Утром ему прислали раба.
– Господин. – невольник склонился так низко, что Тарш озаботился состоянием его поясницы. – Мне велено прислуживать тебе и сопровождать везде, куда бы ты ни пошёл.
– И куда ж я тебя поселю. Мне и одному здесь тесно.
– Я могу спать у двери, господин. – невозмутимо ответил раб.
– Да? – Тарш оглядел пришедшего – лёгкая накидка, опоясанная простой верёвкой, мало подходила для ночлега на каменном полу. – Ладно, там разберёмся. Ты мне вот что скажи – каковы здесь порядки?
– Для этого придёт наставитель, господин.
– Что за наставитель?
– Личный раб царя. Он расскажет господину обо всех церемониях, подлежащих исполнению.
– Это будет кстати. Когда же он явится?
– Мне приказано передать господину, что наставитель явиться в полдень.
– Подождём. – Тарш лёг обратно на кушетку. – Можешь сесть. – он указал на циновку в углу.
– Я постою, господин.
– Будем считать, что я тебе приказал. – отмёл возражения Тарш. – Родом откуда?
– Я раб от рождения, господин. – ответил раб садясь.
– Так, давай условимся – когда мы наедине ты будешь напоминать мне, что я твой господин через раз. Нет, через два на третий. Понял?
– Да, господин.
Тарш поднял палец.
– Так нам проще будет разговаривать.
– Господин желает поговорить? – осведомился невольник.
– Ты хочешь, чтобы я тебя побил? – улыбнулся Тарш.
Ему требовалось наладить контакт хотя бы с кем-то. Зачастую через прислугу можно выведать куда больше, чем поведают самые важные сановники. Он знал это по себе.
***
– Сколько ты хочешь за этого мальчишку.
Покупатель был небогат. Это было видно и по одежде, и по манере держаться, хотя он старался напустить на себя вид посолиднее – так легче сбить цену. Выделенный для продажи мальчика мужчина показал четыре пальца – цена минимальная. Глаза посетителя загорелись – он готов был заплатить семь и даже восемь, но решил всё равно поторговаться.
– Три. – сказал он, брезгливо сморщив лицо. – Какой-то он у тебя… – в воздухе был начертан пространный символ.
Представитель суда старейшин качнул головой и вновь показал четыре пальца.
– Да за четыре я могу купить юношу, а этого ещё откормить нужно.
Мужчина молча повторил знак. Суд присудил продать преступника за четыре – в такую сумму обошлись похороны его родителей. Меньше принести продавец не мог, а завышать цену не позволял закон. Сам мог сесть рядом.
Тарш их не слушал – перед глазами всё время всплывал образ матери. Он видел её улыбку – такую редкую при жизни, оттого и такую желанную. Иногда ему казалось, что он чувствует прикосновение её ладони к его волосам. Чувствовал тепло дыхания и слышал звук её голоса.
Он больше не плакал – все слёзы остались там, у постели мёртвой. Они закончились, когда пришёл Тозур. Кончились вместе с его местью. Дальше была пустота.
– Что ж ты такой несговорчивый? – закипал покупатель. Он так не привык – на базаре требовалось торговаться. Ну или хотя бы нахваливать свой товар – продавец не делал ни того ни другого. – Ты будешь здесь с ним сидеть до того, как с неба прольётся расплавленный металл и все праведные отправятся прямиком в рай.
Четыре пальца.
– Тьфу на тебя. Я ухожу. За этого мальчишку никто и двух не даст. Последний раз предлагаю – три.
Четыре пальца.
– У-у. – взревел покупатель. – Чтоб тебя унесли дэвы – на, подавись. – надлежащие к уплате четыре монеты легли у ног продавца. – Я забираю его.
Мужчина всё так же молча подобрал кругляши и передал конец верёвки, лежавшей на шее мальчика, в руку посетителя базара. Поклонился, и не глядя на бывшего общинника, пошёл прочь.
***
– Нет, гос… Нет. – опомнился собеседник.
– Твоё имя? – Тарш заметил, как он загнул палец.
– Касис. – немного испуганно представился раб. – Ты будешь звать раба по имени? – второй палец спрятался в ладонь.
– Это недозволенно?
– Здесь это не принято, господин.
Тарш рассмеялся.
– Ладно, хочешь считать – считай. Но если ты ошибёшься, я тебя поколочу.
Касис испуганно взглянул на него.
– Шучу, шучу, не бойся. Кто твои родители. Только говори обстоятельнее, а то мы будем беседовать до прихода, как там его… наставителя и так ничего и не выбеседуем.
– Отец родом из Гиркании, а мать армянка. Оба тоже по рождению.
– Ты знаешь – живы ли они?
Раб не понимал, к чему эти расспросы, но его новый хозяин желал знать и этого было достаточно.
– Не знаю. Меня продали сюда десяти лет от роду. Но, думаю, да. Их хозяин – человек добрый.