Два брата

– Нельзя не драться! – проговорил вслух Николай.

Он вздрогнул при воспоминании намека Лаврентьева, как бы поступил Лаврентьев, если бы он отказался от дуэли, и ненависть к Лаврентьеву сменила страх. Нервы его снова возбудились. Мрачные мысли уступали место более светлым. К чему думать о смерти? Разве он непременно будет убит? Сколько дуэлей кончаются благополучно. Он стреляет хорошо, и кто знает, быть может, Лаврентьев будет убит, – Николай даже обрадовался при этой мысли, – а сам он останется невредим, ну, пожалуй, ранен в ногу или руку, не опасно. Это даже ничего. Он на дуэли не струсит, нет! Теперь страшно, а там… Надо только перед тем хорошенько выспаться!

Николай вспомнил, что ему надо поторопиться найти секунданта, и он вышел из дому, решив вернуться раньше вечером, привести свои дела в порядок, написать, на всякий случай, письмо старикам и Леночке. Он было хотел ехать к Васе, звать его секундантом, но мысль, что Васе может достаться, если узнают о дуэли, остановила его. Он вспомнил об одном приятеле из литературного мира и решил пригласить этого господина. Он взглянул на часы, – было рано. «Он, верно, еще спит». И Николай не спеша пошел пешком по направлению к Невскому.

На улице он встретил двух знакомых и бойко поболтал с ними о разных пустяках: они не могли бы догадаться, что с ними беседует человек, который завтра дерется на дуэли. Люди действовали на нашего молодого человека возбуждающим образом. Глядя на него теперь, нельзя было сомневаться, что он на миру готов умереть с усмешкой на устах.

А Григорий Николаевич, выйдя от Вязникова, зашагал своей обычной походкой к себе в меблированные комнаты. Он не думал ни о дуэли, ни о смерти. Он свалил дело с плеч, исполнил то, что считал своей обязанностью, а там будь что будет… Он виделся вчера с братом Леночки, а после свидания с Вязниковым более не сомневался в виновности Николая. Отказ его объясниться, прямо сказать, что взведенное на него обвинение – ложь, по мнению Григория Николаевича, ясно свидетельствовал о его вине, и следовательно он, Лаврентьев, поступил справедливо. Нельзя оставлять безнаказанной такую пакость. «А все-таки он не струсил… молодцом!» – одобрил он даже Николая, хотя это не мешало ему питать к нему глубочайшую ненависть.

Теперь его занимала одна мысль: увидать Леночку, хотя издали. К ней он не пойдет. Зачем? И что он скажет ей? Про свою любовь? Он горько усмехнулся.

Поднявшись в свою комнату, Лаврентьев достал из чемодана бумаги (и в их числе духовное завещание, по которому Лаврентьевка переходила к Леночке, и письмо к ней), чтобы отнести их к Жучку, и хотел было уходить, когда совсем неожиданно перед ним явилась взволнованная Леночка.

XII

– Здравствуйте, Григорий Николаевич! – проговорила Леночка.

Она приблизилась к Лаврентьеву, протянула ему руку, взглядывая на смущенное лицо Григория Николаевича, и смутилась сама.

– Вас удивляет мое посещение?

– Смел ли я, Елена Ивановна, надеяться увидать вас! – ответил Лаврентьев с таким горячим чувством, что Леночка смутилась еще более.

От волнения и усталости она едва стояла на ногах и опустилась на стул. Она улыбнулась в ответ на беспокойные взгляды Григория Николаевича и заметила:

– Я запыхалась, подымаясь к вам… Это ничего, сию минуту пройдет.

Она перевела дух и продолжала:

– Мне необходимо было повидаться с вами, рассказать вам… Я хотела писать, но вчера мне сказали, что вы здесь.

– Кто сказал?

– Николай… Николай Иванович! – поправилась она, и при этом имени яркий румянец вспыхнул на ее лице.

Григорий Николаевич не промолвил ни слова. Только по лицу его пробежала судорога. Прошла минута тяжелого молчания.

