Поезд убийц: комплект из 4 книг
С каждой передачей требовательный голос, звучавший в его мыслях, все сильнее отдаляется, становясь все тише и тише. Образ сына Тэрахары, раздавленного минивэном, становится все более размытым. Сила, мучительно сдавливавшая его грудь, вдруг исчезает. «…Если ты в ближайшее время не скажешь мне, где находишься, с ними недолго все будет в порядке» – даже эта угроза становится несущественной. «Кто эти двое ребят, о которых я постоянно думаю?» Он останавливает прилетевший к нему мяч «щечкой» левой стопы.
«Тревога и гнев – это животные реакции, – не раз говорила ему его жена. – Исследование глубинных причин, поиск выхода из положения – это то, что делают только люди».
«Так ты считаешь, что именно это делает людей особенными? – спросил Судзуки. – Или это то, что делает людей хуже животных? Не преимущество, а человеческая слабость?»
«Если б ты мог спросить у животного, как ему удается выживать, я уверена, что животное бы ответило тебе: “Просто такими нас сотворила природа”».
Он думает, она говорила о том, что придумывание планов и стратегий и разнообразные переживания – это все недостатки человеческой натуры. В то же время, просто перепасовываясь мячом, Судзуки чувствует, что теперь он ближе к решению своих проблем. Хотя, разумеется, он ни на шаг не становится ближе к решению ни одной из них.
Внутренняя сторона его стопы входит в контакт с мячом, подхватывая его, как рука. Когда Судзуки ударяет по нему, тот летит через все поле. Даже несмотря на то, что мяч стремительно удаляется прочь, Судзуки ощущает его как часть собственного тела. Самостоятельную часть его тела, способную отделиться от него и пуститься в полет, описав изящную дугу и приземлившись точно у ноги мальчика, словно ее влечет туда некая сила.
Никаких больше мыслей о Хиёко или о Толкателе. Движение мяча туда и обратно – это всё. Больше ничего не существует во всем мире. И это прекрасно. Он ощущает себя в гармонии с самим собой. Он испытывает настоящий восторг. Он растворяется в этом чувстве.
Пока Кентаро не объявляет тайм-аут, никакие окружающие звуки не достигают ушей Судзуки, и он даже не замечает, что кольцо с его безымянного пальца исчезло.
«Мое кольцо». Кровь отливает от его лица, он бледнеет, как лист бумаги, затем лихорадочно ищет в траве у себя под ногами.
«Ты ведь не потерял его, нет?» Он уверен, что слышит в голове голос своей погибшей жены. «Конечно, нет, – отвечает Судзуки откуда-то из глубины своего сердца. – Я ведь не могу его потерять».
Его жена всегда боялась, что он когда-нибудь забудет ее, если она умрет.
Она всегда была рядом, когда ему было плохо, поддерживала его и посмеивалась над его маленькими заботами – например, когда приходил счет за электричество, или когда футоны, которые они вывешивали сушиться на балконе, намокали от внезапного вечернего дождя, или же когда он сомневался в своей компетентности как учителя. В таких случаях, что бы ни случилось, жена всегда повторяла: «Не беспокойся, это не так уж серьезно». Но так же часто она говорила со вздохом: «В конце концов, все меня забудут. Когда я исчезну из этого мира, не останется ни единого доказательства того, что я когда-либо существовала». Жена говорила это легко, с как бы наигранной печалью, но Судзуки знал, что она действительно тревожится об этом. Эти слова шли из самой ее души. Он думал, что, возможно, основной причиной этого было отсутствие у них детей. «Если б у нас были дети, они бы меня помнили. Они бы никогда меня не забыли». Она говорила это не один раз.
– …Не беспокойся, я никогда не забуду тебя, что бы ни случилось.
Но когда он утешал ее таким образом, она начинала приводить свой глупый аргумент про Брайана Джонса.
– Никто сейчас не помнит, что Брайан Джонс был бэк-вокалистом в «Роллинг стоунз».
– Конечно же, люди это помнят.
– Ты так считаешь? Несмотря на то, что не осталось никаких свидетельств этого?
– Есть записи и CD-диски.
И еще есть кадры из фильма, который снял Годар, вспомнил Судзуки. Хотя на этих видеозаписях, конечно, Брайан Джонс выглядит очень грустным.
