Книга скитаний

Иногда она – маленькая, озабоченная, с раздувшимся от кисты животом – вывозила их на дачу. Детям было стыдно десятков кое-как напиханных узлов, подушек, суеты, ссор с отцом на вокзале, насмешливых замечаний носильщиков и недовольных гримас соседей.

В гимназии Карцев с головой ушел в книги. Страшное детство отошло на второй план. Острая мысль, освещенная яркими огнями выдумки, подняла его как гром вагнеровских пассажей. Страшное томление искусства очистило и встряхнуло его, будто жестокая болезнь.

Огни каких-то празднеств, угаданных в книгах, сулили полную и значительную жизнь. Но от этих празднеств, от этой необычайной и стоящей жизни доходили только намеки: загорелый гардемарин с черным палашом, встреченный на улице сухопутного и надоевшего города, волонтер, вернувшийся с англо-бурской войны и живший два дня в их доме, артистка Невельская с радостными глазами и цветущие на закатах каштаны.

Так произошло перерождение Карцева в молчаливого и одинокого студента, жившего в мире суровой и невысказанной романтики.

С семьей он порвал в 18 лет. Отец умер. Карцев уехал в Петербург. Свое детство и семью он проклинал.

Единственное, о чем он вспоминал иногда, – это смерть отца. Перед смертью отец уехал к своему брату – сельскому учителю на Украине. Карцева вызвали телеграммой. Начиналась весна. Усадьба дяди, где отец умирал от рака гортани, стояла на острове среди быстрой и шумной реки. Полая вода шла через каменную плотину мощным валом, и лошади по брюхо в воде тащили на остров легкую таратайку.

Карцеву не было страшно. Ему хотелось застать отца живым и спросить – как случилось, что отцовская жизнь прошла так темно и нелепо?

Отец не мог говорить. Он только хрипел, гладил Карцева по голове и смотрел ему в лицо желтыми потухшими глазами. Из глаз изредка сползала тяжелая ртутная слеза и застревала в небритой серой щетине.

Ночью Карцев, сидя около отца, спросил:

– Отец, ты ведь способный и добрый человек. Скажи, как случилось, что ты так ненужно и скучно прожил?

Отец силился улыбнуться. С трудом, в течение нескольких минут, он прохрипел ответ:

– Я был трус, Коля.

К утру отец умер. Колючие звезды скакали в реке, и тараканы падали с потолка на плед, которым были укутаны ноги отца. Похоронили отца в роще за домом на краю пасеки, где летом в соку медуницы и кашки гудели рои пчел.

11

Приведу любопытный листок с записями отца о литературных вечерах с его участием. Быть может, они – предтеча «конотопских» встреч, а может, сами «Конотопы». Во всяком случае эти записи многое добавляют к воссозданию творческой атмосферы литераторов из окружения Константина Паустовского 1920-х годов. Мне кажется, все эти встречи – по дневникам отца – можно привязать при надобности к конкретным датам.

СПИСОК

1) Гехт «Винница». – Были Муров, Фраерман, М. Кольцов, Паустовский, Паустовская, Гехт

2) Паустовский «Этикетки для колониальных товаров» – Фраерман, Гехт, Родионова, Крашенинников, Славин, Паустовская

3) Паустовский 5 глав из «Осени». Багрицкий Стихи – Славин, Гехт, Муров, Паустовская, Чачиков, Крашенинников, Паустовский

4) Фраерман Главы – Паустовский, Паустовская, Адалис, ее муж, Гехт, Муров, Крашенинников, Родионова, Гофман, Н. Гофман

5) Адалис Стихи. Чачиков Стихи. Паустовский Отрывок – Паустовская, Фраерман, Родионова, Славин, его жена, муж Адалис, Роскин, Чачиков, Гофман с женой, Вано

6) Гехт «Шизофреник». Сельвинский. Багрицкий.

7) Шторм – Колычев, Сусанна Яковл.

8) Гехт «Шизофреник» – Мрозовские, Эрлих.

12

С этой книгой связана забавная история.

Как-то поздним вечером к Р. И. Фраерману ввалился запыхавшийся Роскин и выпалил просьбу помочь ему сдать Детгизу рукопись своей книги о Н. И. Вавилове. Директор издательства уже предоставлял Роскину пять отсрочек по сдаче рукописи, утром кончался последний, шестой срок, а рукопись всё еще не готова – не хватало заключительной главы.

Такое случается. Попросту Роскин к концу своей работы над книгой выдохся, или, как говорят писатели, выхлестнулся и последняя глава ему никак не давалась. Фраерман моментально отреагировал и… пригласил Константина Паустовского. К рассвету несколько страничек были готовы. Написал их Паустовский.

Вскоре Александр Роскин вручил моему отцу книгу «Караваны, дороги, колосья» с трогательным автографом: «Явному другу и тайному соавтору», а Рувим Фраерман вспомнит в 1969 году: «Легко писал Паустовский – свободно, как поет птица…»

13

Командировка в азовско-черноморские порты.

14

Дописано, по-видимому, для памяти: Багрицкий.

15

Спектакль Камерного театра по пьесе Юджина О' Нила.

16

Поездка на отдых в Одессу.

17

Н.Н. Харджиев.

18

Bыделено К. Г. Паустовским.

19

«Встречные корабли».

20

Шкраб – школьный работник (из советского «новояза» 20-х гг.).

21

Современное написание автора – Моэм и «грош» вместо «шестипенсовик» (ред.).

22

Поездка с семьей в Балаклаву.

23