Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Но теперь-то ему точно не вырваться! Только если броситься бежать без оглядки, бросив на произвол судьбы собственную столицу!

И такой исход, откровенно признаться, был для княжича самым желанным. Боги с ним – очередным подвигом. Ну, какая радость штурмовать город в такую погоду? Кто в такой мгле разглядит его великое свершение?

Хотя к стенам в такую погоду подбираться – пожалуй, лучше и не придумаешь.

Г-гамаюн! Чем дальше вниз по дороге вёз буланый, тем гуще становилась падающая с неба ледяная крупа. И тем больнее секло кожу.

Когда спуск закончился, небо и земля вокруг слились в одну сплошную белую пелену.

Почти как тогда, на Голотичи.

Только тогда был простой и понятный туман.

А тут…

Неужто и вправду – небо падает на землю?

– Что происходит?! – крикнул Соловей – Я такого никогда не видел!

Ну да, откуда ему – небось, в жизни, кроме благодатной степи да полудня правдивых земель нигде и не бывал!

– Не боись! – успокоил его Ярополк – Это снег! Вода замёрзшая! Боги так на полуночи иногда шутят! Воду в небе морозят!

– А то я снега не знаю! – крикнул витязь в ответ – Отчего так много то?! Тут, похоже, уже не шутки! Не иначе – злятся боги-то!

– Позлятся и перестанут! – отмахнулся Ярополк – Такой снег долго идти не может! Не бездонные же у них закрома!

– Твоя правда… – согласился Соловей.

Однако снегопад не только не думал прекращаться.

Он даже усиливался.

Мелкая крупа начала расти в размерах и обзаводиться острыми режущими кромками.

Лицо, казалось, беспрерывно колют сотни маленьких иголок.

Г-гамаюн! Что происходит?

Впереди в белой круговерти выросла фигура какого-то мужа. Всадники увидели его буквально в последний миг и чуть не стоптали, едва успев осадить лошадей.

– Ты чего под копыта лезешь, Лукашко?! – заорал на него Пежич – Жить надоело?!

Надо же! Сотник не только запомнил, как зовут старшего ватажника менских ратников, да ещё и с полувзгляда распознал его в этом мельтешении!

По раменам чай? Вон, какие они у него здоровые!

А сейчас кажутся его больше из-за налипшего на них снега.

– Не серчайте, славные витязи! – подал голос ополченец. – Чего делать-то?! Куда идти-то?! В эдакой метели и разглядеть ничего нельзя! Люди ропщут! Я насилу на вас вышел!

Как он сказал? Ме-те-ли? Это он про снегопад? На мятель похож. Надо запомнить.

Ишь ты – ропщут! Быстро что-то! Не успели и двух стрелищ по дороге под снегопадом прошагать, как уж возроптали! А что дальше будет?

– Как куда идти?! Дороги, что ли под ногами не видно?! – возмутился Соловей.

Лукашко тряхнул головой, разом скинув со своей шапки добрую меру налипших ледышек.

– Не видно, витязь! Хоть очи вынимай! Всю как есть – замело!

Гамаюн раздери!

До последнего не веря в происходящее, Ярополк свесился с седла, пытаясь разглядеть в непроглядном мареве хоть что-нибудь.

И вправду нет дороги!

Не иначе – чародей наворожил!

– Так к городу идти надо! – снова подал голос Пежич – На Поло-оте-еск!

Он, видимо, ожидал, что его клич тут же подхватят едущие где-то впереди гридни. Но то ли те успели уехать далеко вперёд, то ли потеряли всякое желание надрывать глотки.

– Так, где город то?! – развёл руками Лукашко.

Вот ведь… А когда смотрели с горки, казалось – рукой подать.

– Там! – уверенно воскликнул Ярополк, тыкнув перстом вперёд.

Хотя…

– Или там – сказал он уже куда менее уверенно.

Или…

Вот ведь! Так и вправду недолго промахнуться!

Даже трудно представить, что может произойти в этом случае.

Например, они вместо города, выйдут прямиком к обрывистому берегу реки. И тут им в спину ударят гридни Всеслава.

Г-гамаюн!

Когда боги уже натешатся! И вправду – хоть очи вынимай!

И тут снегопад, который и так валил, что гуще уж некуда, замёл прямо таки с неистовой силой. Всё, что было до этого, можно было сравнить с тычками отроческого деревянного меча, против удара стальным клинком в руке опытного воя. Если до этого лицо только слегка покалывали ледяные иголки, то теперь они обратились в крошечные кинжалы и дротики, которые буквально раздирали кожу.

Да ещё и ветер задул так, словно сам Стрибог растянул меха своей волынки. Так, будто решил порвать себе обе щеки.