполох они затеяли не просто так, а чтобы охранить государя. Было дело, покушались на императора, и уж не раз. Да только понимание этого никак не повлияло на Анисима Андреевича. Дурные предчувствия и не думали развеиваться, а, наоборот, сдавили горло мертвой хваткой…

– В ходе обыска в доме, подполе, потолочном перекрытии и иных тайных местах обнаружено большое количество серебра и золота. Монеты российской – золотом в пересчете на серебро пять тысяч двести тридцать три рубля, серебром двадцать тысяч триста восемнадцать рублей, десять пудов три фунта старых серебряных денег. Монеты иноземной – червонцев четыре пуда шесть фунтов, старой серебряной монеты сто двадцать пудов тридцать фунтов. Золото китайское в слитках весом в четыре пуда двенадцать фунтов шесть злотников. Это все, ваше императорское величество.

Бравый молодец в сером мундире, которые носили служащие КГБ, с легким поклоном, приличествующим офицеру, положил на стол перед императором росписной лист. После чего сделал два четких шага назад и, заняв место в строю среди десятка служилых в такой же форме, замер в положении «во фрунт».

– Все сыскали, Туманов? – постучав пальцем по листу бумаги, строго поинтересовался Петр.

– Не могу быть в том полностью уверенным, государь, – по-военному четко доложил капитан КГБ. – Кабы подворье по бревнышку раскатать да с купцом по душам побеседовать, то мог бы утверждать. А так, может, что еще и осталось несысканное.

– По бре-овнышку… по душа-ам, – не удержавшись, передразнил капитана Петр. – Туманов, не тать ведь перед тобой, а уважаемый в округе купец. Имеющий кроме уважения еще и репутацию честного человека, не скупящийся на пожертвования для строительства храмов. Дающий работу люду, благодаря чему три десятка семей не знают нужды. – Отведя взор от офицера, император не менее осуждающе взглянул на купца. – Хотя насчет честности не все столь уж и просто. Не так ли, Анисим Андреевич? Ладно, о том чуть позже. Туманов, все потребное привезли?

– Так точно, государь.

– Тогда приступайте. Да чтобы каждую доску и каждую плаху на место приколотили.

– Слушаюсь, государь.

Весь десяток из особой роты КГБ рассредоточился по дому. Кто-то выбежал во двор, чтобы извлечь необходимое из возков. Там и сям вновь послышались звуки – только на сей раз это был не скрежет выдираемых из дерева гвоздей, а по большей части перестук молотков. У молодчиков Ушакова уже появилась достаточная сноровка как в проведении обыска, так и в наведении за собой порядка. Именно по этой причине они изначально и были достаточно аккуратны.

Хозяин дома с пришибленным видом, пребывая в полном отчаянии, наблюдал за происходящим. Нет, не обмануло его предчувствие беды неминуемой. Вот она. Восседает напротив него в облике самодержца российского, с лицом некогда красивым, а теперь потраченным следами оспы.

Не тати? Как же! Самые что ни на есть! Правду сказал Петр, и на храмы Сомов жертвовал, и неимущим делал подаяния, и голодающих подкармливал, исполняя свой христианский долг. И его стараниями три десятка семей жили не зная нужды. И все это богатство было накоплено поколениями купеческого рода честным путем, а не разбоем. Пропала Россия. Коли все так, то конец близок.

Все случилось скоро и внезапно. Поздоровавшись с хозяином, его близкими и дворней, император отдал приказ действовать, а сам прошел в дом, сопровождаемый хозяином. Всех остальных солдаты согнали в просторный сарай, взяв под караул и строго-настрого запретив открывать рот. Хочется стенать и лить слезы? Да кто же вам запрещает? Только делайте это молча.

– Сильвестр Петрович, ты скоро? – отведя взгляд от купца, поинтересовался Петр у засевшего в уголке мужчины, который, приспособив вместо стола большой сундук, что-то записывал.

– Уже закончил, ваше императорское величество, – поставив последнюю закорючку, тут же поднялся мужчина, взяв в руки лежавшие перед ним бумаги.

– Вот и ладно. А то уже живот подводит. Докладывай.

– Кхм… В доме купца Сомова Анисима Андреевича обнаружено серебра и злата в монетах на сто двенадцать тысяч восемьсот тридцать девять рублей. Это уже за вычетом полагающихся казне части от ефимок, коим оборот может делать лишь казна, о чем указ издан еще Петром Великим.

– И сколько там укрыл, уважаемый Анисим Андреевич? – не сводя строгого взгляда с хозяина подворья, поинтересовался император.

– Укрытого выходит на общую сумму в двадцать тысяч семьсот десять рублей.

– Н-да-а, русский купец не скупится. Если уж воровать, то по-крупному. Не так ли, Анисим Андреевич?

– Не воры Сомовы, государь, – с трудом сглотнув, возразил хозяин.

С одной стороны, оно и боязно, а с другой – да пропадай головушка. Все одно по миру пустят. Конечно, жизнь всяко-разно дороже стоит. Но обида за отбираемое богатство, накопленное не одним поколением, была куда сильнее.