Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

«А третий совсем ничего», – перебил его отец Павел и засмеялся.

«Да будет вам», – сказал отец наместник, чувствуя, как какая-то тревожная мысль медленно овладевает им. Потом в голове его прояснилось, и он сказал:

«Сходи-ка, отец Зосима, на кухню да узнай, как там праздничный обед поживает. А то приедет владыка, как в прошлый раз, а кормить-то его и нечем».

«Не дай Бог, – сказал отец Павел и быстро перекрестился, надеясь, что Небеса уберегут своих верных от такого конфуза, какой случился в позапрошлом году и о котором отец наместник и спустя столько времени все еще вспоминал с ужасом и отвращением.

«И скажи, что я скоро сам приду», – в спину Зосиме крикнул отец наместник, морща лоб, словно хотел избавиться от каких-то неприятных воспоминаний.

Но глуховатый Зосима его уже не слышал.

21. Конфуз

Конфуз этот приключился года два или три тому назад, но до сих пор был памятен, как будто случился только вчера.

А виноват был, конечно же, келейник Маркелл, не растолкавший после обеденного сна отца наместника, а, напротив, отправившийся в братский корпус точить лясы, чего он был большой поклонник и любитель.

Как бы там ни было, но только стоило отцу наместнику продрать после сна глаза, как внимание его привлек какой-то шум из соседней комнаты. Словно кто-то специально хотел позлить отца Нектария, для чего то проводил по полу тапочками, то чем-то постукивал по тому же полу и при этом о чем-то вздыхал и, похоже, постанывал и покашливал.

«Да чтоб тебя, Маркелл, – сказал, наконец, разлепив губы, отец наместник. – Где тебя только носит, паршивца… Ну, что ты там опять затеял, бисов сын?»

«Вон ты где, – произнес какой-то голос, который со сна показался отцу Нектарию довольно знакомым. – А я тут думаю, куда это ты запропастился-то».

«Это я, что ли, запропастился? – строго ответил наместник, не привыкший, чтобы так неуважительно с ним разговаривали, да еще в его собственной келье. – Ты что вообще тут делаешь, в наместничьих-то покоях?..»

«Ну, ты и наглец, – сказал голос, после чего перед ложем отца Нектария образовался не кто иной, как владыка Евсевий. – Разве такими словами тебя учили правящего архиерея встречать?»

На мгновение в покоях наступила тишина. Затем отец Нектарий сказал:

«Батюшки, преподобный Николай. Да как же это?.. Только вот глаза успел закрыть…»

Глаза тут были, впрочем, совершенно не при чем.

«Знаю я, как ты глаза успел закрыть, – сообщил между тем владыка, с огорчением качая головой. – Как же это, Нектарий? Где насельники? Где колокола? Разве так встречают владыку-то?»

«Маркелл!» – закричал наместник в сторону дверей, стыдясь своего наместнического тела и шаря одной рукой в поисках затерявшегося подрясника.

«А нет твоего Маркелла, – с горечью сказал Евсевий и добавил, – никого нет. Хоть назад поезжай».

Тут до отца наместника стала, наконец, доходить вся серьезность свалившейся на него ситуации.

Во-первых, гостей следовало принять и расположить, что было еще полбеды. Во-вторых, их следовало накормить – и образ праздничного если не обеда, то, по крайней мере, ужина, вдруг возник перед внутренним взором и укоризненно подмигнул. Наконец, гостей следовало одарить, и тут, кроме соображений чисто человеческих и понятных, были соображения, так сказать, объективные, заключавшиеся в том, что в казне, кажется, не было ни копейки денег, которые не то ушли на ремонт, не то были отложены наместником на какое-то богоугодное дело, например, на поездку на юг для поправки здоровья. Единственный свет в конце туннеля замаячил перед глазами наместника, когда он вдруг вспомнил, что приезд архиерея был назначен на четверг, тогда как до четверга было еще очень и очень нескоро.

«Так ведь как же, – сказал отец Нектарий, торопливо поднимаясь со своего ложа и поспешно подходя в ночной рубашке под архиерейское благословение. – Разве мы не в четверг собирались?»

«Как? – переспросил его архиерей, внимательно глядя на припавшего к руке, но все еще не получившего благословения наместника, что было дурным признаком. – Как это, в четверг? Кто это, в четверг-то?»