– Интересно… – сказала жена с сомнением в голосе. – Но я все же думаю, что никто не помнит, что Брайан Джонс был частью группы «Роллинг стоунз». Потому что о нем не осталось свидетельств.
– Я думаю, что ты – единственная, кто забыл о нем.
Бедный Брайан…
Ровно за два месяца до ее гибели у него возникла идея, которой он с ней поделился. Он долго ломал голову, пытаясь придумать что-нибудь, что помогло бы ее успокоить, и его наконец осенило. Ничего особенного, очень простая идея, но эта простота придавала ей убедительности.
– А как насчет кольца? – сказал он, показывая ей кольцо на своей левой руке. – Вот мое обручальное кольцо. Всякий раз, глядя на него, я буду думать о тебе. Я обещаю. Так мне будет трудно забыть тебя.
– Трудно забыть меня? Что ты этим хочешь сказать, что значит это твое «трудно забыть тебя», а? Как насчет того, чтобы сказать: «Я никогда не забуду тебя!» – она засмеялась.
– В жизни не бывает абсолютных гарантий; разве можно говорить «никогда»?
– Ты просто недостаточно стараешься, – жена осуждающе указала на него пальцем. – Ты должен постараться изо всех сил, чтобы никогда не забывать меня.
– Я стараюсь, я очень стараюсь!
– О чем ты говоришь? Это ведь я – та, кто постоянно старается изо всех сил, я занимаюсь уборкой и готовлю еду, и на работе я чаще тебя задерживаюсь…
– Мне кажется, мы сейчас с тобой о разном старании говорим.
Она начала загибать пальцы, скороговоркой перечисляя другие примеры. Она прикладывала больше усилий, чтобы поддерживать местную бейсбольную команду, она больше старалась, когда они занимались любовью, она тратила больше времени на поиск хороших магазинов со сладостями. Вся их жизнь держалась исключительно ее стараниями. Она была явно очень довольна собой, хотя это было больше похоже на нападение.
Сокрушающая мощь потока ее полушутливой болтовни убедила Судзуки в том, что он точно никогда, абсолютно никогда не сможет ее забыть. Но, размышляя об этом позже, он понял, что ее горячность была всего лишь прикрытием ее тревоги…
А теперь он теряет обручальное кольцо. «Если я действительно потерял его… нет, это просто ужасно». Судзуки наклоняется ниже, едва не касаясь лбом земли. «Может быть, оно слетело с пальца, когда я бил по мячу?» Пытаясь представить траекторию мяча, продолжает ползать по лужайке, изо всех сил щуря глаза.
К счастью, он находит его среди травы примерно в метре от того места, где он стоял. Поднимает его, обтирает от грязи, надевает на палец. «Ты правда меня помнишь?» Он чувствует на себе неодобрительный взгляд своей жены. «Конечно же, я тебя помню. Именно из-за того, что я помню тебя, я и попал в этот ужасный переплет».
* * *Кентаро подбегает к нему, ведя ногой мяч, отдает его Судзуки, и они вместе присаживаются на скамейку возле площадки.
– А ты как профессиональный футболист, большой братец.
– Ты тоже очень хорош. Играешь за школьную футбольную команду?
Кентаро смотрит вниз, на свои ноги, и надувает губы, неожиданно расстроившись.
– Значит, нет?
– Угу, – бубнит мальчик, – значит, нет.
– Все равно ты отлично играешь.
Это не пустая похвала. Мальчик действительно мог бы блистать в школьной команде. Судзуки уже собирается сказать, какая жалость, что это не так, как вдруг ему внезапно приходит в голову: «Может быть, это имеет какое-то отношение к тому, что его отец – Толкатель?» Наемному убийце нельзя привлекать к себе внимание. Да, несомненно. Ему нужно быть как можно более незаметным. Это также может означать, что он никогда не задерживается надолго на одном месте.
– Так… твоя семья часто переезжает? – осторожно проверяет Судзуки.
Кентаро мгновение смотрит ему в глаза. Он открывает маленький рот, как будто собирается что-то сказать, но затем крепко сжимает губы и хмурится.
– Ты действительно очень хорош в футболе, большой братец.
– Выходит, я способен на что-то большее, чем просто выполнять все, что говорят мне другие.
– Да! – Глаза Кентаро сияют, как у щенка, увидевшего своего хозяина, или как у бродячей кошки, которую взяли в дом. – Послушай, если ты так здорово играешь в футбол, может, ты скажешь мне, что означает PK? Я не очень хорошо знаю английский.
