Трон Персии. Книга первая. Наставник

Что уж она себе представляла в первую брачную ночь Тарш не знал, да и знать не хотел. Он в это время развлекался сразу с тремя красотками в заведении, о посещении которого не принято распространяться. Причём так бурно, что сплетни об этом происшествии чуть не затмили по значимости саму свадьбу царя. Камбиз так громко и долго распекал своего любимца, что это, в конце концов, дошло до ушей Манданы.

Её это укололо, но она расценила это по-своему. Ей хотелось думать, что виной тому ревность. Взбалмошной, воспитанной среди льстецов девице, капризам которой потакал отец, даже не приходило на ум, что это он сделал вовсе не из-за неё.

Но время шло, и до Манданы стало доходить – Таршу она безразлична, и будучи отверженной, возненавидела его.

И вот теперь этим двоим придётся повторить путешествие трёхлетней давности, только в обратную сторону.

– Так хочет мой господин, госпожа.

Тарш вынужден был признать – жена Камбиза стала ещё красивей, чем при первой их встрече. Две предыдущих беременности сделали её только краше. Бёдра стали шире, а грудь больше.

Правда, сейчас, вместо тонкой талии выделялся крупный, круглый живот, который уже не могли скрыть свободного кроя одежды. Однако, даже сейчас, нося во чреве ребёнка Камбиза, её лицо не утратило высокомерия, а характер стал ещё хуже. Из разговоров с придворными и своего опыта он знал – Мандана ни с кем не говорила иначе как с надменной брезгливостью. Камбиз по секрету рассказал Таршу о некоем сне, которым она поделилась с мужем, едва узнала о своей беременности, видя в нём пророчество, предрекавшем её сыну величие, которым никто из смертных ещё никогда прежде не обладал.

Но Камбиз лишь посмеялся, сочтя это блажью капризной дочери Иштумегу.

– Твой господин будет делать то, что прикажет мой отец. – заносчиво заметила Мандана, испытывая удовольствие, от возможности хоть как-то уязвить самолюбие этого непробиваемого перса. – И сейчас, и впредь. – две стрелы, одна за другой воткнулись в мишень.

Но её колкость не достигла цели.

– Да, госпожа. – Тарш снова поклонился. – А я буду делать то, что прикажет мне царь Аншана. Я распоряжусь подготовить носилки. Осмелюсь напомнить, что нам следует торопиться – в твоём положении, чем раньше мы отправимся в путь, тем лучше.

– До моего положения тебе не должно быть никакого дела. – одёрнула его Мандана, передавая рабыне лук. Девушка нелепо приняла оружие, словно опасаясь, что оно выстрелит в неё само. – Иди и готовься. Ступай, не утомляй меня своим присутствием. У тебя есть два дня.

– Да, госпожа.

Тарш поклонился так низко, как мог. Его забавляла эта игра – чем больше он проявлял покорности, тем больше это её злило. Ей было ведомо – Тарш ни перед кем не прогибался, даже перед Камбизом. Единственным был Куруш, но тут была скорее сыновняя почтительность. И благодарность за то, что когда-то он сохранил ему жизнь.

***

Молодой разбойник стоял на коленях. Плотно обвязанный от плеч до талии верёвкой, со связанными ногами, он с беспечной весёлостью провожал взглядом своих товарищей в последний путь.

Куруш отправился на охоту. Только в этот раз он решил совместить полезное с приятным.

Вообще-то, изначально ему пообещали воистину царское развлечение – охоту на другого царя – пустынного льва.

– Рад тебя приветствовать царь Аншана Куруш, сын Камбуджии. – Варжрук, верховный князь маспиев склонил голову в знак почтения высокому гостю, но при этом сохраняя достоинство. Он считал себя скорее союзником царя, нежели подданным. – Я уж думал нам придётся идти на охоту без тебя. Тремя днями раньше он снова задрал трёх овец. Мне с трудом удалось отговорить их хозяина самому отправиться поквитаться с ним. Хоть жив останется, глупец, в отличие от шестерых охотников, убитых луну назад.

– Благословен будь твой дом, и пусть священный Огонь бережёт твой очаг. – гость по традиции обнялся с радушным хозяином. – Я как узнал, так сразу и выехал.

– Вкуси от моего очага. – Варжрук сделал приглашающий жест и бросил за спину Куруша. – Людей царя накормить и напоить. – и убедившись, что его повеление принято к исполнению, вновь обратился к гостю. – Ну а мы пока всё обсудим.

Усевшись на ковре, поджав ноги под себя, они какое-то время в молчании трапезничали, тем самым соблюдая ритуал чистых помыслов.

– А что, такой большой как мне говорили? – первым нарушил молчание гость.

– Не стану тебя обманывать, сам не видел. – признался Варжрук. – Но поговаривают огромный. Охота достойная тебя, великий.

– О, прости, – спохватился Куруш, – в запале я запамятовал поинтересоваться прежде твоими делами. Надеюсь, ты не в обиде?

– Оставим это. – улыбнулся князь. – Мужчина всегда поймёт мужчину. А что до дел… Разбойники объявились – караван ограбили. Убыток небольшой, но сам понимаешь – спускать нельзя, не поймут. Так что завтра охота, а после займусь и ими.

– Разбойники? – Куруш заинтересовался. – Хм, я бы к тебе присоединился. Сначала поохотимся на двуногих, а потом займёмся львом. Как, позволишь?

– Для гостя всё, что он пожелает. – хозяин не счёл для себя зазорным принять помощь Куруша. – Пусть будет так.

Всего два дня им понадобилось, чтобы выследить шайку. С царём пришли лучшие следопыты-охотники и шансов у разбойников не было. Окружили и загнали в узкое ущелье. Побили стрелами, с десяток взяли живьём. Для казни.

– Марды. – безошибочно определил Варжрук. – Не могут без разбоя. При отце моём много нам бед доставили, но получили-таки своё. Долго ж они здесь не показывались. Начинай.

Девять разбойников стояли понуро на коленях. Пощады никто не просил – бессмысленно. Другая кровь – не жалко, да ещё попались на чужой земле. Хорошо хоть придушат, а не сдерут с живых кожу. Начнёшь скулить – так и сделают. Но умирать всё равно не хотелось.

Лишь один, самый молодой, почти юнец, у которого только начал пух на лице пробиваться, улыбался, словно ему обещали сладкую гурию при жизни. А когда двое потянули в разные стороны обёрнутую вокруг шеи верёвку и раздался предсмертный хрип первого умирающего, он бесшабашно запел.

Грифы слетались моё тело клевать.

Моё тело клевать – душу терзать.

За вольную жизнь меня наказать.

Я разбойником жил.

Славно жил.

Жизнью своей не дорожил.

Обождите, дайте саван надеть.

Вам не впервой ждать и терпеть.

Дайте крылатые песню допеть.

Дева-краса забудешь меня.

Кто-то другой обнимет тебя.

Время пришло, забирайте меня.

Пел он красиво и голос не дрожал от страха. Царь с любопытством наблюдал, как будет вести себя певец, когда палачи вплотную до него доберутся. Семеро уже лежали задушенные, восьмой трепыхался в удавке, пуская пену изо рта. Тут песня кончилась, но юнец успел начать новую, когда верёвка обвила и его шею.

Дева купалась в озёрной воде

Грудь белую мыла

Мимо пророк проходил по нужде

И тут ретивое заныло

Взор свой бесстыжий он не отвёл