Казна Империи

Это же очевидно, – донёсся до меня голос профессора, – место слишком приметное.

–

Но вы ведь сами говорили, что на этом острове была чжурчжэнская крепость, – не сдавался Щусь.

–

Говорил. Но это лишний раз доказывает то, что это место не может находиться в крепости. Уже тогда люди знали, что неприступных крепостей не бывает.

Я понял, что речь идёт о предполагаемом месте захоронения сокровищ. По всей вероятности, профессор говорил о том, что в таком приметном месте прятать клад никто не станет, даже варвары со средневековым мышлением. В то же время в моей памяти смутно мелькали какие- то образы, и мне казалось, что я здесь уже бывал. Но не в далёком детстве, а гораздо раньше, давно, ещё в прошлой жизни. Знаете, так иногда бывает, когда мы, что-то сделав, в недоумении ловим себя на мысли, что всё это уже было, а мы просто повторяем всё это в очередной раз.

Я прислушался к себе, но ничего нового не услышал, хотя следовало бы. А насчёт места захоронения сокровищ я почему-то был с профессором согласен, не станут умные люди прятать сокровища империи в таком приметном месте, это ведь не остров Монте-Кристо. Мало того я был уверен, что клада здесь нет.

Джуен встретил нас визгом голопузых нанайчат и непонятной суетой местных аборигенов. При виде нашего баркаса на берег высыпало всё население стойбища.

–

Скажи нам, товарищ, где у вас сельсовет? – обратился Щусь к более-менее опрятно одетому гражданину. Наверное, подумал, что чистота – это признак интеллигентности и угодил в самую точку.

–

Я сельсовет, – ткнул себя указательным пальцем в грудь гражданин, и, протягивая руку для приветствия, добавил: – Юкуйла.

–

Старший лейтенант Щусь, – небрежно козырнул старлей и вкрадчиво серьёзным тоном продолжил: – Нам необходимо с вами поговорить по важному государственному делу.

–

Важные вести в Красный чум ходи надо, – ответил тот солидно. – Здесь шумно, говорить нельзя. Красный чум печать есть.

–

Если это воможно, мы бы хотели, чтобы вы пригласили для разговора старых охотников, – вмешался в разговор Боженко, а я подумал: «Причём тут печать?».

Щусь в разговор не вмешивался, и я понял, что встречу со стариками и вообще остановка в Джуене – это инициатива профессора.

В Джуене мы простояли трое суток. Профессор постоянно куда-то пропадал, о чём-то разговаривал со стариками и делал мимолётные пометки в своём блокноте. По вечерам он рассказывал мне о Золотой империи, но, надо отдать ему должное, о сокровищах чжурчжэней он не обмолвился ни разу.

Так я узнал, что в конце VII века на территории современного Российского Дальнего Востока возникло и двести лет просуществовало государство Бохай, но в начале X века на его земли вторглись полчища киданей под предводительством императора Амбагяня, и мощное государство перестало существовать. Эпоха «Великого переселения народов» коснулась не только Европы со Средней Азией, но и Дальнего Востока. Завоевав Бохай, кидани не смогли покорить племенные союзы чжурчжэней и образовали на границах с ними буферное государство Дунь- данго. И всё бы ничего, но не может большое государство спокойно существовать, когда у его границ проживают неотёсанные варвары. Их хочется приручить и сделать своими младшими братьями, а проще говоря, верными вассалами и добропорядочными налогоплательщиками.

Без малого двести лет длилась непонятная ситуация в отношениях между киданями и чжурчжэнями. Дикие чжурчжэни, которые проживали на территории нынешнего Приморья, вообще не признавали власти киданей и не платили им никакой дани, а «ручные» чжурчжэни, проживавшие на территории киданей, не платили ее, потому что император киданей Тянь Цзо боялся, что они обидятся и уйдут к диким, тем самым усилив их ряды. А диких чжурчжэней и без того было более двух миллионов человек. В общем, куда ни кинь везде клин.

