Дневник священника. Мысли и записки

– Ты вообще кто такой, чтобы вякать?.. – спросил один по фамилии Кипибеда. – Как ты посмел на академистов катить?

– Я сказал то, что думаю. Вы безобразно себя вели…

– Не, ну куда катимся! Да раньше семинарист рта на Академию раскрыть не мог. А что сейчас? Кто вас понабрал?.. Знаешь, что мы с тобой сделаем?

Академисты стали совещаться, как меня наказать. Вопрос стоял почти гамлетовский: бить или не бить.

За меня стояли семинаристы и академисты помладше. Но четвертый курс был возмущен весь!

Один академист начал объяснять:

– Тут принцип важен, порядок: младшие не должны рта раскрывать на старших. Пусть мы неправы, так помолись про себя и по нашим делам не поступай, а поступай правильно. А ты туда же – расшатывать устои. Помнишь, как Горбачев сказал: не раскачивай лодку, в которой сидишь. Вот ты будешь в Академии, а тебе семинарист нахамит. Это нормально? Нет, брат, так оставлять это нельзя…

Спор и обсуждение моего поступка длились около часа. Кто-то уходил, приходил. Чашу весов в мою пользу склонил благочестивый академист Михаил Дячина (ныне епископ Тихвинский и Лодейнопольский Мстислав). Он был еще на третьем курсе, но происходил из очень известного и влиятельного на Украине священнического рода. В общем, это был человек, мнение которого и для четверокурсников кое-что значило.

– Я за Костю, – сказал Михаил. – Кто против него, тот будет против меня.

На мою сторону встало еще несколько известных студентов Академии. И четверокурсники отступили:

– Ладно. Смотри только у нас…

Уходя, один бормотал:

– Куда катимся?..

P. S. Как-то рассказал своим студентам-семинаристам эту историю, а они:

– Так это с вами было?.. Мы слышали, нам старшие ребята рассказывали, что такой случай когда-то был…

Вот так формируется предание наших духовных школ. J

И еще одно послесловие.

Я учился на четвертом курсе Академии и жил в городе. На утреннюю и вечернюю молитвы я мог не приходить. Но вот как-то пришел пораньше, и как раз начиналась молитва. Я встал смиренно в конце храма, у колонны. Храм наполнялся, входили семинаристы, студенты Академии. Они прикладывались к иконам и вставали на свои места: часто студент стоит на одном и том же месте. Вдруг ко мне подошел хмурый верзила-семинарист:

– Посторонись, здесь я стою.

И я про себя подумал: «Боже мой, куда катимся?..» J

Самая первая проповедь

Кстати, о проповедях. Я чуть выше упомянул о том, что каждый семинарист должен в порядке очередности говорить на утренних и вечерних молитвах проповедь. Это страшно. На самом деле страшно, особенно в первый раз, особенно когда перед тобой не пара десятков благочестивых старушек, которые на все скажут: «Спаси Господи», – а море глаз студентов, которые старше тебя по учебе и, несомненно, умнее. И ты читаешь в их глазах отнюдь не благочестивое внимание, а неприкрытую иронию. Твоя проповедь может обернуться конфузом, а то и позором, и потом ты будешь с этими ребятами продолжать учиться и общаться… Согласитесь, не совсем уютно.

Недавно, перебирая старые бумаги, нашел листочек, на котором записал свою первую проповедь. Сколько их было с тех пор… Но вот – проповедь самая первая, «официальная», от 1993 года, когда я был студентом 3-го курса Семинарии и получил благословение проповедовать с амвона, от лица Церкви.

Если вы думаете, что это так легко – сказать проповедь, вы ошибаетесь. Я тренировался так: придумывал тему и шел гулять в Митрополичий парк, который окружает Семинарию и Академию. Пятнадцать минут я себе брал, чтобы обдумать тему и сложить в голове схему, а потом вслух произносил проповедь. Деревьям и кустам, речке Монастырке, что течет возле Семинарии… Так я делал несколько раз в неделю на протяжении ряда лет. Добивался, чтобы речь лилась плавно, между смысловыми отрезками были логические связки, чтобы в проповеди присутствовал назидательный смысл, чтобы даже пауза «работала» на меня. Демосфен, известный греческий оратор, брал в рот камешки и произносил речь на краю обрыва, перед бушующим морем, стараясь перекрыть своим голосом шум волн, разбивающихся о берег. Чтобы не повредить зубы, я брал в рот пластмассовые пуговицы и тоже добивался хорошей артикуляции и внятного произношения.

Словом, научиться говорить проповедь не так легко, как кажется многим. На самом деле я этому и сегодня в той мере, к какой стремлюсь, не научился.

