Апокалипсис доктора Дионова

В форме сотрудника НХВД она по улицам просто так не гуляла, считая себя недостойной носить портупею и фуражку с красной звездой. Слившись с толпой гуляк и приезжих, она бродила по центральным проспектам и любовалась витринами, новостройками и вездесущими портретами Скалина.

Жизнь в Москве кипела. Старые здания ломали, новые строили. На Пушкинской площади снесли церковь, Страстной монастырь еще стоял, но был превращен в антирелигиозный музей, и колокольня была завешана рекламным плакатом "Автодора", который в темноте светился разноцветными лампочками, изображая вираж бравого мотоциклиста. Также сверкала огнями вывеска газеты "Известия" и реклама соседнего кинотеатра, где вскоре должна была состояться премьера фильма "Юность Максима".

На Воздвиженке снесли Крестовоздвиженскую церковь, на месте Храма Христа Спасителя огромный котлован. Везде, особенно в местах строительства станций метро, виднелись горы мусора и обломки. Были перекопаны Александровский сад, площадь перед Библиотекой имени Венина, Арбатский рынок наполовину ушел под землю… На Моховой снесли целый квартал стареньких зданий и там, где за деревянным забором гудела шахта Метростроя, к концу года все расчистили, сровняли с землей, и образовалась просторная площадь, по которой ходил трамвай. На Охотном ряду заканчивали отделку грандиозного здания "Света труда и обороны", на Манежной – возводили гостиницу "Москва".

Воскресенские ворота и дома на Васильевском спуске снесли уже давно, наверное, скоро доберутся и до трущоб Зарядья, где в обшарпаном и потрескавшемся доме по Мокринскому переулку и проживала Рената. Её окно над низкой аркой, наполовину заколоченное досками из-за дыры в стене, имело вид на внутренний двор, заваленный всяким хламом.

На здании Военторга ее внимание привлек гигантский транспарант "Свободу товарищу Тильману" и огромный портрет немецкого депутата от компартии и антифашиста. Она подумала, а что тут сложного, надо напасть на конвой гитлеровцев и освободить видного коммуниста. Если бы ее позвали, уж она бы показала этим фашистам…

Пару раз Рената сходила на каток в парке Сладкого, покаталась среди веселой молодежи. Посетила музей изобразительных искусств и Большой театр. Ходила в кино, посмотрела музыкальную комедию "Веселые ребята". Но ей не было весело.

Вообще-то, цель у этих прогулок была – Рената надеялась встретить Махова. Хотя она понимала, что он наверняка убежал из Москвы со своими грузинскими дружками. Может, прячется где-нибудь на Кавказе, пьет вино и жует шашлык, любуясь горным пейзажем. И все-таки она надеялась найти его здесь. Специально она Махова не искала, не задействовала учебник следователя и не применяла методы сыщиков. Плевать, пусть гуляет пока, но встретить его случайно ей бы очень хотелось.

Она захаживала в Метрополь, бывала на театральных премьерах. Мужчины, разумеется, обращали на нее внимание и звали, кто в ресторан, кто замуж, но она от них отмахивалась, как от назойливых мух. Особо настойчивым пришлось даже демонстрировать розовый наган, который был всегда при ней. И вот беспечным прогулкам конец. Ночной звонок сулил новое дело.

Раз звонил сам начальник Спецотдела товарищ Бекия, значит, он не забыл про их встречу на Красной площади, может даже помнит о своем предложении. Мелькнула надежда, что её все-таки не расстреляют. Перед расстрелом большие начальники не звонят – приезжает специальная команда и производит арест без всяких объяснений. Она, конечно, не надеялась, что её позовут оказать помощь в расследовании убийства Тирова или разоблачать заговор трецкистов, но этот вызов мог означать мобилизацию всех чрезвычайных сил, в том числе временно отстраненных сотрудников.

За три минуты она облачилась в боевой наряд – форму сотрудника НХВД: кавалерийские шаровары и френч, офицерские сапоги. Норковых шубок и французских блузок в её гардеробе уже не было. Роскошные и наверняка ворованные вещи, подаренные Маховым, она еще месяц назад сгоряча собрала в чемодан и выбросила в мусорный бак во дворе. Через пару часов пожалела. Часть вещей могла бы пригодиться в оперативной работе, но чемодан уже сперли.

