Дуэль в океане

– Сойкин и так собирается бросить службу… хочет в художники.

– Тем лучше для него… Успокойте беднягу…

– Слушаю-с, Владимир Алексеич.

– И с Байдаровым переговорите… Может, ваше миротворство на этот раз и вывезет…

Старший офицер ушел от капитана и зашел в каюту к старшему штурману.

Тот только что заснул полчасика после обеда и потягивал портер.

– История, Афанасий Петрович! – вздохнул старший офицер.

– Все плавание нам испортил этот брандахлыст… Аристократ!.. Верите, и у меня чесалась рука, чтобы запалить ему в морду… Портерку?

– Ну его… Вы, Афанасий Петрович, портер, а тут…

– Что тут?.. Получи в морду и иди с корвета… Все перекрестятся!

– Он-то уйдет… Не уйдет, так капитан спишет… А как бы нам Степана Ильича под суд не подвести… Байдаров на дуэль вызовет…

– А он не иди… Дуэль… Моряки и без того каждый день рискуют, можно сказать, жизнью и не боятся смерти, когда нужно, а… тут иди под пулю?.. Мы, Петр Васильич, будем убеждать Сойкина… Уговорим…

Петр Васильевич рассказал, что придумал капитан, и штурман воскликнул:

– И того умней! Брандахлыста на берег, а Сойкина продержать под арестом… Уйдем из Батавии, и делу конец.

– А все-таки… вы понимаете… какая история…

– Ну что ж?.. История… Не вернешь ее… Извините, Петр Васильич, что я скажу?

– Говорите, Афанасий Петрович…

– Очень уж вы того… добры сверх положения. По-евангельски не всегда можно-с… Блаженны миротворцы, положим, Петр Васильич… Но только – извините – побольше бы давали “ассаже” [5 - …давали “ассаже”… – то есть осадили бы, образумили.] хлыщу Байдарову, он бы…

Петр Васильевич покраснел до волос. Смешался вдруг и старый штурман.

Оба знали, что красавец Байдаров был одно время любимцем Лидии Викторовны.

– Что ж, обрывай я его, он подумал бы, что я из личности! – проговорил старший офицер. – Эх, скорей бы в Батавию, Афанасий Петрович!

– Все слава богу. – И Афанасий Петрович, суеверный, как все штурмана, сплюнул. – Ветер молодчага… Если так пойдет… разведем пары у экватора и… через пять суток и в Батавии… И письмо от Лидии Викторовны получите… И я от своей команды… Стаканчик, Петр Васильич?

– Разве… Выпью и пойду по дипломатической части!

Штурман с каким-то особенным удовольствием налил стакан портеру Петру Васильевичу.

Тот выпил и сказал:

– И как это люди, вроде Байдарова, не могут в мире жить… Мало ли что бывает, а не поднимай историй… Не обижай людей… Не понимаю этого, Афанасий Петрович.

– То-то оттого и с правилами… Дай бог удачи…

VII

Когда Петр Васильевич вошел в маленькую каюту, у двери которой стоял часовой с ружьем, Сойкин сидел на койке и набрасывал какой-то рисунок.

– Ну вот и я к вам, батенька, посланником от капитана… Эка карандаш…

– Вы меня извините, Петр Васильевич…

– Эх, вы… Еще извиняетесь… Может быть, мне извиниться, что допустил… Ну… милый человек… А так ли не так ли, а вы извинитесь…

Сойкин переменился в лице.

– Нехорошо, Степан Ильич… Вы оскорбили и повиниться не хотите?..

– Трудно, Петр Васильич…

– Положим, Байдаров нехорошо поступил… травил… пакости говорил…

– Это я бы еще снес, Петр Васильевич. Я ведь выносливый… Не хотел скандала… Но этого не вынес…

– А чего?

– Он, право, подлец… Можете себе представить… Он одну мерзость сказал за обедом про одну даму… А я… я… хорошо знаю эту даму… Она… Она… благороднейшая и лучшая женщина, которую я знал… И он знал, что она моя хорошая знакомая, а все-таки… Понимаете? И ведь все подло лгал… Эта дама отвергла его… так он мне мстить выдумал… Ну, все… все меня и заставило ударить его, Петр Васильевич… Так посудите… Могу ли я извиняться?..

Голос Петра Васильевича звучал так нежно и грустно, когда он ответил:

– И все-таки должны… Ради этой самой женщины должны… Разве это расправа… Эх, дорогой юноша, труднее бывают вещи, и все-таки… правильнее не платить за скверное скверным…

Старший офицер еще говорил, рассказывая в третьем лице нечто похожее на прежнее свое положение, и Сойкин наконец согласился…

– Спасибо… Не надо ли чего?.. Лимонад от меня требуйте…

Через минуту Петр Васильевич стучался в двери каюты Байдарова.

– Войдите!..

Байдаров сидел у шифоньерки и писал письмо.

Он обернулся и, увидав старшего офицера, встал.

Его лицо дышало злобой, страданием и решимостью.

– Что прикажете? – резко спросил он старшего офицера.

Петр Васильевич, смущенный, словно виноватый, передал совет капитана списаться в Батавии с корвета и прибавил, что Сойкин хочет извиниться перед Николаем Николаевичем при всех товарищах в кают-компании.