Оценить:
 Рейтинг: 0

Корзина с еловыми шишками

Год написания книги
2023
Теги
1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Корзина с еловыми шишками
Константин Георгиевич Паустовский

Классная классика
Константин Георгиевич Паустовский – классик отечественной литературы. Паустовский был уверен, что книги «следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду». И этому принципу он следовал всю свою творческую жизнь. Писатель обладал редкостным талантом – способностью подмечать то, что ускользает от «ленивых человеческих глаз». Почему еловые шишки весят гораздо больше сосновых? Почему человека, идущего по некошеному полю, может неотступно преследовать ласточка и кричать так, будто у неё отняли птенца? Он заражает читателя восхищением природой, раскрывает простые, казалось бы, истины. Но Паустовский писал не только о природе. Дети – вот чьим языком владел он в совершенстве и для кого сочинил – увлекательно и с юмором – немало своих замечательных произведений.

В книгу, проиллюстрированную народным художником России, обладателем золотой медали Российской академии художеств Николаем Устиновым, вошли самые известные рассказы и сказки писателя.

Константин Паустовский

Корзина с еловыми шишками

© Паустовский К. Г., наследники, 2023

© Устинов Н. А., иллюстрации, 2023

© Оформление, вступительная статья. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2023

Machaon®

* * *

«Слушай, жизнь… я люблю тебя!»

Константин Георгиевич Паустовский (1892–1968) довольно рано решил стать писателем. Стихи начал сочинять ещё в школе, а первый рассказ опубликовал, будучи гимназистом. Но путь в литературу не был прямым. После развода родителей, которые привили сыну любовь к искусству, пришлось самостоятельно зарабатывать на жизнь и учёбу. Проведя детство и юность в Киеве, Паустовский переезжает в Москву – город, в котором родился. Ранние литературные опыты не вселяли в будущего писателя уверенности. Он вдруг с ужасом понял, как беден его «запас жизненных наблюдений», десять лет не брал в руки пера, а «просто жил: учился, трудился, любил, радовался, удивлялся, разочаровывался». Хотя простой эту жизнь никак не назовёшь. За годы Первой мировой и гражданской войн Паустовский сменил несколько профессий. Работал вагоновожатым и трамвайным кондуктором, служил в санитарном поезде, перевозившем раненых, трудился на металлургическом заводе, рыбачил с артелью на Азовском море. Скитаясь по стране, он «жадно вбирал в себя всё, что видел вокруг». Вот почему творчество писателя так достоверно!

Паустовский был уверен, что книги «следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду». В его рассказах нет лихо закрученных сюжетов, фантастических приключений, выдуманных интриг. Но от них, точно от красивой картины, невозможно оторвать глаз. Хочется любоваться этой словесной живописью, наслаждаться её акварельным языком. Несмотря на сильную близорукость в жизни, Паустовский, как и любимый им сказочник Андерсен, обладал «талантом, редкой способностью замечать то, что ускользает от ленивых человеческих глаз». Он заражает читателя восхищением природой, раскрывает простые, казалось бы, истины. Почему еловые шишки весят гораздо больше сосновых, а во время покоса лучше не ловить рыбу на луговых озёрах? Почему человека, идущего по некошеному полю, может неотступно преследовать ласточка и кричать так, будто у неё отняли птенца? Паустовский пишет увлекательно и с юмором. Чего только сто?ит история про Мурзика, который, играя в лодке, разгрыз пробку, а густая струя воздуха, как вода из пожарного шланга, ударила в морду, да так сильно, что подбросила его и занесла в заросли крапивы!

Мир Паустовского – это не только природа. Он населён детьми, «загорелыми, здоровыми и весёлыми, привыкшими к ночёвкам в лесу, к дождю, ветру, жаре и холоду». Писатель в совершенстве владеет их языком. Сохранились воспоминания сына Паустовского: «Однажды я притащил домой с пляжа косматого беспризорного щенка, бесследно исчезнувшего через несколько дней. Чтобы прервать поток моих слёз, отец рассказал, как щенок увязался в Севастополь за старым портовым сторожем, который нёс свёрток с чудесно пахнущей колбасой. В Севастополе щенок, разумеется, попал на учебный парусник и отправился с курсантами в кругосветное плавание. Так началась длинная “история с продолжением”, тянувшаяся от эпизода к эпизоду всё лето».

В то же время будет ошибкой называть Паустовского детским писателем. По его же признанию, «в каждой детской сказке заключена вторая, которую в полной мере могут понять только взрослые». Поэтому-то неудивительно, что Паустовского любят читатели разных стран и поколений. Сохранилась редкая фотография, на которой Марлен Дитрих, знаменитейшая немецкая и американская актриса, в знак восхищения встала перед русским писателем на колени.