Такие противоречия, как говаривал товарищ Ленин, не могли оставаться неразрешёнными, и они разрешились. Так уж заведено, что в критические моменты истории на политическую арену выходит решительный вождь и ставит все точки над «и». Таким вождём стал Агуда. Он сплотил разобщенные племена чжурчжэней и в 1115 году провозгласил себя императором независимого чжурчжэн- ского государства, которое назвал «Золотая империя».

Через десять лет государство киданей Ляо прекратило своё существование, а его император попадает в плен к чжурчжэням. В том же году младший брат умершего Агуды Уцимай начинает войны с Китаем, которые заканчиваются поражением и захватом Китая. Пекин становится одной из столиц Золотой империи.

Вчерашнее первобытно-общинное общество стало обладателем и повелителем обширных территорий. Его просторы охватывали Китай, Приморье, Верхний и Нижний Амур, примерно до современного города Комсомольска- на-Амуре и села Нижнетамбовское, и ещё много и много земель. Им платили дань Монголия и Корея.

Расцвет империи омрачался тем, что, как обычно в таких случаях, начались внутриполитические козни и интриги, которые раскачивают государственные устои и подрывают могущество империи. Этим не замедлил воспользоваться новый великий вождь, вышедший на мировую арену. В 1210 году великий хан всех монголов Чингисхан отказался платить дань Золотой империи. Двадцать три года шла ожесточенная война на уничтожение, и под ударами монгольских армий империя пала. Последний император Ниньясу повесился. Его преемник не правил и нескольких дней, его убили солдаты. Так в 1234 году Золотая империя пала.

–

Знаете, Андрюша, я сам ломаю голову над тем, почему Чингисхан отдал приказ и посмертное завещание своим преемникам: чжурчжэней в плен не брать ни при каких обстоятельствах, а вырезать всех до седьмого колена, – закончил свой рассказ Павел Николаевич.

Чуть в стороне тихо потрескивал костёр, все заключённые и конвой, кроме одного часового, спали глубоким сном. С озера тянул свежий ветерок.

«Быть может, много веков назад на этом самом берегу отдыхали после битвы уставшие чжурчжэнские или монгольские воины», – подумалось мне. Будто наяву, я услышал ржание приземистых лошадей и свист боевых стрел. Я тряхнул головой и, с трудом вырываясь из наваждения, предположил:

– Возможно, в нём говорило уязвлённое самолюбие?

–

Вы тоже так думаете? – обрадовано встрепенулся профессор. – Вот и я думаю, что он никак не мог простить чжурчжэням своего былого унижения. Вполне человеческий фактор.

–

Я читал, что он приказал уничтожить целый народ за их упрямство и непокорность, – произнёс я.

–

Глупости, – отмахнулся Боженко, – любой народ противится агрессии, вспомните хотя бы Киевскую Русь. Достойного противника уважают даже враги.

В глубине души я был согласен с доводами профессора, но хотелось думать, что на самом деле всё было как- то романтичнее:

–

Неужели такой великий завоеватель мог опуститься до элементарной мести?

–

Очень даже мог, – шёпот профессора перешёл на свист. – Вы можете мне не поверить, но все великие тоже были когда-то сопливыми малышами и скакали верхом на прутике.

Я сделал попытку представить Чингисхана верхом на прутике и не смог. Всё-таки велико в нас уважение к теням прошлого и их великим делам, и очень трудно побороть сложившиеся стереотипы. В нашем представлении герои прошлых веков выглядят этакими небожителями, пирующими с богами Эллады, а они были всего лишь людьми.

– Да, разумеется, вы правы, – согласился я.

–

Возьмите хотя бы его, – Боженко, вскинув на секунду брови, посмотрел вверх. – Не родили же его таким?..

Хотя имя и не прозвучало, мы оба знали, о ком идёт речь. После этого заявления профессор надолго замолчал. Я же, чтобы не смущать его за нечаянно вырвавшиеся слова, предложил пойти ложиться спать.

–

И то верно, – облегчённо вздохнул он, – завтра выступаем, надо набраться сил.

…Я скакал во главе отряда всадников навстречу катившейся конной лаве. Над головой раздавался лёгкий посвист стрел. В моей руке сверкала широкая кривая сабля.