Ледяной шторм

– А вы не озябли, Матреша?..

– Мне не холодно! – улыбнулась Матреша.

– И вечером не холодно?.. А?.. Вечером холоднее… Или у вас горячая кровь, Матреша…

– Я молодая, барин… Оттого и кровь горячая…

И Матреша кокетливо и вызывающе повела глаза на жильца “второй молодости”.

Старик осоловел и шепнул:

– А ведь вы прехорошенькая, Матреша.

– Будто?..

– Право, очень хорошенькая… Где ваш муж?..

– В разлуке!.. Он матрос…

– У такой милой Матреши и матрос?.. Удивительно! И скучно по муже?

– Как по муже не скучать…

– А знаете ли что, Матреша?..

– Что, барин?..

– Только между нами…

– Я не болтушка, будьте спокойны…

– Вы мне очень нравитесь, Матреша… И вот вам позвольте подарить золотой…

С этими словами жилец подошел к Матреше и подал пять рублей.

– За что?

– А за вашу красоту… И постоянно рад вам давать по стольку, если… если… позволите вас поцеловать… В этом… ээ… ээ… право, Матреша, ничего дурного! – прибавил жилец.

Торопливо и почти что с серьезным деловитым видом Матрена сунула золотой в карман юбки и подставила свою белую, упругую щеку.

Не глядя на раскрасневшееся, млевшее лицо жильца второй молодости, который припал к шее носом, Матрена с брезгливым чувством ощущала слюнявые губы я поцелуи, которых столько продавала во время сезона с таким же деловитым равнодушием. И, прислушиваясь к двери, Матреша, привыкшая к курортным нравам, думала:

“Никакой тут мерзости нет. Здесь барыни еще хуже. Меня не убудет от этих поцелуев блудливого старика. А между тем лишние деньги пригодятся для дома: для меня и Антоши”.

Через две-три минуты она уже решила, что за пять рублей уплата произведена, и, оттолкнув осоловелого старика, шепнула:

– Будет! Еще барыня войдет… Каково?

Старик испуганно отошел к столу и, присаживаясь, пролепетал сдавленным голосом:

– Милая… Обворожительная! Если б вы знали, как я вас… люблю!

– Знаю!.. – насмешливо промолвила Матреша.

– Так заходите вечером… на четверть часа… Придете?

– Может быть! – неопределенно засмеялась Матреша.

– Я снова подарю золотой…

– Но только помните уговор; кроме поцелуев, как сейчас, ничего!..

– И флирт с вами наслаждение, Матреша… О, какая вы милая, Матреша!..

“И какой ты противный!” – подумала Матреша, улыбаясь глазами.

В эту минуту в двери тихо постучали.

Матрена уже сметала книги с этажерки пуховкой, как ни в чем не бывало, а жилец хриплым голосом разрешил войти и успокоился, что в дверях стояла толстая, пожилая кухарка. Извинившись, что осмелилась побеспокоить генерала, она сказала, что зовут Матрешу.

– Мальчик какой-то ждет тебя в кухне! – шепнула в коридоре кухарка.

Обе спустились в кухню. Наумка торопливо доложил Матреше о своем поручении и что извозчик ждет. Пароход скоро уходит. Уж второй свисток.

Матреша обрадовалась, почему-то смутилась, бегом вернулась наверх и нетерпеливо постучала в комнату Ады Борисовны.

И, впущенная, возбужденно и почтительно проговорила:

– Позвольте на полчаса отлучиться, барышня!

– Это зачем? – с неудовольствием спросила хозяйка, подозрительно взглядывая на взволнованное лицо Матреши.

– Антон прислал за мной. “Баклан” уходит. И какая буря, барышня! – прибавила тревожно Матреша.

– Твой матрос мог бы сам забежать… И что матросам буря… А ты дома нужна.

– Антону, значит, нельзя.

– И тебе нельзя… Скажите, пожалуйста, что за проводы!

“Экая злюка и бессердечная!” – подумала Матреша.

Оскорбленная, возбужденно возвышая голос, Матреша проговорила:

– Кажется, без необходимости утром не прошусь, барышня. Ровно каторжная у вас работаю… Не зудите, барышня, и отпустите, а не то и без спросу уеду…

– Не будь дерзкая, Матреша!.. Номера третий и пятый убраны?