– Ах! – Этот вопрос заставляет Судзуки снова вспомнить о своей умершей жене.
– …Ты знаешь, что такое PK? – однажды спросила она у него. – Если у нас будет сын, он может спросить тебя об этом в один прекрасный день.
Хотя на самом деле она, пожалуй, слишком рано начала беспокоиться об этом…
– Ну, это не английское слово, это инициалы, – говорит он Кентаро, а затем сообщает ему ту же чепуху, которую сказал своей жене: – Это первые буквы имен медвежонка Пуха и его друга Кика, с которым Пух всегда играл в футбол[24]; получается Pooh&Kick.
Ребяческое объяснение, но оно ведь и предназначалось для ребенка.
– …Что это за глупость, – сказала тогда его жена, явно не удовлетворенная ответом, но потом шутливо спросила: – А ты не хочешь потом объяснить своему сыну значение слова «пенальти»?..
– Правда? – Кентаро удивлен неожиданным ответом, но практически сразу добавляет: – Но это же так глупо… – Он произносит эти слова монотонно и механически, так что даже кажется, что это не японский язык, а какой-то иностранный.
– Винни-Пух первым в мире использовал сочетание букв PK, потому что они с Киком очень дружили и вместе играли в футбол. А голкипером у них был тигр. Я забыл его имя… ну, тот самый, который повсюду прыгал на собственном хвосте, как на пружине.
– Тигра?
– Да, точно.
– Это тааак глу-у-упо-о-о! – повторяет Кентаро.
«Что же это…» Судзуки не может отделаться от мысли, что весь этот разговор мог бы происходить между ним и его собственным сыном, что он мог бы точно так же шутить и смеяться со своим ребенком. С их ребенком. Он улыбается, думая о своей жене. «Если б у нас были дети, это было бы именно так…»
Судзуки пытается передразнить Кентаро, подражая его интонации:
– Глу-у-упо-о-о!!
Кит
Он выходит из такси, остановившегося через дорогу от отеля «Тауэр». Поднимается по лестнице пешеходного моста и переходит дорогу. Пешеходный мост напрямую соединяется со входом на втором этаже отеля.
Башня состоит из сорока этажей. Ему приходится запрокинуть голову, чтобы увидеть ее целиком. Автоматические двери бесшумно открываются, и он спускается на эскалаторе в просторное лобби, рассматривая по пути причудливую яркую люстру, спускающуюся с потолка атриума. Ковер в лобби приятно пружинит под ногами, как будто сообщая, какой он дорогой. Кит садится на один из диванов и смотрит на свои наручные часы. Часы показывают пятнадцать минут второго. Однако Кадзи нигде не видно. Он скрещивает ноги, достает из кармана пальто книгу и заглядывает в текст. И в то же мгновение оказывается в мире молодого русского студента, наполненном его тревогами и заботами.
– …Спасибо, что пришел, – произносит голос спустя примерно десять минут. Перед ним стоит человек небольшого роста. Седые волосы, глубокие морщины вокруг глаз. Тонкие усики, как будто приклеенные к его лицу канцелярским клеем, настолько они кажутся ненатуральными. Знакомое лицо, постоянно мелькающее на экранах телевизоров. Вечно встающий в позу и делающий громкие заявления, бросающий направо и налево дешевые угрозы, но никогда не демонстрирующий истинной глубины суждений. Кит закрывает свою книгу и прячет ее в карман пальто.
– Другая работа – так скоро? – медленно произносит он.
– Пойдем в номер. Здесь слишком много любопытных глаз. Я бы предпочел, чтобы меня никто не видел разговаривающим с тобой. Это будет потом непросто объяснить.
– Тебе не нужно будет этого объяснять.
– Быть политиком означает необходимость объяснять разные вещи. Это моя работа.
«Как будто хоть кто-то из вас хоть когда-нибудь дал удовлетворительное объяснение хоть чему-нибудь, – Кит едва не произносит это вслух. – Всё, чем вы занимаетесь, – это ходите вокруг да около, как говорится, – понапрасну мутите чай».
– Все, что мне нужно, это имя твоего секретаря, его фотография и адрес.
– Это непросто. Возможно, ты не поймешь. – Кадзи идет в направлении эскалатора.
Кит следует за ним. «Он собирается тебя убрать, – эхом отдается в его голове голос призрачной женщины. – Он держит тебя за дурака».