Сам Паустовский объехал полмира, побывал в разных частях света. Но от этого его любовь к родной земле ничуть не угасла. Напротив, в одном из рассказов мы видим, как Варюша «думала было надеть перстенёк на указательный палец, чтобы повидать белый свет со всеми его чудесами, но посмотрела на все эти цветы, на липкие берёзовые листочки, на ясное небо и жаркое солнце, послушала перекличку петухов, звон воды, пересвистывание птиц над полями – и не надела перстенёк на указательный палец. “Успею, – подумала она. – Нигде на белом свете не может быть так хорошо, как у нас в Моховом. Это же прелесть что такое! Не зря ведь дед Кузьма говорит, что наша земля истинный рай и нету другой такой хорошей земли на белом свете!”»

    Алексей Холиков, доктор филологических наук

Собрание чудес

Рассказы

Летние дни

Всё, что рассказано здесь, может случиться с каждым, кто прочтёт эту книгу. Для этого нужно только провести лето в тех местах, где есть вековые леса, глубокие озёра, реки с чистой водой, заросшие по берегам высокими травами, лесные звери, деревенские мальчишки и болтливые старики. Но этого мало. Всё, что рассказано здесь, может случиться только с рыболовами!

Я и Рувим, описанный в этой книге, мы оба гордимся тем, что принадлежим к великому и беззаботному племени рыболовов. Кроме рыбной ловли, мы ещё пишем книги.

Если кто-нибудь скажет нам, что наши книги ему не нравятся, мы не обидимся. Одному нравится одно, другому совсем иное – тут ничего не поделаешь. Но если какой-нибудь задира скажет, что мы не умеем ловить рыбу, мы долго ему этого не простим.

Мы провели лето в лесах. С нами был чужой мальчик; его мать уехала лечиться к морю и попросила нас взять её сына с собой.

Мы охотно взяли этого мальчика, хотя были совсем не приспособлены к тому, чтобы возиться с детьми.

Мальчик оказался хорошим другом и товарищем. В Москву он приехал загорелый, здоровый и весёлый, привыкший к ночёвкам в лесу, к дождю, ветру, жаре и холоду. Остальные мальчики, его товарищи, ему потом завидовали. И завидовали недаром, как вы это сейчас увидите из нескольких маленьких рассказов.

Золотой линь

Когда в лугах покосы, то лучше не ловить рыбу на луговых озёрах. Мы знали это, но всё-таки пошли на Прорву.

Неприятности начались сейчас же за Чёртовым мостом. Разноцветные бабы копнили сено. Мы решили их обойти стороной, но они нас заметили.

– Куды, соколики? – закричали и захохотали бабы. – Кто удит, у того ничего не будет!

– На Прорву подались, верьте мне, бабочки! – крикнула высокая и худая вдова, прозванная Грушей-пророчицей. – Другого пути у них нету, у горемычных моих!

Бабы нас изводили всё лето. Сколько бы мы ни наловили рыбы, они всегда говорили с жалостью:

– Ну что ж, хоть на ушицу себе наловили, и то счастье. А мой Петька надысь десять карасей принёс, и до чего гладких – прямо жир с хвоста капает!

Мы знали, что Петька принёс всего двух худых карасей, но молчали. С этим Петькой у нас были свои счёты: он срезал у Рувима крючок и выследил места, где мы прикармливали рыбу. За это Петьку, по рыболовным законам, полагалось вздуть, но мы его простили.

Когда мы выбрались в некошеные луга, бабы стихли.

Сладкий конский щавель хлестал нас по груди. Медуница пахла так сильно, что солнечный свет, затопивший рязанские дали, казался жидким мёдом.

Мы дышали тёплым воздухом трав, вокруг нас гулко жужжали шмели и трещали кузнечики.

Тусклым серебром шумели над головой листья столетних ив. От Прорвы тянуло запахом кувшинок и чистой холодной воды.

Мы успокоились, закинули удочки, но неожиданно от лугов приплёлся дед, по прозвищу Десять про?центов.

– Ну, как рыбка? – спросил он, щурясь на воду, сверкавшую от солнца. – Ловится?

Всем известно, что на рыбной ловле разговаривать нельзя.

Дед сел, закурил махорку и начал разуваться.

– Не-ет, нынче клевать у вас не будет, нынче рыба заелась. Шут её знает, какая ей насадка нужна!

Дед помолчал. У берега сонно закричала лягушка.

– Ишь стрекочет! – пробормотал дед и взглянул на небо.

Тусклый розовый дым висел над лугом. Сквозь этот дым просвечивала бледная синева, а над седыми ивами висело жёлтое солнце.

– Сухомень! – вздохнул дед. – Надо думать, к вечеру ха-ароший дождь натянет.

Мы молчали.

– Лягва тоже не зря кричит, – объяснил дед, слегка обеспокоенный нашим угрюмым молчанием. – Лягва, милок, перед грозой завсегда тревожится, скачет куды ни попало. Надысь я ночевал у паромщика, уху мы с ним в казанке варили у костра, и лягва – кило в ней было весу, не меньше, – сиганула прямо в казанок, там и сварилась. Я говорю: «Василий, остались мы с тобой без ухи», а он говорит: «Чёрта ли мне в той лягве! Я во время германской войны во Франции был, и там лягву едят почём зря. Ешь, не пужайся». Так мы ту уху и схлебали.

1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5