Застегнув кожаное пальто, Рената затянула портупею, и очищенный от розового лака наган занял свое место в кобуре. Встряхнув перед зеркалом короткой прической и нацепив фуражку, она мысленно поругала своих неизвестных родителей за излишне миловидно-кукольное личико и сунула в пухлые губы сигарету…

Дело о пропавшей мумии

Если бы по кабинетам штаба НХВД водили экскурсии, то кабинет товарища Бекии показался бы самым зловещим. Окна всегда были зашторены тяжелыми портьерами, и кабинет освещался только настольной лампой. Из темных углов на вас смотрели страшные тибетские маски. Наряду с обязательным портретом товарища Скалина, здесь на стенах можно было разглядеть буддийские картины танка и какие-то гравюры, изображающие толи картины ада, толи пытки инквизиции. Засушенные головы неизвестных науке чудовищ соседствовали с бюстом Венина. А макет памятника Держинскому стоял в шкафу во главе странных африканских фигурок и индийских статуэток эротического содержания. И хотя собрание сочинений Венина и труды Скалина занимали почетное место на полках, вокруг пылилось множество книг совершенно мистического содержания. От новеньких иностранных брошюр по йоге, до толстенных средневековых гримуаров с магическими заклинаниями. Имелся также отдельный шкаф с обычными канцелярскими папками проштампованными грифом совершенно секретно. Это были дела так называемых сумасшедших ученых. Совсем новая папка с делом доктора Дионова лежала на столе.

Товарищ Бекия всегда работал по ночам. Редко кто его видел при свете дня. Совещания он тоже собирал очень редко и сам говорил мало. Иногда казалось, что он вообще ни причем и только слушает, как его подчиненные строят планы.

Рената, конечно, была рада любому заданию, но ей доверили странное дело – предстояло найти исчезнувшую капсулу для бальзамирования трупов.

– Недавно из нашего подведомственного морга Института Сеченова пропала капсула с мумией, – задумчиво сообщил Бекия, перебирая бумаги и доклады, будто надеялся обнаружить пропажу среди толстых папок с делами, – Аппарат нестандартной конструкции заграничного производства, предположительно из США. Вместе с капсулой пропал неопознанный ранее труп молодой женщины неизвестного происхождения, который находился внутри капсулы и представлял из себя отлично сохранившуюся мумию, что представляет научный интерес. Понятно? Уникальная вещь эта капсула, её инвентарный номер… Неважно. Обнаружил лаборант Иванов, придя на работу в морг. Вместо того чтобы доложить руководству, сдуру вызвал милицию. Глупо поступил, теперь делом занимается МУР, ну пусть занимается. Главное нам понять, кому понадобилась такая громоздкая вещь.

– Это наверняка дело рук доктора Дионова, – предположила Рената.

– Почему вы так решили? – спросил Бекия.

– Вы же сами говорили, что он специалист по мумиям.

– Мало ли у нас специалистов по мумиям? Целый институт занимается одной мумией, и еще куча ученых изучают всяких засушенных фараонов.

– Если честно, я заметила папку с делом Дионова у вас на столе.

Бекия рассмеялся.

– Именно поэтому я вас и позвал. Нам понадобится ваш талант следователя, тем более, что вы уже сталкивались с этим доктором Дионовым в деле о подготовке теракта в метро. Кстати, дело еще не закрыто, в метро действительно нашли странное электрооборудование, которое не имеет отношения к транспорту. И нам ещё предстоит внести ясность в этом вопросе. Думаю, доктор Дионов мог бы нам многое рассказать, но он удивительным образом от нас ускользает, и при этом имеет наглость предлагать свои подрывные статьи в ОГИЗ («Объединение государственных книжно-журнальных издательств»). Но и это не главное – нам нужны его разработки. Есть подозрение, что он причастен к оживлению мертвых. А нас эта тема чрезвычайно интересует. Случай в Сокольниках, ну вы занимались этим, не единственный. Так что приступайте к активным поискам доктора Дионова.

– Я готова, но как же транспортный отдел? Я работала…

– Забудьте о транспортном отделе, теперь вы работаете на меня. Кстати, мои сотрудники даже внештатные не должны жить в трущобах и коммуналках. Вот тебе ордер на новую квартиру. Это новый ведомственный дом на Петровке. Там у тебя будет своя ванная, кухня и отдельный телефон. И даже балкон с видом на исторические руины.

– Благодарю.

– Надо говорить не "благодарю", а "Спасибо партии родной за свет, за газ и водопой!" Кстати, эта квартира была выделена для покойного товарища Дышкина, но ордер почему-то оказался у его заместителя. А Дышкина совсем не по рангу поселили в доме Динамо, в квартире расстрелянного полковника… Мне некогда разбираться с этими махинациями – проверь сама, кто там смухлевал при распределении жилплощади и кого надо расстрелять. Разумеется, мы ждем от тебя результатов. Есть вопросы?

– Могу ли я взять себе помощников?

– Сейчас не та обстановка, чтобы отвлекать штатных сотрудников на это дело, а это дело особой секретности.

– У меня есть кандидат с опытом, который вряд ли сейчас занят полезным делом…

Приговор

Темный душный карцер без окон. Кровавые пятна на стенах, царапины от ногтей на плесени. Нетленный запах параши и кислых щей. На полу лужа мочи. В углу вшивая подстилка. Стальная дверь едва заглушает отчаянные крики в коридоре. Никровляеву знакомы эти звуки избиения и топот сапог – кого-то волокли на расстрел. Если прислушаться, то можно услышать глухие звуки выстрелов.

