Жизнь и граница

Как только мы вышли из вокзала, перед нами раскрылся город: улицы, люди, машины. Я заметил, что здесь есть такси. Подойдя поближе, я увидел «Волгу» ГАЗ 24–10. Возможно, 1985 года выпуска. Я уже давно таких не видел. Но здесь она была, как новая – не было даже ржавчины. Водитель мне очень напомнил старика Хоттабыча – старичок лет не понятно скольких.

– Куда нужно ехать? – спросил он меня.

– В пограничное управление, – ответил я.

– Хорошо, – сказал Хоттабыч, и мы с ветерком домчались до управления.

Дежурный офицер встретил меня и спросил: «Ты уже рассчитался с водителем? Сколько он запросил с вокзала?» Я ответил, после чего офицер сказал, что это в три раза дороже, чем надо. Офицер поторговался с Хоттабычем, и, улыбаясь друг другу, они разошлись.

Я поблагодарил его, на что он ответил: «Всё нормально. Всегда торгуйся – это же Восток!»

После прибыл офицер моей службы, и мы поехали в батальон связи. Вечером к нам приехали ещё два офицера: начальник ветеринарной службы группы пограничных войск и начальник ГСМ группы.

В батальоне связи был холодный бассейн и много зелени. После поезда это был просто рай. Офицеры накрыли нам с супругой восточный стол: лепёшки, шашлык, самбуса, чака (катык).

Впереди у меня ещё была встреча с начальником службы и один наряд в управлении пограничной группы войск. А потом с колонной бензовозов мы поедем в Пянджский пограничный отряд на моё место службы.

Глава 2

Первый наряд в пограничном управлении

Полёт над землёй

Душанбе – красивый город. Особенно если смотреть в сторону поднебесных гор. Светло-голубое небо настолько свежее и чистое, что вдыхаемый воздух будто отрывает тебя от земли – лёгкие набирают не только смесь кислорода и газов, а нечто большее, что даёт энергию, силу и свободу для предстоявшего полёта и фантазии. И вот ты оказываешься высоко в горах и паришь вдоль Туркестанских, Зеравшанских, Гиссарских и Алайских хребтов, видишь Фанские горы, забывая, что всё ещё стоишь на земле. Ты летишь всё выше и выше – вот ты уже на вершине пика Исмоила Сомони. Высота завораживает – 7495 метров над уровнем моря! А вот Памир – крыша мира.

Кругом только горы, и выше них могут быть только горы. Девяносто три процента страны – это горы. И шесть процентов из них одеты в белое. Горы-ледники взяли на себя огромную тяжесть в виде миллионов тонн воды, что до поры до времени застыла и превратилась в лёд. Но ледяные горы не жадные – они постепенно отдают малую часть своего льда в виде тонких струек, которые текут сверху вниз в ущелье и равнины. Эти струйки постепенно набирают силу и превращаются в большие потоки прозрачной, целебной и обжигающе ледяной чистейшей воды.

Бери воды столько, сколько сможешь взять, но только не пытайся её полностью обуздать – направь часть воды, куда тебе нужно, и будет большой урожай. Но только не жадничай – как не старайся, всю воду взять не сможешь. Попытаешь её остановить, она всё снесёт на своём пути.

Горы, ледники и потоки воды – здесь это всё, а ты – просто песчинка в этом мгновении. Чтобы попасть в горы, вода тут может терпеливо ждать двести лет. Но она дождётся своего времени – замёрзнет, чтобы потом вновь растаять и с бешеной скоростью вырваться в долины, утоляя малую часть земли внизу.

Лимоны ждут воду, хлопок ждёт, виноград, дыни, арбузы и другие растения – они тоже ждут. Земли здесь очень мало, зато много тёплого солнца и воды. Если трудиться, то можно собрать два-три урожая за год. Да, это красивый, но всё же суровый горный край.