«Возможно, она права».
* * *Кадзи приводит его в просторную комнату. Двадцать четвертый этаж, номер 2409. В номере стоят большой шкаф и – в самом центре – роскошная большая кровать. Перед стойкой с зеркалом – длинный стол с полным ассортиментом разнообразных косметических средств, разложенных в идеальном порядке. Комната ослепительно чистая – настолько, что политик, которому пришло бы в голову привести сюда девушку, чтобы хорошо провести время, мог бы почувствовать, что это место совсем не подходит для осуществления его грязных намерений. Также рядом с окном есть круглый стол и стул, на который Кит и присаживается. Кадзи остается стоять и осматривает комнату.
– Что-то не так? – спрашивает Кит.
– Нет, все… – отвечает Кадзи, но больше ничего не говорит. В то же самое мгновение он быстро разворачивается и бросается к дверям номера, как будто что-то забыл. «Что это он делает?» – думает Кит, поднимаясь, чтобы посмотреть. Кадзи открывает боковую дверь возле входа. Кит смотрит ему через плечо. Это санузел, где находятся туалет и раковина для умывания. Также там имеется ванна, отделенная от общего пространства стеклянной панелью. Должно быть, включена вентиляция, потому что слышно, как работает вентилятор. Кадзи вновь закрывает дверь, как будто его напугало его собственное отражение в зеркале над раковиной.
– Что ты скрываешь?
Спокойный вопрос Кита, раздавшийся у него за спиной, похоже, обескураживает Кадзи. Он бы, наверное, не так сильно расстроился, если б ему сообщили, что жители Японии умирают от голода на улицах городов.
«Или оружие, или человек», – догадывается Кит. Это две возможные причины, почему Кадзи привел его сюда. Где-то в комнате спрятан пистолет, или нож, или, возможно, какое-нибудь снотворное, которое Кадзи планирует использовать, чтобы его вырубить; в противном случае в комнате прячется кто-то, кто должен выполнить всю грязную работу.
– Расскажи мне о новом задании. – Делая вид, будто он ничего не заподозрил, Кит возвращается на стул возле окна. На улице наконец выглядывает солнце. – Предоставь мне детали касательно твоего секретаря, которого я должен вынудить совершить самоубийство. Я могу приступить к делу без промедления.
– Ну, тут не так уж много деталей, – говорит Кадзи, открывая свой большой портфель и извлекая из него единственный лист бумаги.
Он вручает его Киту. Это резюме. В него вклеена фотография, и поля заполнены от руки явно женским почерком.
– Мой самый старший секретарь.
– Хочешь убить самого старого соратника?
– Я не собираюсь убивать его. Он совершит самоубийство. Верно? – Кадзи говорит достаточно гладко, но Кит чувствует в его словах вымученность.
Он пристально и внимательно смотрит Кадзи прямо в глаза. Видит мелкую дрожь его зрачков.
Не произнося ни слова, Кит направляется в ванную комнату. Над глянцево поблескивающим светло-розовым сиденьем унитаза к стене прикручен стеллаж со стопками аккуратно сложенных полотенец, рядом висит банный халат. Он снимает банный халат с крючка и вытягивает пояс. Взявшись за него двумя руками, рывком растягивает, проверяя на прочность. Довольно прочный. Определенно, достаточно прочный для того, чтобы сделать петлю, которая передавит чью-нибудь сонную артерию.
С махровым поясом в руке он возвращается в номер. Кадзи прижимает к уху свой мобильный телефон, но, увидев Кита, торопливо отключается.
– Ты кому-то звонил?
– Мне не ответили, – голос Кадзи звучит печально.
– Кого ты нанял? – требовательно спрашивает Кит, делая к нему шаг.
– Что?
– Ты нанял кого-то, чтобы убрать меня. Я не прав? Но он не пришел. Хотя ты привел меня в условленное место.
– О чем ты говоришь?
– Мне жаль тебя.
– Да о чем ты?!
– Ты нанял меня на работу. Я выполнил ее, но ты решил, что не можешь мне доверять, так что нанял кого-то еще, чтобы избавиться от меня. Разве нет? Но даже в том случае, если б все прошло так, как ты задумал, ты начал бы беспокоиться о том, можешь ли доверять человеку, которого нанял, чтобы убить меня. Я ошибаюсь? Тебе просто придется постоянно нанимать следующего убийцу, чтобы убить предыдущего, одного за другим. В конце концов, в этой стране живет более ста миллионов человек. Ты можешь продолжать довольно долго. Но это не самый разумный способ ведения дел.