Сидя в темноте, Никровляев не знал, день сейчас или ночь. Мерцающая полоска света в щели под дверью никогда не гасла. Время тянулось бесконечно. Сколько он уже здесь? Неделю или месяц? Сначала его желудок требовал вина и мяса. Вспоминался вкус куропатки, супчик из крабов, печёная картошечка. Ладожская щука под соусом с белыми грибами. Знаменитый торт ресторана Савой. Но каждый раз ему приносили какую-то бурду с куском черствого хлеба. Желудок долгое время сопротивлялся этой бурде, не хотел принимать. Всё требовал хотя-бы жареную курочку с рисом по-кантонски, котлетку по-пожарски с пюре и грибочками. Прошли долгие часы томления и вот он уже рад крупинкам гречки в гороховой жиже и кускам ржаного хлеба. Похлебав, Никровляев сворачивался калачиком на подстилке и засыпал. Но это ему не всегда удавалось – мешали крики. А еще разные мысли. Сначала мыслей было много. Он думал, почему же его начальник Дышкин забыл про него. Вроде бы у них были неплохие отношения. Общие посиделки с проститутками в бане. Ну да, расстались на том, что из-за столкновения в метро Дышкин обозвал его дураком, но при этом проявил отеческую заботу и отпустил в больницу. Потом Никровляев вспомнил, что сам написал кляузу на Дышкина. Значит, кляуза попала обратно к Дышкину и тот решил отомстить. Зная Дышкина, Никровляев удивлялся, как тот его еще не расстрелял. А может, решил помучить, как следует. Ну что ж, такова горькая ирония судьбы. Никровляеву хотелось рыдать от отчаяния за свою загубленную жизнь. Теперь он понимал, каково это просидеть в душной камере. И тут ему вдруг вспомнилась девушка Анастасия. С каким достоинством она держалась на допросе, не умоляла, не плакала. Чувствовалась аристократическая порода. Ну, она, конечно, знала, что папенька её рано или поздно вытащит. А его Никровляева никто не спасет. Никому он не нужен. С такими мыслями он и уснул.

Разбудил его лязг засовов и громовой возглас:

– Никровляев! На выход!

Конвоир вывел его в коридор, поставил лицом к стене и куда-то пропал. Мимо вели сидельцев из другой камеры. Никровляева схватили за шиворот и толкнули вперед за ними.

– Пошевеливайся!

– Это какая-то ошибка, – бормотал Никровляев, – Я свой.

В ответ он получил пинка, другой конвоир молча ткнул его штыком винтовки.

Задержанных вывели из тюремного корпуса во внутренний двор и, подгоняя штыками, затолкали в длинное помещение похожее на пустой ангар или гараж. Там находились еще пять человек. Среди них две женщины. Никровляев узнал уголовника Шляпу, тот тоже его заметил.

– Не понял, что за дела? – кричал Удакин, размахивая руками, – За что мокруху пришили! Я честный вор! Я ни при делах! Товарищ, подтвердите, что я ваш сотрудник! Я шкляморку подписал! Вы же мне обещали!

Никровляев не успел ответить, как раздался выстрел. Чекист в кожанке метким выстрелом из револьвера сразил Удакина в голову, тот повалился на землю, посыпанную песком и опилками. Больше никто выступать не пытался.

Удакина отволокли в сторону, остальных построили перед кирпичной стеной, в которой было множество пробоин. Никровляев заметил еще картонные макеты с силуэтами людей. Мишени, новые и простреленные, стояли перед ними. В воздухе витал запах порохового дыма. Ближе к выходу расположились красноармейцы с винтовками.

Появился прокурорский чиновник в круглых очках. Он бегло и невнятно зачитал по бумажке обвинительное заключение. Никровляев не мог расслышать, что тот гундосил. Какие-то отрывки доходили до его сознания.

Именем Светской Федерации… суд постановил… по статьям… ведение в СССР шпионской деятельности и вредительство в энергетике транспорта, в Нархамате путей сообщения… антисветская организация, которая занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте… заговор инженерно-технических работников… Контрреволюционная пропаганда… Шпионаж… пособники антисветского блока… Подготавливали террористическую акцию… иностранную интервенцию и свержение светской власти… вредительская работа по срыву планового строительства путём создания кризисов в топливоснабжении, энергохозяйстве… диверсионная деятельность, направленная на разрушение производительных сил светской промышленности…

Упоминался метрострой, дескать, вредители сорвали пуск новой станции метро «Держинская», которую планировали открыть к 1 мая, а из-за деятельности террористического подполья пуск переносится до исправления последствий диверсии…

– Приговорить к высшей мере наказания – расстрелу…

Никровляев понял, что дело совсем плохо, и отчаянно закричал: – Позвольте! Это ошибка! Я же не метростроевец, я сам оперуполномоченный транспортного отдела!

Другие тоже пытались протестовать и возмущались каждый на свой лад.

– Что происходит? Я буду жаловаться! – блеял какой-то командировочный.