Толя. Так что получается? Выходит, ты придумал способ проверки себя на одиночество?
Антон. Ну… получается, что так. Хотя, наверное, не совсем. Не знаю.
Толя. Скажем, если я по-настоящему одинок – то меня никто спасать не будет. Так?
Антон. Я бы не стал проверять снова.
Толя. А я бы, наверное, стал. Проверим? Меня?
Антон. В смысле?
Толя. Ну, я сейчас в воду залезу и буду как бы тонуть. А ты будешь сидеть и смотреть.
Антон. Да, сейчас! Не смешно.
Толя. А по-моему, очень смешно. Хочу узнать просто, насколько я одинок. И хочу ли я быть один.
Антон. Очевидно, что не хочешь. Я же тебя вытащу из воды в любом случае.
Толя. А я тебе запрещу.
Антон. Мне на твои запреты, знаешь…
Толя. Что ты заволновался так сразу?
Толя встает и идет поближе к воде. Антон вскакивает, опрокидывая бутылку.
Антон. Давай ты не будешь.
Толя. Давай буду.
Антон. Давай не будешь.
Толя. Нет, давай буду.
Антон. Нет, не будешь.
Толя. Я буду. Буду, не сомневайся.
Толя заходит в воду. Антон подбегает к воде, но войти в нее не решается.
Антон. Лучше выйди.
Толя. А то что? Ты маму позовешь?
Антон. Если надо будет, и маму позову.
Толя заходит глубже. Антон судорожным движением словно бы пытается разбросать воду кроссовкой. Толя, стоя по колено в воде, закуривает новую сигарету, аккуратно возвращая использованную спичку в коробок.
Слушай, выйди.
Толя. Нет.
Антон. Я тебе честно скажу. Мне очень не хочется штаны портить. Выйди, пожалуйста.
Толя. Тогда у тебя таких штанов не было?
Антон. Тогда не было.
Антон, вздохнув, заходит в воду, морщась и вздрагивая. Идет к Толе, берет его за плечо.
Толя. Подожди.
Антон отпускает плечо Толи.
С этой точки все такое другое. Сколько раз сидел здесь на скамейке, а сейчас вообще не узнаю это место, будто бы и не был здесь никогда.
Антон. Вода такая холодная. Тогда теплее была.
Толя. Смотри, вон мой дом. (Напевает тихонько.) «К жителю второго этажа жизнь пришла на кончике ножа».
Антон. Что?
Толя. Это песня такая. Была.
Антон. Не слышал никогда. Это постпанк какой-то?
Толя. Типа того.
Толя идет из воды к скамейке. Антон следует за ним. Толя садится на скамейку.
А я боли не боюсь. Я другого боюсь.
Антон (садясь рядом и досадливо разглядывая испоганенные штаны). М?
Толя. Обделаться боюсь. От страха. Как представлю, так неловко становится.
Антон. Кому до этого дело будет в такой момент?
Толя. Мне.
8
Один старый солдат возвращался домой со службы. Шел пешком по стране, иногда подъезжая на попутном транспорте. Ничего у него с собой не было, кроме шинели, исцарапанной курительной трубки и кисета с табаком, а спички давно кончились. Курить же хотелось невыносимо.
Но к кому только ни подходил солдат, у кого ни спрашивал – ни один человек не имел при себе огня. Тот не курит, этот огниво дома забыл, а третий вообще иностранец и ничего не понял. Сунул солдату луковицу – и на том спасибо. Грызя лук, словно яблоко, солдат шел по проселочной дороге через поле к лесу.
Лес был грозный и черный от времени, гигантские стволы слегка сгибались под собственной тяжестью, прислоняясь друг к другу. Над полем синело вечернее небо без единого облака, выводили извилистые трели какие-то птички, солнце ласково грело в спину, подгоняя, но идти прямо сейчас, на пороге ночи, под эти жутковатые деревья солдату совсем не хотелось. Он решил ночевать прямо в поле – на уютной шинели, подложив под голову мешок с вещами.