Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Прочие гридни при виде его реакции весело расхохотались.

– Вот уж Радка щербатого то уела! – схватился за живот Полкабана – Того и гляди – подавиться!

В долгу у него вой оставался не дольше того времени, чем требуется куску сухой бересты, упавшей в костёр, чтобы вспыхнуть и расточиться в пламени.

– Это что там за подсвинок захрюкал? Великий знаток плетёного слова?! Для которого нет ничего слаще урчания собственного сытого брюха! Или ветров из зада!

Эти слова сопроводил новый поток хохота. Заставивший перепугаться птиц на ближайших деревьях.

– А ты, воительница, не желаешь медов стоялых испить? – обратился он уже к Раде – В которых хорёк сдох! Зим эдак двадцать назад!

В ответ на её уничижительный взгляд он пафосно воздел руки к небесам.

– Ты думаешь, зачем я это тебе предложил? А затем что твой Пенязич давно то же самое всем в уши вливает! Его слушать – всё одно, что брагу прогорклую пить! Иное дело Баян – его вирши после песней этого старика – как глоток свежего кваса с похмелья!

Где-то такой довод княжичу уже доводилось слышать. Причём от этого же мужа. И в ответ на похожий вопрос.

Олег встретился взглядами с ехавшим рядом Кремнем. «Эта песнь не закончиться никогда» – читалось в его глазах. Юноша мысленно с ним согласился и снова погрузился в свои думы, не выслушав даже ответа поляницы. Та ведь наверняка сейчас приведёт в качестве примера последнюю песнь Пенязича, посвящённую возвращению на престол великого князя.

Рада в сознании княжича давно уже заняла место погибшего Гундяя. Как, впрочем, наверное, и для всей его малой дружины. Во всяком случае, споры они вели одинаковые. Причём эти двое, похоже, совершенно забыли, что ещё какое-то время назад их разделяла едва ли не смертельная вражда. Теперь она осталась только во взгляде на словоплетение. В остальном же те стали – едва ли не лучшие друзья. Какое-то время назад это вызвало даже новую волну шуток насчёт их «особых» отношений. Но поскольку никакой ответной реакции она не вызвала, то соответственно, очень скоро сошла на нет.

Небольшой отряд выехал на перекрёсток двух лесных дорог. Едва не сплетавшие до того свои густые кроны над головами путников буки, грабы и яворы расступились, открыв небольшую – примерно в пол чети, росчисть, посредине которой стояло маленькое захудалое подворье.

Постройка выглядела совсем ветхой и необжитой. Между бревнами зияли громадные щели, в которых свободно гулял ветер – либо дерево рассохлось и его повело, либо оттуда повыдёргивали мох вездесущие сороки. Зато последнего с преизбытком хватало на двускатной крыше, которую он покрывал буквально сплошным ковром. Причём кое-где пустил корни настолько глубоко, что проел в досках немалые дыры. В общем, всё указывало на то, что это здание возвели чуть ли не во время отцовского похода – зим эдак пятнадцать назад. И с тех пор подворье либо вообще не использовалась, либо люди появлялись тут крайне редко.

А ещё по всему выходило, что попали путники сюда именно в такой час. Более того, учитывая привычное для этих мест малолюдство, можно было сказать, что сейчас на этот перекрёсток буквально кипел жизнью! Это происходило вокруг пристроенного к подворью помоста. Он-то как раз выглядел так, словно им регулярно пользовались и периодически подновляли. Сейчас на его свежеструганных досках толпились примерно три дюжины совсем юных и при этом совершенно голых отроковиц. Поголовно худеньких, что твои птички, и светлоголовых. Самой старшей из них вряд ли было больше дюжины зим. Об этом можно было догадаться по практическому полному отсутствию у всех у них выпуклостей в нужных местах и растительности между ног. Да и сами удёнки у большинства юниц ещё не успели потемнеть и оставались по-детски розовыми. Между ними сновали несколько жён постарше. Причём намного – зим так на двадцать-тридцать. И в одежде. Бесформенной и похожей на балахоны из дерюги. Они заставляли отроковиц вертеться и изгибаться, демонстрируя свои недозрелые «прелести». Хотя, какие у них там, к лешему, «прелести»? Поди, ни одна из них ещё первую кровь даже не уронила!

За этой картиной наблюдали с два десятка мужей, столпившихся вокруг нескольких довольно вместительных возов, запряжённых двойками низкорослых крепеньких лошадок. Вождём этого отряда, скорее всего, был важный муж с обширным брюхом и реденькой бородкой, разодетый в меха и адамашки, восседавший, а точнее возлежавший, на груде мягких тюков в голове одной из телег.

И не было похоже, что кто-то из выставленных на помосте юных созданий испытывал хоть малейшее смущение от происходящего. Они не сбились стайкой, и не жались друг к другу, как наверняка сделали бы на их месте ровесницы откуда-нибудь из под Чернограда. Наоборот, весело щебетали и сами с удовольствием оттопыривали задки.

