Скоупс украдкой смахнул слезу, готовую сорваться с левого глаза. О чем это он?
– Простите?
– Неряшливая работа, Скоупс, если хотите знать мое мнение. Я поместил ее в лабораторию, на тот складной стол.
Скоупс пролетел мимо него, чуть не сбил пожилого туриста, любующегося на стенд «Крючки для пуговиц у богатых и знаменитых». Влетел пулей в лабораторию, и там, на столе, завернутая в пендльтоновское одеяло – индейское одеяло, – лежала его драгоценная мумия, целая и невредимая.
Платон Скоупс, адепт науки и разума, готов был поверить в чудеса.
Сопровождаемый идущим в трех шагах копом сзади и директором музея впереди, Джимми не имел другого выбора, как оставить мумию в музее.
– Я тебя спасу, – повторял он снова и снова, возвращаясь в дом деда. – Клянусь, я не дам им тебя резать или выставлять на витрине на потеху зевакам.
Дед его сочувственно обнял и посоветовал плюнуть на это дело, напомнив, как ему еще повезло, что Закон не взял его за задницу, а оставил с хорошей работой, сытым брюхом и крышей над головой – и на свободе.
Джимми позвонил своему координатору из АДС – проинформировать, но слишком устыдился, чтобы сообщить о едва не удавшемся спасении мумии. Потом принял долгий горячий душ, осушил стакан дедова «Бурбона» и, блаженно оглушенный, завалился спать. Спал он беспокойно, и ему снилось, что нацистские ученые привязали его к госпитальным носилкам, наклонились над ним с зубастыми пилами и серпами стальных ножей и спокойно обсуждают, как его анатомировать.
Наутро он проснулся от запаха свежего кофе, бекона и яичницы. Ворча, со все еще тяжелой головой, он снова принял душ, натянул костюм Давида и сел к столу, где уже завтракал дед. Голова болела, сердце ныло, но он сумел кое-как улыбнуться старику перед тем, как идти на работу.
К моменту въезда в город он уже воспрянул духом из-за яркого солнца и чистого горного воздуха и подпевал Рою Орбисону. За квартал последний хор из «Хорошенькой женщины» перекрыл чей-то вопль. Джимми сделал радио тише, остановился, прислушиваясь, услышал еще один крик, на этот раз приглушенный, с парковки между старым зданием арсенала Национальной гвардии и Музеем Библии Живой. Там в сотне футов от него трое мужчин пытались скрутить какую-то женщину.
Джимми рванулся из машины, петляя между автомобилями, пролетел мимо пожилой четы, застывшей на месте с вытаращенными глазами. Резко затормозил, увидев солнечный блеск на длинном ноже в руках у толстого коротышки, держащего открытой дверцу автомобиля. Его приятель, этакий злобный Мистер-Без-Вредных-Привычек в рубашке под черным галстуком, обхватил девушку за пояс и пытался запихнуть ее в красный «камаро». Девушка упиралась расставленными ногами в дверной проем, руками в крышу. Третий бандит, хорек лет двадцати с небольшим в кожаной куртке «хард-рок-кафе», командовал операцией с расстояния в шесть футов, размахивая руками, как рэп-звезда.
С расстояния в сорок футов Джимми крикнул:
– Отпустите ее!
Хорек отмахнулся от него, крикнув какое-то неразборчивое оскорбление, и, явно намекая на костюм Давида, выставил руку с расслабленной кистью. Пухлый сверкнул ножом, а у силача руки были заняты.
Джимми поискал глазами оружие, в досаде переминаясь с ноги на ногу, – всюду только асфальт. И тут он вспомнил о рогатке-праще на поясе.
Пусть бутафоры из Библии Живой придали ей древний вид и разрисовали рукоять шестиконечными звездами, это был настоящий «Мак-Кой» из дуба и доброй резины. Поскольку использовать ее никогда не предполагалось, боеприпасов Джимми не выдали. Ох, как нужна была бы сейчас ему горсть хороших шариков от подшипника! Оглядев землю под ногами, он нашел несколько камешков, ржавую ребристую гайку и окаменевший леденец, обсаженный муравьями. Лучший из камешков он зарядил и стрельнул в сопляка с ножом. Камешек стукнул о капот. Второй, поменьше, упал с недолетом, у ног хорька. Третий ушел высоко, так что видно не было.
Хорек теперь держал обе руки на уровне плеч, побалтывая кистями, складывал губы поцелуйчиком, пританцовывая на носочках. Пухлый так ржал над представлением хорька, что чуть нож не выронил. А Мистер Чистюля был полностью занят девушкой – с тем же успехом он мог бы пытаться запихнуть поперек десятифутовую лестницу в трехфутовую дверь.
Хорек расстегнул штаны, спустил их вместе с трусами, повернулся и наклонился, выставив зад в сторону Джимми.
– Давай, снайпер! – выкрикнул он, просунув голову между ног, виляя голым задом из стороны в сторону. – Делай свой лучший выстрел!
Джимми зарядил леденец и выстрелил. Конфета попала в середину правой ягодицы, и хорек рухнул, как мишень в тире, задергался на мостовой, оглашая воздух собачьим воем.
