Севастопольский мальчик

Матрос напряженно-серьезно смотрел на лысую, блестевшую потом голову. Маркушка, напротив, был торжественно весел. Ему казалось, что доктор узнал, что внутри мамки, пропишет капли, и мамка пойдет на поправку.

Доктор поднялся, прикрыл одеялом матроску и увидал ее жадный вопросительный взгляд…

– Простудилась… Надо тебе полежать… Пропишу капли, и станет легче…

– И скоро можно встать, вашескобродие? – нетерпеливо спросила матроска.

– Скоро! – не глядя на больную, проговорил рыжий доктор.

Он отошел к окну, присел, отдышался, вырвал из своей записной книжки листок, прописал рецепт и, казалось, чем-то раздраженный, подозвал Маркушку.

– Беги в госпиталь, получишь даром пузырек с каплями и… А кто присматривает за матерью?..

– Я.

– Ты? – удивленно спросил доктор.

– Он башковатый, вашескобродие… Все время не отходит от матери! – серьезно промолвил отец.

– Ласковый! – протянула матроска.

Доктор потрепал Маркушку по голове и сказал:

– Как принесешь, дай матери десять капель в рюмке воды… Сумеешь отлить?

– Потрафит! – заметил Игнат.

– К ночи дать еще десять. Завтра утром опять десять капель… Мать лучше будет спать… Не буди… Понял?

– Понял… Мамка ведь скоро поправится от капель, вашескобродие?

– Да…

– Дай вам бог здоровья! – радостно проговорил Маркушка.

И сказал отцу:

– Тятенька! Пока буду бегать за каплями, спроворьте матроску Щипенкову посидеть около мамки… А я живо обернусь!

С этими словами Маркушка исчез и понесся вниз.

– Славный у тебя мальчик, Аннушка… Ну, поправляйся… От капель будешь спать. Сном и уйдет болезнь… Завтра заеду… Не благодари… Не за что!.. – проговорил доктор.

И, обратившись к матросу, прибавил:

– Перетащи кровать с больной к окну… И немедленно!..

– Есть, вашескобродие!

Доктор вышел. За ним пошел матрос и крепко притворил двери.

Доктор остановился и сказал:

– Попрошу старшего офицера, чтоб на ночь тебя отпустили домой.

– Премного благодарен, вашескобродие… Видно, крышка ей? – чуть слышно спросил матрос.

И лицо Ткаченко стало напряженно серьезным.

– Пожалуй, до утра не доживет. Она и не догадывается. Не показывай ей, что смерть пришла…

– Не окажу себя, вашескобродие. Жалко обанкрутить человека.

– То-то.

Доктор уехал.

Угрюмый матрос постоял на улице, выкуривая маленькую трубку.

Затем спрятал ее в штаны и, возвратившись в комнату, проговорил:

– Ну, Аннушка, переведу тебя на новое положение… У окна скорей пойдет выправка.

Матрос передвинул кровать…

– Небось лучше?

– Лучше… Не так грудь запирает…

– Вот видишь… Сейчас пошлю к тебе Щипенкову, пока Маркушка не обернется… А я на корабль…

– Когда зайдешь, Игнат?

– Может, на ночь отпустят… Так за Маркушку за няньку побуду. И побалакаем, а пока до свиданья, Аннушка.

– Отпросись, Игнат…

– А то как же?

– Отпустят?

– Старший офицер хоть и собака, а с понятием. Отпустит.

– Наври. Скажи, мол, матроска дюже хвора…

– Форменно набрешу… А как ты придешь ко мне на баксион и старший офицер увидит, скажу: «Так, мол, и так… Доктур быстро выправил мою матроску!»

IV