Летели качели

Миша. Вот так. Не мой.

Отец. А чей тогда?

Миша. Я не знаю. Чей-то. Но не мой.

Короткая пауза, во время которой Миша молчит. Мать и Отец переглядываются.

Отец (собираясь выйти из комнаты). Я пойду один телефончик найду. У меня где-то была визитка.

Миша. Батя! Стой на месте. Я не пойду к психиатру, даже не надейся.

Отец замирает. Мать смотрит на Отца, качая головой.

Мама, ты представляешь – ей сорок лет! И она даже не Оля, а… я не знаю кто.

Мать. В смысле – сорок?

Отец (Матери). А я тебе говорил! Видишь? Говорил же!

Мать. Да помолчи ты!

Миша. Сорок лет, мам. Сорок лет… (Шумно втягивает носом воздух.) Мамуль… Можно, я у вас поживу? А то мне негде… пока что.

Третья

Крохотный кабинет, в котором за тремя столами сидят Гриша, Лиза и Миша. На столах – старенькие компьютеры, стопки бумаг, степлеры, дыроколы и прочие канцелярские принадлежности. Гриша – высокий чернявый парень с модной стрижкой, Лиза – миниатюрная девушка с волосами цвета морской волны и пирсингом в носу и губе. Все трое одеты строго в соответствии с дресс-кодом: белый верх, черный низ, то есть Гриша и Миша в белых рубашках и черных брюках, а Лиза – в белой блузке и черной юбке. ГришаиЛиза продолжают начатый чуть ранее разговор, Миша клюет носом с чашкой кофе в руке.

Гриша. И вот он идет на кладбище. Обязательно ночью. Лиза. Я тоже ночью ходила – ну и что? Ничего страшного. Вообще не понимаю, почему люди боятся могил. Наоборот, круто!

Гриша. Не, Лизон, это тебе не такое кладбище, как у нас. Там нет могил.

Лиза. Ну а как тогда? Урны с пеплом? Типа колумбарий?

Гриша. Тоже нет. У них там совсем по-другому хоронят, если это вообще можно похоронами назвать. (Мише) Миха, знаешь, что такое «небесные похороны»?

Миша (не открывая глаз). Я тебе не Миха.

Гриша. Ну простите меня, Михаил Иванович. Так знаешь?

Миша. Я не Иванович.

Лиза. Да отстань от него – пусть спит. Дальше рассказывай.

Миша. Я не сплю.

Гриша. Что-то ты какой-то занудный в последнее время стал, Мишкан.

Миша. Ты дурак.

Гриша. Ничего себе. Опасный парень Миша. Дерзит. Миха, не дерзи!

Лиза. Так что такое «небесные похороны»?

Миша. Я тебе не Миха.

Гриша. Миха-облепиха.

Лиза. Гриня! Оставь ты его в покое, а то расплачется еще. Рассказывай давай!

Короткая пауза, во время которой Миша, клюнув носом, отхлебывает кофе из чашки, а Гриша швыряет в Мишу скрепку, но промахивается.

Гриня! Ну что вы как маленькие!

Миша. Это не я. Это он.

Гриша. Ну и… короче. Когда у них кто-то умирает, то его… сажают. Ну, чтобы он как бы сидел. Ну не в том смысле, ты понимаешь.

Лиза. Я понимаю.

Гриша. И вот он так сидит целые сутки, а священник читает ему всякие молитвы из специальной книги – как бы помогает пройти посмертное путешествие.

Лиза. Здорово, наверное. Целые сутки с трупом! Хотя и утомительно.

Гриша. Ну, они привыкли.

Лиза. Все равно тяжело. У меня бы рот онемел – сутки бубнить.

Гриша. Но тем не менее.

Лиза. Ну ладно. Ну отбубнил священник. И все? Закапывают?

Гриша. В том-то и дело, что нет. Должно сначала три дня пройти, а потом близкий друг покойника относит его на типа кладбище.

Лиза. Типа?

Гриша. Ну для нас, потому что в нашем понимании это никакое не кладбище. Вот Миха, например, специалист по кладбищам. Он нам и подкинет точный термин. Да, Миха?

Миша (отхлебывая из чашки). Нет, Гриха.

Гриша. Мишкан, нуты чего? Не злись, Мишутка! Это шутка! Утро же доброе.

Миша. Шутки у тебя замшелые. Из такого же замшелого детства.

Лиза. Эй! Ну хватит уже, а? Дальше рассказывай, Гринь.

Гриша. Тебе жена, что ли, давать перестала? А, Михуил?

Миша открывает глаза и смотрит на Гришу. Тот вскакивает, сбрасывая со стола степлер.