«Так ведь праздник», – с робкой надеждой сообщил наместник, косясь на свои сложенные для благословения руки и тщетно стараясь вспомнить, о каком празднике шла речь.

«Ах, ты оглоед, оглоед нечесаный, – сказал владыка, любивший, чтобы жесткое слово, выходящее из его архиерейских уст, звучало не просто так, а приводило ругаемого в недоумение и растерянность, перед которыми ему приходилось молчать и смиряться. – Четверг-то – это ведь сегодня! Сегодня четверг-то, антихристово семя! И договаривались мы с тобой на сегодня, потому что сегодня четверг!»

Сказав это, владыка отдернул свою руку и отошел к окну, давая понять, что далеко не всякого считает возможным допустить к своей богоспасаемой руке.

Тут в голове отца Нектария заиграли звонкие колокольчики, и кровь прилила к голове и застучала что было силы в висках, что было, конечно, не самым лучшим признаком.

«Простите, ваше преосвященство, – сказал он чужим, хриплым голосом. – Ей-богу, нечистый попутал, не иначе!»

«То-то тебе вечно нечистые мерещатся, – проворчал владыка, глядя в окно на улицу. – А может, это ты сам у нас нечистый?.. Между прочим, очень похоже. Владыку не встречаешь, числа путаешь, борода вон, как стог сена клокаста, нечистый и есть…»

«Сейчас все исправим», – пообещал отец Нектарий, не понимая, что, собственно говоря, ему следует делать.

«Да уж и не надеюсь», – сказал владыка, опускаясь в кресло и разглядывая отца Нектария, который в это время уже натянул подрясник, а теперь собирался натянуть рясу.

«Небось, без Маркелла-то и штаны не наденешь», – предположил владыка, на лице которого появилось даже некоторое удивление, как будто он никогда не видел ничего подобного.

«Стараюсь, ваше…», – просипел игумен, пыхтя и исчезая в складках рясы.

«Вон ведь жиру-то сколько наел, – покачал головой владыка. – Не тяжело?»

«Болею я», – сообщил наместник, делая скорбное лицо.

«И об этом слыхали, – владыка выразительно посмотрел на наместника. – А может, отправить тебя на приход?.. У меня тут хороший приход есть. Триста верст одних болот да леса. Тебе понравится…»

«Какая ваша воля будет», – сказал отец Нектарий, пытаясь изобразить на лице смирение и покорность Божьей воле.

«А вот такая и будет, – сказал владыка, сверля наместника сердитым взглядом. – Давай-ка, принимай владыку, да и остальных не забывай, а там уже поглядим».

«Бегу, – сказал наместник, надевая наперсный крест и не представляя, что ему следовало делать дальше.

«Давай, давай, милый, торопись, – подгонял его владыка. – Народ с дороги, тоже хочет отдохнуть. А я пока в трапезную пойду, как раз ко времени успею».

При этих словах Нектарию представился вдруг весь этот архиерейский поезд, который слонялся теперь по территории монастыря, топча и ломая все вокруг: все эти певчие, келейники, чтецы, секретари, мальчики на побегушках – вся эта пестрая толпа, которая, к ужасу Нектария, тоже должна была время от времени выражать естественные человеческие желания, а именно поесть и отдохнуть.

Ни до, ни после мало кому довелось видеть эту замечательную картину: отец наместник, бегущий со всех ног из административного корпуса к трапезной. Добежав до двери в трапезную и держа руку на сердце, наместник прохрипел едва слышным голосом: «Готовить… Готовить!», чем страшно напугал выходящую из трапезной посудомойку.

«Что готовить-то, батюшка?» – спросил появившийся вслед за посудомойкой повар.

«Да что хочешь, болван, – еще не совсем отдышавшись, просипел наместник. – Не видишь? Владыка приехал!»

«Так ведь нечего, – сказал повар, разводя руками. – Сегодня все подъели, последнее. Разве что вы денег дадите, да мы кого-нибудь в магазин пошлем?»

«Нету у меня денег! Нету, нету!» – закричал наместник, обретая вновь прежний голос.

«Нету денег – нет еды» – философски изрек повар.

«Маркелла надо звать, – сказал Нектарий. – Ищите Маркелла и эконома. Где они болтаются только, чертовы дети! Не видят, какая у нас беда?..»

Послали еще раз за Маркеллом, который, оказывается, был совсем рядом, в одной из келий.