Необычный астроном

Молодой член Союза выбрал для своего проживания комнату, располагавшуюся прямо рядом с кабинетом Уильямса. В ней было всё то, что имелось в комнатах, имевшихся в распоряжении у других астрономов Союза: огромное количество перьев, чернильниц, и целые кипы бумажных листов, а также пара шкафов, стул со столом, кровать, и всё, что требовалось для приготовления еды (изначально в здании было сделано ровно сто комнат, но, если наберётся более ста человек, Уильямс расширит его здание, увеличив число жилищ. Пространство этого обиталища было занято ими наполовину, остальное занимали места для бесед между четырьмя и более людьми, коридоры и хранилища предметов для письма). Гримлер довольно быстро обосновался здесь. В свободное от работы, отдыха, сна и чтения время он продолжал свои занятия по оттачиванию навыков владения своей шпагой. Николас же поселился в комнате, соседней с кабинетом Гримлера, и стал исполнять различные просьбы и поручения своего господина.

Глава седьмая. Возвращение

Так прошло почти два года. Гримлер всё также служил в Государственном астрономическом союзе. Но с началом мая 1822 года в нём стало постепенно появляться какое-то странное, и, к сожалению, не очень приятное чувство. Его начала одолевать непонятная тоска, из-за которой он всё меньше времени проводить за телескопом ночью и за своими бумагами днём. Он всё больше стал смотреть в окно, а по ночам долго не мог уснуть. И нет, это вовсе не были усталость от чрезмерной работы или недовольство ею. Гримлер, наоборот, очень любил наблюдать за звёздами. Источник этой тоски он и сам поначалу не мог выяснить, однако, когда она уже обуяла нашего бедного астронома, он наконец всё понял.

Это была тоска по родной земле. Да, да, Соединённые Штаты оказались чуждыми для него. Климат этой страны, люди и города там были совсем не похожи на его родную Францию, поэтому он, будто голубь среди уток, не мог никак привыкнуть к этой земле. Поэтому в Гримлере стало просыпаться всё более сильное желание вернуться домой, однако он в то же время и не хотел возвращаться, боясь того, что Уильямс разочаровывается в нём, а также потому, что он стремился закончить каталог звёзд. Но с началом июня стремление вернуться назад в Париж пересилило желание остаться в Государственном астрономическом союзе. К тому же, астронома начало съедать чувство беспокойства за восьмёрку слуг, которым он полностью доверил свой дом, когда собирался уезжать. Поэтому он решил завершить наблюдения за звёздами, а затем уйти из Союза и отплыть во Францию.

Поэтому, в ясный день 15 июня 1822 года Гримлер решил, что тянуть больше нельзя. Он кликнул Николаса и объяснил всю сложившуюся с ним ситуацию, а затем оба начали собирать свои рюкзаки и чемоданы, проверять, чтобы ничего, что они принесли с собой, когда заселялись в эту комнату, не осталось в ней. Гримлер взял свои бумаги со всеми проведёнными за два года измерениями и вместе с Николасом отправился к Уильямсу, чтобы объявить ему о своём уходе.

Он отправился к двери кабинета, и, получив разрешение войти, сразу же поприветствовал его хозяина, поклонился ему, и сказал, что покидает Государственный астрономический союз, так как сильно затосковал по Франции. С полминуты тот стоял удивлённым и не произносил ни слова, но затем заговорил. Он не стал порицать учёного или гневаться на него, а, наоборот, улыбнулся и произнёс следующее:

– Мне, конечно же, жалко, что вы покидаете нас. Но, если вы действительно не хотите больше у нас оставаться и уже твёрдо решили, что оставляете наши стены, то я не могу вам возражать. Я вас отпускаю, теперь вы полностью свободны от дел Астрономического союза, поэтому можете отправляться куда вы пожелаете. Если вы вдруг вновь захотите быть среди нас, то двери Союза будут всегда для вас открыты.

– Благодарю вас. Прощайте, – Гримлер снова поклонился и покинул кабинет Уильямса и вернулся к Николасу.

Как и Пьер Морфон, Уильямс позвал своего кучера, чтобы он отвёз покидавших Союз к берегу. Его экипаж, запряженный четвёркой лошадей, уже поджидал их у ворот здания. Когда Гримлер и Николас садились в него, последний спросил:

– Мой господин, вы не жалеете, что покинули этот Астрономический союз? Вы бы могли сотворить там ещё очень многое, если остались бы.

– Нет, Николас, я совершенно не жалею. Мой родной Париж тянул меня к себе, и сопротивляться я не могу. Мне очень понравилось быть учёным, но родина всегда милее.

Лошади мчались по берегу Саванны со скоростью более десяти миль в час, поэтому уже через пару минут, когда Гримлер обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на здание Государственного астрономического союза, оно уже практически скрылось из виду, остались только лучи солнца, блестевшие на его поверхности, но и они скоро пропали. В ту же минуту, посмотрев в окна направо, он увидел на другом берегу селение индейцев, с которыми бывший астроном познакомился, когда ещё отправлялся в Союз. Некоторые из них были на открытом воздухе и увидели экипаж, но узнать, что вызвало среди племени коренного народа его появление и заметили ли они внутри Гримлера и Николаса, не удалось узнать, так как и хижины быстро пролетели мимо окон, и спустя ещё несколько минут экипаж очутился в городе и подъехал к гавани. Сидевшие внутри вышли и распрощались с кучером.

Обратный путь прошёл почти без приключений, разве что им двоим пришлось ждать четыре дня до того, как судно, которое должно отвезти их в Кале, пристанет к гавани Саванны, и эти четыре дня они провели в «Скромной обители». Когда они смотрели на постепенно отдаляющийся берег Соединённых Штатов, Николас повторил свой вопрос, но получил такой же ответ. Небо и барометр на протяжении всего морского пути не показывали и признаков шторма, поэтому к берегам Франции судно причалило благополучно. В Кале герои запаслись едой на последний отрезок пути и нашли станцию, давшую им экипаж. Гримлер сразу же расплатился с кучером, и через неделю он со своим слугой увидели огни Парижа (герои приехали в столицу, когда уже был поздний вечер, и на небе загорались первые звёзды. Гримлер попросил кучера остановиться у края Парижа, так как ему хотелось отдохнуть от этой поездки и прогуляться по городу, прежде, чем достигнуть своего дома.

И вот, 16 июля 1822 года, ровно через два года после того, как наши герои покинули свой дом, чтобы отправиться в этот незабываемый путь, который закончился там же, где и начался, они ходили по Парижу, смотрели на звёзды и разговаривали между собой.

– Эх, мой господин, вы пережили столько приключений по пути туда, несколько раз были на волосок от смерти, и всё это ради того, чтобы вновь оказаться здесь, будто бы ничего и не было…

– Когда я решил отправляться в Государственный астрономический союз, я ещё был слишком молодым, и меня весьма сильно прельщала возможность оказаться среди великих учёных умов, стать куском объединения, известного на весь мир, но сейчас я понял, что есть кое-что, что гораздо дороже славы.

Наконец Гримлер со слугой подошёл к своему дому и три раза постучал в дверь. Остальные его слуги ещё не спали, только что поужинали и находились ещё на нижнем этаже, поэтому, услышав стук, они подошли к двери, отворили её, и заметили своего хозяина и Николаса прямо на пороге.

– Наконец-то я попал домой, сказал Гримлер, и, переведя взгляд на слуг, добавил      – Не ожидали ли вы меня увидеть в такую пору?