Катя отрешенно посмотрела на сестру.
– Вот тебе сколько лет?
– Четырнадцать… – Лена пытается понять, в чем под-вох. – А к чему этот вопрос?
– К тому, что уже такая взрослая кобыла вымахала, а
все в сказки веришь. Ты четырнадцать лет живешь и четырнадцать лет знаешь папу. Неужели ты правда веришь, что
он вот так просто возьмет и сдастся?
– Ну… – Лена сидела на кровати, уткнувшись носом
в коленки. – Может… Ну надо же что-то делать, Кать! Папа
он… Он строгий, конечно. Но он же не глупый. Он сумеет.
Попробуй.
– Лен, я целый год пыталась, веришь, нет? Я реально
к нему подлизывалась. Ну, типа пыталась быть нормальной
дочерью. И? Какой результат? Ноооль. Ноль. Надо решать
вопрос по-другому.
– А может… Может, надо было не пытаться быть. А
просто стать. Нормальной дочерью?
Катя уставилась на сестру. Но та не отводила свой не
по-детски взрослый взгляд. Неожиданно Катя увидела в сестре молодую девушку. Красивую, серьезную. Которая еще
через год-другой начнет нравиться мальчишкам. Ой, как
нравиться. Кате было далеко до сестры.
– То есть ты считаешь, что я ненормальная? – процедила Катя.
– Нет… Катенька, нет, ты нормальная. Просто…
Просто ты другая. Просто… Я не знаю, что сделать. Я не
знаю, как помирить вас с папой.
– Зато я знаю. Никак. Ложись давай спать. А мне надо
собираться. Сейчас Витька придет.
– Какой Витька? Ты снова пить?
– Ну… Почти. Вроде тихо за дверью? Родители легли
уже? – Катя встала с кровати, накинула свитер и отодвинула
кровать. Между кроватью и тумбочкой, прислонившись ли-нялым боком, стоял старый Катин рюкзак. С ним Леночка
хорошо была знакома, Катя не расставалась с этим рюкзач-ком ни в одном паломническом путешествии. Однажды в
Дивеево вышел казус. Оказалось, Катя носила в этом рюк-зачке флягу с разбавленным спиртом и потихоньку попива-ла его, запивая святой водой. И кто-то из монахинь Дивеев-ского монастыря заметил это. Когда вся семья отца Романа
подошла приложиться к мощам Серафима Саровского, одна
старенькая инокиня начала верещать и ругаться на весь
храм, причем ругательства были адресованы не Кате, а отцу
Роману, который, краснея, слушал и смиренно молчал.
– Вы видели, что ваша дочь вытворяет? Я не допущу
ее в таком виде к мощам! – верещала инокиня. Первой не
выдержала Катя. То ли потому что она была уже подвыпив-шая, то ли просто ей уже надоел монастырь.
– Ой, что вы начали со своим Серафимом Саровским.
Больно хотелось. Нашли тоже, чем кичиться, – Катя с гор-до поднятой головой покинула храм. Скандал отцу Роману
удалось замять, Катю даже не выселили из монастырской
гостиницы, где она и проторчала оставшиеся два дня, даже
ни разу не высунувшись. Попивая спирт из своего старень-кого рюкзачка.
И вот этот рюкзак стоял за кроватью. Подозрительно
толстый.
– Ка-а-ть? – протянула Леночка, – что… что это? Зачем? Что ты задумала?
– Да ничего я не задумала. Ложись спать.
– Кать… Ты… Ты решила сбежать? – Леночка побледнела. – Я… я тебя не пущу.
– Не пустишь? А что? Что ты сделаешь? Пойдешь мам-ке наябедничаешь? Ну и давай! Давай, иди! Чего ж ты встала.