Шушмор. Наследие исполинов

Ник хмыкнул, посмотрел в зеркало заднего вида.

– Не томи, сестренка, читай… Самому стало интересно, что наш суперполицейский забыл в этом захолустье.

Разгладив сложенный вчетверо пожелтевший лист, Кира деловито кашлянула в кулак и с выражением начала…

Отрывки из путевых заметок…

Еще по пути в Крестов Брод я решил подробно описывать все свои мысли и ощущения, дабы не упустить ни одной важной детали, которые, как известно, любят крыться во всяких малозначимых мелочах. Слишком уж необычное дело предстоит мне распутывать на этот раз. Из полученных архивных материалов сложить что-то более-менее значимое невозможно – сплошная петрушка получается… И ладно бы с умыслом веселят следователей допрошенные, так ведь нет, говорят с подробностями и очень откровенно. Правда, все не о том.

Сбивчивые показания ничего толком не проясняют, а даже наоборот, еще больше запутывают и без того престранные обстоятельства. Ну вот, к примеру, что касаемо исчезновения землемера Федора Игнатьева. Из показаний следует: подъехал опрашиваемый с помощником Никиткой тринадцати лет отроду к развилке. Нужно им было ширину тракта и удаленность до опушки леса измерить по поручению. Спешились, оборудование подготовили. И начали производить описание местности. Все данные заносили строго в учетный журнал. Прошлись вдоль дороги, затем поднялись чуть выше, на опушку. Там решили перекусить. Пока Федор котомки развязывал, Никитка, шалопай, где-то рядом крутился. Потом хвать, а того уж и след простыл. Нет нигде! Походил, позвал – ничего, как сквозь землю пострелёнок провалился…

Решил Федор Игнатьевич, что издевается над ним Никитка, – частенько он его таким образом разыгрывал. Спустился он вниз к развилке, начал землемер убирать, а тут, как из-под земли, конные: и городовой, и окольные, а с ними еще целая процессия.

Землемер к ним, так, мол, и так, экая оказия приключилась: помощника своего потерял. А они на него зенки свои вытаращили, в бумагу с портретом тычут, вроде как сличают. Далее выдержки из дела о пропащем: во всех протоколах числится, будто землемер этот больше месяца находился непонятно где, а теперь вдруг раз и объявился.

Никитку, правда, так и не сыскали, а вот Федору Игнатьевичу штраф и повинность прописали, чтобы врать раз и навсегда отучился. Уличили его, стало быть, в злоупотреблении, отсюда и беды все. Ушел непонятно куда, залил за ворот лишнего, а по слабой природе впал в беспамятство. А когда в себя-то пришел, так и обратился за помощью. К сему расследованию прилагалась медицинская справка местного фельдшера Николая Васильевича Путятина, который авторитетно утверждал, что такой факт им зафиксирован и сомнению не подлежит.

Только что же это получается: мужик где-то в непотребном виде валялся, а его за добрые тридцать дней так никто обнаружить не смог? И куда его помощник подевался, тоже как-то непонятность. Сбежал? А в чем причина? Сыт, накормлен, при жалованье, за проступки ни разу хворостиной не бит. А, как известно, от добра добра не ищут. Вот и получается, что местные не расследование провели, а шутовство какое-то устроили. Такой у меня пока вывод напрашивается…

06 августа 1899 года

Прибыл я к месту назначения не пятого, как того предписывал мой путевой лист, а шестого числа последнего летнего месяца. А всему виной непогода. Хоть и не положено ей по времени, а она по-осеннему злая вышла. Непрекращающиеся дожди с грозами зарядили, так что пришлось пережидать и откладывать дорогу.

На постоялом дворе приключился у меня занятный разговор с местным конюхом. Так он, как выяснилось, такого ненастья и не видывал никогда. При этом я отметил для себя, что конюх отчего-то при упоминании здешнего леса говорил как-то уважительно и с трепетом, словно о живом существе. Впрочем, здесь все может быть вполне объяснимо. Местные деревни находятся в значительном удалении от цивилизованного мира, народ тут весьма дремуч и необразован – отсюда и сбивчивая речь, наполненная словами-паразитами да заменяющими их выражениями типа «тудыть», «разэдак», «явойный», а некоторые обороты, к счастью, я даже не способен воспроизвести, что уж говорить про сокрытый в них смысл.

Добравшись до Крестова Брода, я неохотно выбрался из теплой повозки. На улице моросил дождь, и унылые строения больше напоминали мохнатые валуны, чем крестьянские домишки.