Про автобус и Душанбе

От полёта совсем закружилась голова, и нехотя опускаешь взгляд на землю. Вот и подошёл автобус – не совсем понятно, это ПАЗ или ЛАЗ, а может старый Икарус. Автобус полон людей, и многие из них стоят в проходе. Мы тоже зашли внутрь. Справа вмонтировано место для кондуктора. Сильно загорелый и коротко стриженный молодой парень лет семнадцати или двадцати оказался кондуктором. Он попросил оплату за проезд. В 1999–2000 годах военнослужащим проездной билет не требовался – в российском общественном транспорте необходимо было лишь показать удостоверение личности. Один из военных, с кем мы ехали в Управление Пограничной службы, показал удостоверение офицера. Но кондуктор сказал, что здесь это не работает – мы не в России, поэтому нужно платить. Он пояснил, что автобус частный и только одно его колесо стоит сто пятьдесят долларов… и всё в таком духе. Мы дали кондуктору российские деньги, и парень быстро поменял их на местную валюту – сомони.

Слово «Душанбе» с персидского языка переводится как «Понедельник». А если буквально, то «Второй день после субботы». Город когда-то образовался из небольшого кишлака. Тут удобное место пересечения дорог, что являлось самым подходящим для торговли. Поэтому появился постоянный базарный день.

Сам город находится между гор, будто в чаше. Сейсмичность Душанбе довольно высока – землетрясения тут частое явление. Однако в этой лагуне между гор образовалась большая земляная масса. Она выполняет некое нейтральное равновесие, смягчая колебания гор. Получается что-то наподобие студня.

Первое дежурство

В Управлении Пограничной службы я представился своему руководителю – генералу, начальнику одного из управлений группы Пограничных войск РФ в Республике Таджикистан. Дальше со мной занимался уже начальник службы, которому я и подчинялся.

Нас, пограничников из России, разместили в батальоне связи, который располагался в самом Душанбе. Самостоятельно выходить из батальона в город не запрещалось, но и не приветствовалось. Как я потом понял, такая осторожность имела почву, ведь страна пережила страшную гражданскую войну. Да и вообще нужно было вжиться, понять особенности, специфику местного быта, манеру общения и поведения в различных ситуациях. Восток – дело тонкое!

На пятый день пребывания в группе войск я был поставлен в первый для меня наряд оперативным дежурным по Тылу Пограничных войск РФ в РТ. Конечно, о пограничной службе в то время я ещё ничего не знал, ведь погоны лейтенанта надел только месяц назад. В этот выходной день офицеры управления просто хотели отдохнуть. А тут как раз появился лейтенант – вот меня и поставили в этот наряд.

Нужно отдать должное тому, что ветеринарная медицина – это своего рода философия жизни. И не так-то просто загнать в угол ветеринарного врача. Да, я отвечал на звонки, записывал какие-то данные в журналы, принимал информацию о грузе 200 – я знал эту аббревиатуру букв и чисел. Так прошла ночь моего первого дежурства.

Утром все ответственные офицеры различных служб специальным транспортом доставлялись на доклад к генералу – начальнику штаба Пограничной группы войск. Я тоже поехал. Конечно, на меня все смотрели очень внимательно, поскольку на докладе обычно присутствовали подполковники и полковники, а тут среди них какой-то молодой лейтенант. Я сделал доклад в той форме, которую слышал от докладывающих до меня офицеров. Генерал меня выслушал, но потом сказал: «Вот же обнаглели эти тыловики – лейтенанта поставили дежурным».

Вскоре было принято решение о моём месте прохождении службы – им стал боевой ордена Ленина Пянджский пограничный отряд.

Колонна машин и серпантин

На новое место службы нам с женой пришлось ехать в колонне бензовозов. Перебирались через перевал, кишлаки, а также безлюдные, но красивые места. Ехали долго – более двухсот километров.

Старший колоны был опытным водителем КамАЗа. Он из местных. На вид ему было лет пятьдесят пять. Его смуглая кожа давно приспособилась выживать под красивым, плодоносящим, но очень жарким солнцем Таджикистана. Рукава на его рубашке были закатаны по локоть, поэтому, когда он двигал руками, оттенки загара перетекали от тёмно-коричневого до тёмно-шоколадного. А сама рубашка уже давно потеряла свой былой цвет от солнечного зноя, пота, соли и не редких стирок. Да и вообще водитель был одет так, как обычно одеваются дальнобойщики – в какое-то очень потёртое непонятного цвета трико. В моменты поворота руля на его сухих руках явно выделялись и живо перекатывались мышцы и жилы. Сразу было понятно, что в этих руках есть сила – это были руки сильного мужчины.

