Ёнька

– Ну что? – спросил я, усаживаясь рядом.

– Кажется, не очень получилось.

– Ну и ладно, вместе поговорим. Вот у меня однажды был такой случай. Без вранья…

И мы принялись вспоминать людей и всякую всячину. Спустя время мне показалось, что Ёнька подсократился в размерах. Я не поверил глазам и полез в карман за рулеткой. Да, мой друг и в самом деле уменьшался. При этом я – совершенно не рос. «Каковы амбиции, таков и размер», – подумалось беззлобно.

Когда солнце поднялось в зенит, Ёнька стал почти обычным мальчиком. Тем временем где-то высоко-высоко солнце и море соприкоснулись. Мы все трое задрали носы и смотрели, как вода серебрится и переливается в лучах полуденного заката.

– Аж голова кружится, как красиво. Бамалей, ты как думаешь, море на нас упадёт?

– Вряд ли, – засмеялся я. – Ты видел, чтобы море целиком падало на кого-то?

– Нет, не видел, – тихо ответил мальчик, но зажмурился.

Я тоже не был уверен в собственных выводах, но закрывать глаза не стал. Подумал о хорошем и успокоил волну до глади. Солнце к этому времени уже окунулось в пучину. Лучи изнутри пронзали её, воды светились нежной бирюзой. Заходящее за море солнце вскрывало морскую глубину. В толще воды стали видны диковинные рыбы, прекрасные чудища. Солнце же погружалось всё глубже и глубже. В его свете пучина хвалилась припрятанной красотой: мерцали кораллы, виднелись останки древних кораблей. Прямо перед нами высветилась лавочка, похожая на любимую лавочку Ёнькиной мамы. Я толкнул друга, и он открыл и глаза, и рот. К лавочке в море подплыли три рыбины, на рыб не похожие. Одна была копия Ёньки, вторая – как Ёнькина мама, а третья – сестрёнка. Рыба-мама уселась на скамейку, поджала хвост и стала совершенно неотличимой от человека.