Командировка

Но тут в белом оглушающем шуме Света различила набор повторяющихся звуков, глухих, пугающих, но, как ей показалось, безумно важных, бесконечно значимых. Она сделала над собой неимоверное усилие, остановила соскальзывающее в пропасть сознание и заставила себя услышать.

– И… а… о… а… – доносится отовсюду. – И… а… о… а… – снова и снова. – Ди…, та…, о…, да… – добавились согласные. – Ди… тя… от… да…

Звуки сложились в слова, слова в предложения.

Шёпот. Старческий. Не шёпот даже, бормотание с пришепётыванием.

Из тумана выплыла тёмная клякса, дёргающаяся, текучая, незаметно превратившаяся в оплывшее страшное морщинистое лицо с тускло горящими зелёными угольками глаз. Лицо, похожее на человеческое, но таковым не являющееся. Крупные, почти чёрные зубы, острые, словно специально заточенные, толстый язык, похожий на огромного садового слизня… Несёт гнилью и чем-то ещё, отвратительным, от чего выворачивает наизнанку.

– Дитя отдай… – уже чётко прошипело чудовище.

Света беззвучно закричала, вырвала руку из оков тумана и ударила по страшной роже наотмашь, царапая, вспарывая рыхлую кожу длинными сверкающими, как наконечники копий, ногтями…

– Мамочка! – раздался голос над головой, живой, звонкий, взволнованный.

Очень близко, прямо над ухом.

– Мамочка!

Кто-то дёргает её за руку и при этом что-то приговаривает, повторяя одни и те же слова, то шёпотом, то просто очень тихо, словно боясь нарушить тишину, наполняющую полупустую спальню, то сбиваясь на крик…

«Почему полупустую?» – подумала Света, пытаясь вырваться из тяжёлых объятий сна, и тут же поняла, вспомнила почему: «Яр уехал, нет половинки… Какой ужасный сон…»

– Мамочка, ну плоснись, пожалуйста. Мамочка, ну плоснись, пожалуйста, – наконец смогла разобрать бормотание Света и осознала, что разбудила её любимая дочка, которой что-то понадобилось в такую несусветную рань.

Сон окончательно стёрся из памяти, оставив после себя только ощущение чего-то мерзкого. Впрочем, так бывает после любого кошмара.

Света с трудом разлепила глаза, бросила взгляд на Киру, забравшуюся на кровать на место Ярослава, на окно, сквозь занавески на котором пробивается удивительно яркий для осеннего утра свет, на часы, зелёные цифры которых показывают шесть тридцать семь… И тут же застонала, сжавшись от приступа острой головной боли. Что-то прокатилось внутри от затылка ко лбу, ударило по глазам и разбилось, облив их обжигающей смесью.

– Мамочка, что с тобой? – обеспокоенно проговорила Кира. – Тебе больно?

Головная боль схлынула, но не испарилась окончательно, оставив после себя тупой давящий гул.

– Нет, котёнок, всё нормально, – попробовала ответить Света уверенно и спокойно, но сама поразилась, насколько слабым и жалким получился голос. – Нормально, совсем немножко болит голова…

– Ты кличала и стонала, – сообщила Кира. – Я подумала, тебе надо помочь.

– Правда кричала? Тогда, ты меня спасла, – Света улыбнулась и погладила дочку по голове. – Спасибо, котёнок.

В дверь очень тихо постучались.

Елизавета Филипповна, мама Ярослава и свекровь Светы. Кроме неё некому.

В другой раз Света предпочла бы промолчать, притвориться спящей, чтобы свекровь постояла под дверью ушла, но сейчас совершенно другое дело. Головная боль ещё вернётся, и очень не хотелось бы, чтобы в этот момент снова рядом оказалась Кира. Свете нужны таблетка обезболивающего, покой и, возможно, ещё пару часов сна или даже три-четыре. Наверное, всё это из-за того, что она поздно легла (спасибо Ярославу), очень рано встала (и снова спасибо Ярославу) и отсутствия этого самого Ярослава…

– Войдите, – проговорила Света.

Дверь тут же открылась, и в комнату вошла Елизавета Филипповна, в своей вечной вязаной фиолетово-белой кофте и длинной, почти касающейся пола, тёмно-серой юбке.

– Слышу, проснулась, не хотела раньше заходить. Что-то ты сегодня поздно. Нормально всё?

– Почему поздно? Время ещё семи нет…

Она снова взглянула на часы, но увидела на них все те же цифры.

– Уже почти одиннадцать, – проговорила свекровь.

– Неужели часы встали… – удивилась Света. – Я думала, такое только с механическими бывает… Голова разболелась. Вроде, никогда такого не было…

– Сильно?

Света взглянула на дочку, преданно смотрящую ей в глаза, и сказала:

– Нет, не очень, но надо выпить таблетку и полежать ещё немного. Думаю, к обеду точно всё пройдёт.

Свекровь очень внимательно посмотрела на Свету, даже как будто подозрительно, потом прикрыла глаза, глубоко втянула носом воздух, и снова уставилась на невестку.

– Значит не было такого раньше?

Света попробовала отрицательно мотнуть головой, но гул усилился, и она почувствовала, что притаившаяся на время боль встала в боевую стойку и намерилась снова прыгнуть и вгрызться в её мозг, скривилась и ответила словами:

– Не было.

– А снилось что?

Света удивилась вопросу, но ответила, чуть заметно пожав плечами:

– Не помню. Гадость какая-то, вроде.

– Поня-я-ятно, – протянула задумчиво свекровь.

Света даже подумала, что сейчас она выдаст что-нибудь этакое, после чего захочется сказать ей пару ласковых, но свекровь продолжила как ни в чём не бывало:

– Тогда, может, я Киру заберу? Прогуляться с ней выйдем, в магазин сходим, съедим чего-нибудь вкусненького. А ты пока полежи, отдохни.

– Да, если можно…

– Кирочка, пойдём со мной, – позвала Елизавета Филипповна. – Дадим маме поспать ещё чуток. Кстати, мы ведь ещё вчера мороженое хотели купить, да забыли. Может, сегодня купим?

Кира тут же обернулась и заинтересованно посмотрела на бабушку.

– Клем-блюле?

– А как же. Оно же самое вкусное. А потом на качелях покачаемся. Пошли?

– Пошли, – откликнулась Кира, сноровисто сползла с кровати и прошмыгнула в приоткрытую дверь.

– Таблетку принести? – спросила Елизавета Филипповна.