Всё это очень походило на то… Что дела здесь творились совсем уж беззаконные!

Олег ударил рыжего конька пятками по бокам, заставив того обогнать ехавших впереди дружинников.

– Эй! Что здесь происходит?!

Выкрикнуть эти слова солидным мужским басом не получилось. Ломающийся голос княжича подвёл своего хозяина и едва не сорвался на визг. Оставалось надеяться, что полтора десятка суровых гридней за его спиной заставят мужей на повозках отнестись к его словам серьёзно.

Действительно заставили. Те из них, которые походили на воев, подобрались, и, на всякий случай, потянулись к оружию.

Но только не предводитель. Тот даже с места не сдвинулся. Разве что голову в их сторону повернул. И то нехотя.

– А вы кто такие, чтобы я вам отвечал?! – высокомерно процедил он через губу.

Хм. Этот муж, похоже, или очень плохо видит, или бесстрашен до безумия! Как ещё объяснить то, что его не впечатлил ни грозный облик его малой, но весьма солидной на вид дружины, ни даже целых два стяга: малый пурпурно-жёлтый прапорец Шебарши с атакующей пустельгой, и собственный олегов однохвостый с пардусом. Может быть, он не разбирается в геральдике?

Или чувствует за собой силу?

Княжич даже заозирался по сторонам. Но ничего подозрительного ни на самой росчисти, ни среди окружавшего её леса не разглядел.

– Ты что ослеп, купец?! – выехал вперёд его воевода – Разучился гербы читать?! Вежество забыл?! Не видишь, что перед тобой княжич Черноградский Олег?!

Но тот не испугался и грозного витязя.

– Я не купец! – чванливо протянул тот в ответ – И не тебе учить меня вежеству, вой!

Ах, он! Да за такие речи его…

Рука Олега непроизвольно поползла к рукояти клевца.

– Да будет тебе известно! – продолжал бросать дрова в свой погребальный костёр разодетый наглец – Что здесь уже не владения Чернограда, а Смолянская земля! А я Шишко! – доверенный муж самого набольшего боярина Мутилы!

Произнося это имя, тот видимо, ожидал, что при его упоминании все новоприбывшие тут же упадут ниц и немедленно попросят прощения за свои слова.

Да не на тех напал! Про Мутилу княжичу, конечно, слышать доводилось – из речей старших товарищей. Но не более того. И, кстати, в не очень положительном свете. Говорили, что он и при прежнем князе, Вячко, который правил Смолянской землёй до минувшей весны, забрал себе чересчур много власти. А уж когда тому на смену пришёл куда менее волевой Игорь – вовсе обнаглел, и принялся распоряжаться княжеством как собственной вотчиной. И людей набрал в услужение – себе под стать.

Так это что выходит – они уже пересекли рубеж Смолянских земель? Как-то это незаметно прошло. Хотя, впрочем, чего он ожидал – что на каждой лесной стёжке, уводящей из одного княжества в другое, будет стоять высокий столб с резами, оповещающими, что здесь пролегает граница? Смешно ведь!

А вот речи, которые вёл разодетый муж, улыбки отнюдь не вызывали. Произнёсшего такие слова требовалось если и не наказать, то, по крайней мере, вразумить.

– И что теперь, Шишко? – немедленно взялся за эту задачу Шебарша – Если земля Смолянская – вежество блюсти уже не надобно?! Это тебя Мутила научил – каждому встречному грубить, гербов не разбирая, да морду на сторону воротить?!

Свои слова витязь подкрепил не менее эффектным действием.

Его каурка в мгновение ока донёс хозяина до телеги, на которой возлежал «собеседник». В руки витязя прыгнула плеть.

Один удар – и на землю летит оглушённый вой, пытавшийся заступить дорогу.

Второй – и запряжённые в повозку лошадки рвут с места в намёт, едва не вставая при этом на дыбы.

Уже через несколько десятков шагов сидевший на облучке возница пришёл в себя и замедлил их бег. Зато от резкого движения Шишко сверзился с тюков на землю, «удачно» угодив прямиком в лужу со свежей грязью.

Тут же заволновались и остальные кони. А люди похватали оружие, ощетинившись в сторону пришельцев двумя десятками рогатин, копий и дротиков.

Сопровождавшие княжича дружинники тоже мгновенно сменили строй, сбившись в боевую линию. Отроки привычно подались назад, чтобы не мешаться.

Ну вот – теперь хоть поговорить можно по серьёзному!

– Ещё кто-нибудь желает?! – Пустельга поднял над головой плеть.

Ответом ему было дружное молчание.

– То-то же!

То, что сейчас у всех на глазах проделал Шебарша, княжич, наверное, должен был совершить сам. Ну да ладно. Во-первых – подобное ему как-то даже невместно. А во-вторых – он просто опешил от наглости.

– Вы чего тут учиняете?! – тем временем возопил измазанный в грязи Шишко, которому помог подняться подскочивший холуй. – Да я вас!