Взгляд его был сосредоточен, но лёгкая улыбка располагала к общению. Мы ехали и беседовали – я спрашивал его о местном быте и традициях, а ещё как себя вести в общении с местными жителями. Из его рассказов я понял, что он служил ещё в Афганскую войну.

Сразу после выхода колонны из города перед нами возник перевал и крутой спуск по горной дороге. Знак «Проверь тормоза» теперь не казался каким-то не понятным, смешным или не нужным изобретением в правилах дорожного движения. Под завязку гружёные топливом бензовозы военно-зелёного цвета медленно спускались по этому серпантину на определённом расстоянии друг от друга. По инстинкту самосохранения и по привычке водителя мои ноги упёрлись в пол, будто в педаль тормоза. Не могу отвыкнуть от этого – всегда буду давить ногами в пол, пытаясь тормозить вместе с водителем.

Именно на этом участке дороги через два года я буду ехать со старшим прапорщиком на зелёной «Ниве», у которой откажут тормоза. Педаль тормоза просто провалится в пол, и машина начнёт реветь от развивающейся скорости. Но старший прапорщик сможет без аварии остановить машину ручной механической коробкой путём переключения скоростей на понижение.

Этот перевал достаточно культурный – здесь есть асфальт и дорожные знаки. На заставах такого не будет – там нет асфальта, зато есть извилистые дороги, камень и пыль. Есть даже перевал с символическим названием «Прощай молодость».

Там, где камни осыпались в пропасть, сделали укрепления из круглых широких брёвен для увеличения угла поворота машины, чтобы она не свалилась. Но, как бы ни крепили эти брёвна, они всё равно провисали в момент прохождения машины или автобуса. Такие ощущения не для слабонервных.

В этой книге есть глава про горную заставу, где один перевал вызывал у меня не то, что «бабочки в животе», а целую гремучую змею, ползающую в моём чреве. Адреналин просто зашкаливал.

Про вертолёт, капитана и молитвы

После перевала чувство тревоги угасало, я постепенно приходил в норму и успокаивался. Справа раскинулась долина. Было понятно, что это заброшенный военный аэродром – там стояли старые наполовину разобранные самолёты и вертолёты. Местами разрушенные постройки где-то сильно заросли кустарниками и деревьями. Борт вертолёта Ми-8 лежал на боку, лопастей и хвостовой части уже не было, а краска давно выцвела. Зато сохранился номер – только он и говорил о былой славе этой машины.

Афганистан. Сколько горя и слёз принесла эта война. Через неё прошло целое поколение молодых мужчин. А народ СССР так и не понял, зачем это было нужно. На моей родной улице в Ростовской области выделили два дома как раз тем парням, которые прошли эти испытания. Жители Ростова всегда ценили доблесть и честь, поэтому к этим людям было особое уважение. Политика всегда останется политикой. Будут выводы «за и против» этой войны, за время которой погибло 14453 советских военных.

Всё имеет память. Прижавшись к бетонной взлётной полосе, эта прошитая путями с разных сторон «вертушка» Ми-8 беспомощно лежит на боку. Она заставляет вспомнить много горя и печали. А ещё радостные минуты избавления от смерти, когда после очередного боя она смогла довезти до аэродрома живых и раненых.

Возможно, Ми-8 хорошо запомнил того капитана, который пришёл к нему ночью и прислонился щекой к ещё горячему металлическому корпусу. Обнимая и целуя вертолёт, он плакал навзрыд. И даже не плакал, а выл от душевной тоски. Капитан думал, что может выполнить задачу, вернуться домой и остаться прежним, каким был ранее. Но прежним он уже никогда не будет – Афганистан изменил его навсегда.

Но нашему капитану сильно повезло – он не спился от непонимания того, что творилось в нём и вокруг него. Он не умер в 1990-е годы при разборках за делёж награбленного. Перестройка и прочие лихие годы не убили в нём то, что он принял в детстве ещё с молоком матери и её нежной ночной колыбельной. Мать и сейчас пела в его душе эту песню.

Спи мой мальчик маленький, спи малыш,

Отчего же, сладенький, ты не спишь?

Что же глазки-пуговки не сомкнешь

И под мои песенки не уснёшь?

Я кроватку мягкую застелю,

Тебя нежно, лапонька, уложу;

Пусть же сны-кораблики поплывут,