– Зачем вы были у него? – неожиданно спросила Леночка.

Лаврентьев смутился от этого вопроса.

– Зачем? – продолжала Леночка. – О, прошу вас, не скрывайте от меня… Зачем вы были у него?.. Мне нужно знать…

– Вы очень любите его? – с трудом прошептал Лаврентьев. – Даже после того, как он так с вами поступил?

– Как поступил? – воскликнула Леночка, вся загораясь. – Что вы говорите?.. О, верно, тут какое-нибудь недоразумение… какие-нибудь подлые сплетни. Вы объяснитесь. У вас что-нибудь вышло?.. Григорий Николаевич!.. О, какой вы! В чем он виноват?.. Я одна виновата перед вами. Да, я виновата. Я не сказала тогда… мне тяжело было… Я боролась с чувством и не могла побороть… Я хотела все написать вам теперь, перед нашей свадьбой.

– Свадьбой! Он женится! – прошептал уныло Лаврентьев. – Он женится?!

– Да… на днях наша свадьба.

– А! Зачем же он не сказал?.. Он даже не хотел объясняться…

Он остановился в нерешительности.

– Что ж дальше, говорите… Вы, верно, оскорбили его, сказали что-нибудь?

– Нет. Я просто вызвал его на дуэль! – сконфузился Лаврентьев.

– Дуэль? – повторила Леночка, и лицо ее покрылось мертвенной бледностью. – Дуэль? За то, что мы любим друг друга? О Григорий Николаевич!.. это… это…

– Елена Ивановна!.. Не корите, выслушайте. Не потому. Я сумею все вынести… нет… Я думал, что вас смели обидеть… обманули… Но теперь, как вижу, выходит другая статья…

– А если б и обманули?! – воскликнула с сердцем Леночка. – Какое кому дело? кто смеет быть судьей? И вы так вздумали заступаться за меня?!. О, вы никогда не любили меня. Да случись что-нибудь с ним, я возненавидела бы вас, слышите?.. Хотя бы меня и бросили, как вы говорите!.. Я его люблю, я! Разве этого не довольно?..

Глаза ее блистали гневом. Она с такой силой произнесла: «Я его люблю, я!» – что у Григория Николаевича упало сердце.

Он, однако, поборол невыносимую боль и решился выслушать все до конца.

– Если вы хотите наказать за горе, которое я вам причинила… наказывайте… вы вправе; но только меня… Я виновата перед вами, я одна, Григорий Николаевич! – умоляющим голосом вдруг сказала Леночка. – Дуэли ведь не будет? Нет?

– Не будет!

– Вы извинитесь перед ним? Вы напрасно оскорбили человека!

– Извинюсь! – глухо произнес Лаврентьев.

– О, я не сомневалась в этом, – радостно воскликнула Леночка.

Она взглянула на Лаврентьева благодарным взглядом и прибавила:

– А теперь, Григорий Николаевич, вы вправе наказать меня за то, что я причинила вам горе. Требуйте, чтоб я отказалась от счастия, и я откажусь, я не выйду замуж!..

– Чтобы я?!. Да разве я злодей?.. Вас наказать!.. и то я поступил, как зверь! И то я обидел вас! И вы еще так говорите?!. Простите, Елена Ивановна, и не поминайте лихом! – проговорил прерывающимся голосом Лаврентьев, отворачиваясь, чтобы скрыть свое волнение…

– Простите и вы меня! – прошептала тихо Леночка, подымаясь.

– Дай вам бог всего хорошего. Вы стоите счастья!.. – сказал Лаврентьев.

По-видимому, он был теперь спокоен. Только голос его чуть-чуть дрожал.

– А на прощанье, Елена Ивановна, скажите еще раз, что вы простили меня!

Леночка протянула ему руку. Он благоговейно прикоснулся к ней губами, взглянул на нее ласковым, добрым взглядом и промолвил:

– Будьте спокойны. Я извинюсь, и дуэли не будет.

– Прощайте, Григорий Николаевич!