Ледяной шторм

И в эти минуты среди любопытных из серой публики раздавались восклицания, полные сочувствия и сожаления к морякам:

– Отчаянный капитан!

– И буря-то страсть!

– Небось, не боится идти!

– Как-то дойдет пароход.

– Матросикам-то как… Замерзнут!

– Вызволил бы их Николай-угодник!

– Спаси их господь! Не сделай сирот!

И кто-то истово перекрестился.

Капитан услышал эти замечания и опять вспомнил о своих.

“И какого черта я не остался в Севастополе!” – снова упрекнул себя Никифор Андреевич, скрываясь в рубку.

Он приказал буфетчику подать чаю и коньяк и, оставшись один, без свидетелей, Никифор Андреевич не выглядел решительным.

Но мысль о том, что остаться бы в Ялте и спастись, рискуя разбить пароход, даже не пришла ему в голову.

V

Как только “Баклан”, прогудев о приходе, ошвартовался у мола, Антон Жученко, чернявый и курчавый молодой матрос с бесшабашно-смелым и жизнерадостным пригожим лицом, то и дело прибегал на корму и взволнованно и жадно вглядывался в начало мола, поджидая кого-то.

Он не обращал внимания ни на завывающее море, ни на ледяной ветер, трепавший его шелковистую бородку и кудрявые волосы, выбивавшиеся из-под матросской нахлобученной шапки, и, казалось, в своем не особенно теплом буршлате, застегнутом наглухо, не чувствовал резкого холода.

Словно прикованный, весь нетерпение и ожидание, он впивался в каждую женщину, показывавшуюся на повороте с улицы на мол и сколько-нибудь напоминавшую ему издали ту, которую он так возбужденно ждал.

И его острые, как у ястребка, карие и лукавые глаза вдруг загорались радостным блеском, и взгляд становился нежным, ласкающим и влюбленным. Ему виделось, что спешит его желанная, любимая…

Это она, Матреша… Невысокая, аккуратная, такая франтоватая…

Но еще минута, и матрос увидал не ту, которую ждал.

“И что за рыло!” – мысленно досадовал Антон.

Его лицо, быстро меняющее выражение, уже омрачилось. И, подавленный и тоскливый, Антон снова взглядывал в показывавшиеся женские фигуры и, не узнав Матрены, начинал волноваться и злиться.

Прошло полчаса. Время казалось бесконечным.

Прогудел долгий свисток и за ним короткий первый.

Антон был в отчаянии. В следующее мгновение, взбешенный и ревнивый, он уже питал злые обвинения против Матреши и мысленно повторял:

– Подлая!.. Шельма!

Антон уже решил, что из-за такой “подлянки” не стоит убиваться. Ну ее, сволочь, к черту. Наплевать! При первой же встрече искровянит ее обманную рожу.

Однако не отходил от кормы.

Антону делалось обиднее и оскорбительнее.

Он был привержен до дурости, сохранял закон, был ласков, не пьянствовал, не ругал и – дурак, как есть дурак – не бил, как бы следовало, чтобы понимала. Он в бурю уйдет, а ей все равно… Видно, опять зашилохвостила…

– Бесстыжая обманщица!.. – прибавил он вслух.

И Антону нестерпимо захотелось видеть сейчас, сию минуту эту “подлую”, чтобы все обнаружить. Он покажет себя, как обманывать… Покажет, и потом пусть убирается навек.

Матросу казалась теперь секунда целой вечностью. Он загорелся и, словно бешеный, сбежал с парохода и бросился к агентству.

Два пожилые носильщика-армяне сидели у стены, притулившись за ветром.

– Братцы!.. Спешка!.. Кто съездит духом в город?

Оба равнодушно подняли большие, влажные и ленивые глаза на нетерпеливого матроса и спрятали в гарусные шарфы, намотанные на шее, свои большие, сизые, мясистые носы.

Ни один даже не ответил.

– Идолы! Не даром. Заплачу!

– Дежурный. Нельзя! – ответил один.

– И мне нельзя! – промолвил другой. – А ты не барин, не ругайся! – обидчиво прибавил он.

– Целковый дам!

– А куда? – вдруг разом спросили оба носильщика, несколько оживляясь.

– В Виноградную.

– Мороз-то какой. Хо-хо-хо! А тебе какая такая спешка? – спросил более добродушный и любопытный носильщик.

– Дать знать женке, чтобы явилась. Наживешь карбованец, армяшка!

– Не подходит. А ты вот мальчика пошли, сродственник, племянник. Умный, все справит. Наумка!..

Подошел черномазый, черноглазый и носатый мальчик.

Антон облегченно вздохнул и торопливо заговорил:

– Живо, Наумка! Бери первого извозчика и жарь в Виноградную, дом Кукораки… Знаешь?

Мальчик утвердительно кивнул.