На миг девушка и громила прекратили борьбу. Пухляк опустил нож, глядя на поверженного хорька, потом беспокойно оглянулся на Джимми. Тот зарядил в кожаный лоскут пращи гайку, оттянул резину почти до подбородка, нацелился в широкую спину Культуриста – и отпустил снаряд. На этот раз он промахнулся на четыре фута, и гайка ударила громилу в сухожилие на дюйм выше пятки. Выкрикнув фистулой грязное ругательство, культурист отпустил девушку и свалился на спину. Девушка рухнула на него сверху.
Джимми зарядил рогатку – толстяк завопил и бросился прочь. Хорек все еще завывал, громила катался на спине, пытаясь перевести дыхание.
Джимми подхватил девушку с его груди, поставил на ноги, взял под руку и сказал:
– Пойдемте отсюда.
25
Джимми поспешно усадил девушку в «югослава» и поехал к центру города – где машины и люди. Ни он, ни она не говорили ни слова. Он заехал на стоянку у мотеля, припарковался за несколько рядов от улицы и наконец глубоко вздохнул, еще не оторвав от руля побелевших пальцев.
– Bay! – произнесла девушка, как только стих шум двигателя. – Вы меня спасли, прямо как в кино!
Она наклонилась к нему, чуть опершись рукой на его колено для равновесия, и поцеловала в щеку. Когда она повернулась, юбка у нее задралась до верха бедер.
Время остановилось. Будто после укола морфия, кости у Джимми стали резиновыми, теплое, головокружительное сияние наполнило тело. Глаза его остановились на этих длинных голых ногах, потом поднялись к лицу – огромные голубые глаза и белые зубы. Перепутанные волосы блондинки висели чуть ниже плеч. Девушка из тех, понял Джимми, которые, если он не поостережется, могут растопить его праведный гнев и мозги превратить в желе, заставить его брызгаться одеколоном и носить модные шмотки, приходить к ним ужинать – свечи на столе, – и АДС станет далеким воспоминанием…
– …настоящий герой.
– Ничего бессовестного… то есть ничего особенного, – ответил он заплетающимся языком.
– Еще как особенное! Они могли вас избить, или этот жирный мог пырнуть ножом, или вообще у них могли быть пистолеты. Вы очень смелый.
Она заметила, что Джимми пялится на ее руку, все еще лежащую у него на колене. Руку она убрала, положила локти на приборную доску и наклонилась вперед – посмотреть, не видно ли того «камаро». Розовая футболка задралась, обнажив талию.
Джимми сглотнул сухим ртом.
– Кто были эти люди?
Она скривилась:
– Наверняка безбожники.
– Безбожники?
Гримаса сменилась улыбкой. Между передними резцами у нее была едва заметная щель, а в остальном зубы совершенно безупречные.
– Я так решила, – пояснила она, – по тем гнусным прозвищам, которыми они называли Князя.
– Князя?
Кто бы ни был этот Князь, Джимми он уже не нравился. Девушка, похоже местная, а тот сукин сын заехал небось в город на шикарном лимузине с шофером и телохранителями, увидел ее в магазине, пригласил… куда? В Монте-Карло какое-нибудь, и…
– Я работаю у Детей Света, – говорила она, – знаете, церковь на холме над городом, в старом арсенале? С дирижаблем в виде ангела? – Она правой рукой подобрала лодыжки на сиденье, подоткнула под бедра, еще сильнее показав ноги – юбка собралась у талии. – Нас называют «светляками» из-за фонариков, которые мы носим с собой по ночам на Крыше Вознесения. Только это не совсем моя работа. – Она рассеянно одернула юбку, но та опустилась едва ли на дюйм. – Или… нет, это, наверное, теперь моя работа, потому что раньше я работала в магазине помадки, пока не увидела, как Князь Света был Вознесен – знаете, так вот: Пуф! – прямо на небо, а теперь Посланец – это, значит, преподобный Пэтч – хочет, чтобы я совсем переходила на работу в церковь, и потому платит мне сколько я получала в магазине и еще бонус за каждого, кто обретает спасение. Я про то, что я теперь делаю работу для Господа, а их, значит, дьявол послал, чтобы нам помешать. Безбожники.
– Конечно, – ответил Джимми, моргая. – Князь – он вроде религиозного гуру со своей церковью, а вы там работаете.
– Не только работаю… я теперь Свидетель, и я… но вы не слушали? Князь был Вознесен! Он был самым-самым первым, и теперь…
– Вознесение! Извините, я этого слова не знал. Это вроде как Благословение?
– Это из Библии, и, как про-ро-чес-тво-вал сам Князь, – произнесла она с трудом по слогам, – Вознесение начнется с падающей звезды, волнений на Ближнем Востоке и странностей погоды. Когда ты Воз-но-сишь-ся, – снова сказала она по слогам, – Бог берет тебя на небо, оставляя на земле одежду и все твое имущество. Князь был первым – наверное, подготовить там небеса для нас. И мы все ждем Великого Вознесения, понимаете? И те, кто не будет Вознесен, останутся на земле и встретят Скорби, возвышение Антихриста и Конец Времен. Теперь понимаете?
Она снова одернула юбку, нахмурилась на нее, склонила голову набок и оглядела Джимми долгим взглядом.
– А почему вы так одеты? Вот эта юбка и блуза…