Знаете, кто для меня лучший проповедник из современных? Святейший Патриарх Кирилл. Почитайте или послушайте его проповеди. «Одаренный человек», – говорят многие. Слово одаренный здесь неверно. Оно подразумевает, что владыке Кириллу все пришло само, в силу его одаренности. Ничего само собой не приходит! Я, слушая владыку Кирилла, знаю, чего ему это стоило, мысленно вижу работу его ума, вижу, где он может повернуть речь в одно, а где в другое место. Десятилетия кропотливейшей работы над словом – вот исток и причина его ладных, гладких, уносящих мысль в превыспренняя проповедей и выступлений.

А вот моя первая проповедь.

Проповедь на память святых Зинаиды и Филонилы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие отцы, братья и сестры!

Однажды преподобный Серафим Саровский предложил усердствовавшему в духовной жизни человеку обратить внимание на 12-й член Символа Веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века».

Этим указанием преподобный Серафим устремляет сердца всех верующих и чтущих Святую Церковь к новой жизни. Воскресение мертвых уже отчасти достигнуто во Христе. Также и «жизнь будущаго века» нам дано вкушать уже на этой земле.

Жизнь с Богом, по учению преподобного Серафима как яркого выразителя святоотеческой традиции, – это жизнь нового века (по-гречески эона), жизнь в Духе Святом.

И в лице многих святых мы видим их жизнь как начало чего-то нового, как начаток той жизни, что будет в грядущем. Они – воплощенная и исполнившаяся икона, реальное преображение, совершившееся в твари. И первый шаг к этому преображению, к которому призваны все мы, – ощутить, что Бог рядом с нами, почувствовать, что все наши радости и печали пронизаны Божественным присутствием, Его участием в нашей судьбе. И тогда каждый день станет для нас событием, новой ступенькой в духовном пути. Тогда каждый наш день, начиная хотя бы с сегодняшнего понедельника, будет нести радость встречи с Богом.

И для этого необязательно делать какие-то колоссальные усилия. Мы просто должны доверчиво открыть перед Богом двери наших сердец, мы с радостью должны делать все, что в этот момент жизни от нас требуется. Мы должны попытаться стать подобными окнам нашего храма, этим крестообразным цветным витражам, которые всегда, радуя нас, распинают холодный свет мира образом Креста.

Современный протестантский богослов Пауль Тиллих, комментируя слова Апостола Павла: «Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь», – писал, что именно это творение Богом «новой твари» здесь и теперь, каждую секунду, есть подлинная цель и смысл нашей жизни.

В этом отношении глубоко промыслителен путь двух святых, память которых сегодня празднуется: Зинаиды и Филонилы.

Они были охвачены, как повествуется в житии, любовью к Господу и желанием исполнять Его святую волю. Две простые девушки не поддались общему настрою апокалиптических чаяний II века и продолжали то служение, на которое их определил Господь в их бытность еще язычницами: они лечили людей.

И их земное служение является воистину началом Небесного пути, потому что и по своей блаженной смерти они продолжают чудеса исцелений.

Их жизненный путь, как и пути сотен других святых, показывает, что нам для реализации себя как христиан нужны не поиски удобных спасительных путей, а честное и радостное служение там, куда нас поставил Господь, там, где мы оказались в данный момент.

И тогда каждая минута будет нести нам радость соработничества Богу, и мы уже здесь, на земле, среди суеты и плеска житейских волн, сможем вкусить сладость Царства Небесного.

Аминь.

24 октября 1993 года

Оставим пока разговор о Семинарии. Из середины 90-х перенесемся на 10 лет вперед. Я уже священник, у меня жена и двое детей. Я служу в городском храме. Это великолепный белоснежный собор с голубыми куполами. Я очень люблю его и ни капли не сомневаюсь, что попал сюда по воле Божией. В моем случае это именно так и не иначе, случайность исключена…

А дело в том, что впервые я попал в Санкт-Петербург, тогда еще в Ленинград, в 1990 году. Мы с родителями отправились сюда на неделю в туристическую поездку. Я был очарован этим городом, сразу влюбился в него. Однажды мы ехали по городу с группой на экскурсионном автобусе, и гид попросил водителя остановиться. Машина встала возле величественного, когда-то белого, а сейчас уже скорее серого храма.

Окна храма кое-где были выбиты, стены были «расписаны» похабными надписями, сам он был каким-то жалким и оскверненным. Гид сказал:

– Вот это Троицкий собор, построенный в 1835 году для Измайловского полка, героического полка российской армии. Два дня назад, ночью, группа каких-то гопников повыбивала стекла и изгадила стены. Был бы это мой ребенок – оторвал бы руки.

Гид помолчал. Потом продолжил:

– Этот собор только что передали Ленинградской епархии, и сейчас тут появится церковная община и храм начнут восстанавливать.

– И службы будут? – спросил кто-то из нашей группы.