Не успел я подхватить саквояж, как возле меня вырос долговязый человек в длинном плаще и широкополой соломенной шляпе, которую он нацепил явно не по погоде.

«С прибытием, господин сыщик», – хмуро произнес он.

«С кем имею честь?»

«Яковом меня кличут. Или проще – Яшкой».

«Вы встречаете меня по поручению господина обер-полицмейстера Александра Василье?..» – На меня резко цыкнули.

«Встречаю, значит надыть!» – недовольно произнес Яков. – «И впредь попрошу обходиться в наших краях без имен и должностей. Дело у вас особое, так будьте любезны ему соответствовать».

Спорить с подобными суждениями я не стал.

На постой меня определили к старухе преклонных лет по имени Ульяна. По отчеству она себя не назвала да и в целом была скупа на слова, зато по хозяйству управлялась довольно скоро, чего мне казалось вполне достаточно. По части расспросов докучать не станет, а готовит так, что пальчики оближешь… В общем. устроился лучше всяких прочих.

И началось мое рутинное дело. Сперва решил я познакомиться с местными представителями закона – все-таки я в их вотчине, поэтому не стоит хорохориться городскими корнями, а необходимо явиться и представиться по всей форме. Возможно, получится заручиться поддержкой, что было совсем не дурно, учитывая путаные обстоятельства данного дела.

12 августа 1899 года

На изучение всех отчетов и протоколов у меня ушла по меньшей мере неделя. Хочу заметить, что документы находились в ужаснейшем состоянии. Следствие велось из рук вон плохо. Это видно невооруженным глазом по наружным записям и карточкам учета. Вместо того, чтобы копаться в направлении истинных причин, местные светила сыска подогнали расследование под выдуманные обстоятельства и, как говорится, дело с концом. Например, по мнению местных следователей, исчезновения многих приезжих сводились к одному: зашли в шушморевские болота да сгинули по собственному неблагополучию! Вот и вся лихая причина.

Что же до главного эпизода – душегубство местного священника, – так и тут нашлось вполне логичное объяснение. Примерно через пару дней сыщики задержали трех молодых людей, организовавших ячейку опасных вольнодумцев. Данным убийством революционеры проявили крайнее неуважение к царской власти. Таким был скупой вердикт следствия!

Из всего вышенаписанного полагаю, что необходимо все тщательно проверить,

…. Сызнова опросить каждое причастное лицо…

– И это все? – уточнил Ник, сворачивая с шоссе.

Кира перевернула лист – вторая сторона оказалась пустой.

– К сожалению, да.

– Ну а ты, Холмс, что-то нарыл? – обратился Ник уже к Игорю. – Порадуй меня какой-нибудь жуткой историей из интернета.

Студент отложил в сторону телефон и устало потянулся.

– Не умею я страшилки рассказывать. Ну а если в двух словах: Шушмор действительно считается аномальной зоной. Гигантские растения, кривые деревья и серные болота. Пишут, что компас там пляшет под чертовщину. Стрелка крутится как сумасшедшая в поисках потерянного ориентира.

– Я же говорю: будет интересно, – поддержала разговор Кира.

Брат улыбнулся, выставив на показ идеальные зубы, и прибавил скорость.

– Всю жизнь мечтал побывать в Бермудском треугольнике.

– Психи. – Скрестив руки на груди, Игорь отвернулся и уставился на изумрудный пейзаж за окном.

– Эх ты мой душнилка! – Кира положила парню руку на плечо и поцеловала в щеку. – Не переживай, быстро пройдем квест и домой.

Повернув голову, Игорь посмотрел на девушку внимательным взглядом.

– Пообещай, два дня почилим и обратно!

– Обещаю. – Скрестив средний и указательный палец, Кира прижала их к груди и, изобразив на лице серьезность, кивнула.

– Хорошо, – успокоился Игорь.

С переднего сиденья послышался громогласный смех Ника.

– Зря согласился. Её нельзя ограничивать во времени. Она нас теперь за эти два дня так загоняет…

Кира хлопнула брата по плечу.

– Хватит пугать Игорька. А то еще подумает, что я мегера!

– Скорее, Медуза Горгона, – уточнил Ник. – Прости, сестренка, но от твоих идей порой замираешь как окаменевший. Так что сравнение более чем уместное.

– Поддерживаю, – кивнул Игорь.

На лице Киры возникло сначала недоумение, а потом обида.