– Ты что, называешь меня дураком?! – Лишь теперь Кадзи выглядит по-настоящему расстроенным.
«Он действительно думает, что он не дурак…»
– Я могу только сказать тебе, что ты очень беспокойный. Есть гораздо более простой способ все решить.
Кадзи немного выпрямляется – на его висках заметен пульс – и смотрит снизу вверх на Кита. Его зрачки уже расширены, а глаза как будто изменили свой цвет. Его увлекают за собой слова Кита, зачаровывают, заставляя его дышать в том же ритме, в котором дышит Кит.
– Все, что тебе нужно, – это умереть.
– Это глупо.
– Ты, кажется, думаешь, что не глуп. – На этот раз Кит произносит это вслух.
– И что мне даст моя собственная смерть?
– По крайней мере, тебе больше не придется беспокоиться, – как нечто само собой разумеющееся, бесцветным голосом произносит Кит.
Сначала Кадзи напрягает все мышцы, как будто он стоит перед гипнотизером и изо всех сил старается не поддаваться гипнозу. Но вскоре его плечи расслабляются, и лицо становится безмятежным, как будто его приступ лихорадки отступил.
Это слишком просто. В глубине души все люди хотят умереть. «Прямо сейчас. Сейчас его время». Кадзи опускается на диван. Напряжение и страх, кажется, полностью лишили его сил.
– Я задерну занавески, – говорит Кит.
Цикада
Он наконец добирается до станции «Токио» и петляет в похожем на наводнение людском потоке, направляясь к восточному входу станции. Не для того, чтобы сесть на поезд, – просто чтобы немного срезать путь. Но дорогу ему перегораживают несколько молодых людей со множеством чемоданов на колесиках, тоже спешащих к станции. Он ощущает вспышку ярости. «Почему им нужно идти именно здесь прямо передо мной?!» Его рука едва машинально не выхватывает из кармана нож. Он бросает взгляд на часы в холле станции. Двадцать минут второго. Опоздал на двадцать минут.
Какая-то его часть хочет послать к чертовой матери придурка политика с его идиотским заданием. А потом посмотреть, как будет суетиться и подлизываться Иваниси из-за того, что «Кадзи-сан» рассердился. «Цикада, ты вообще хоть можешь себе представить, что ты наделал?!» Он с удовольствием представляет, как лицо Иваниси меняет цвета, когда кровь отливает и вновь приливает к коже.
Но затем Цикада решает, что, хоть и опоздал, он все равно должен пойти и выполнить работу. Опаздывать – это, конечно, непрофессионально, но он еще не готов выбросить в мусорную корзину всю работу.
Работа вполне конкретная. Клиент, политик по имени Кадзи, должен был встретиться с большим мужиком в лобби отеля в час дня. Сначала клиент сказал, что убийство должно произойти прямо там, но, разумеется, Иваниси его притормозил. В лобби отеля слишком много людей. Так что он предложил отвести цель куда-нибудь в другое место или в номер отеля.
– …А потом я зайду в номер, да? – спросил Цикада.
– Да, прямо как в кино, – отозвался Иваниси, – когда убийца прикидывается служащим отеля, заходит в номер с тележкой, а потом срывает с тележки скатерть – и под ней оказывается пистолет!
– Да уж, очень реалистично… Как насчет того, чтобы я ударил сразу же, как откроется дверь? Это будет молниеносное нападение… Да, но как я попаду в комнату?
– Он сказал, что ты должен проникнуть туда первым и сидеть в засаде.
– Чего? Сидеть в засаде?
– Кадзи-сан не хочет находиться в номере отеля наедине с этим парнем. Он хочет, чтобы все произошло сразу же, как только они войдут. Чтобы все сразу же было кончено.
– Ему страшно остаться наедине с этим парнем? Такое могла бы сказать красивая девушка.
– Нет в наши времена никаких красивых девушек. Ты хоть одну видел?
– Я ни одной не видел, но где-то же они должны существовать.
– Помолчи, дурачок. В любом случае политик имеет право сказать, что он боится остаться с кем-то наедине.
– Ну да, ну да, – Цикада ковыряется пальцем в ухе. – Не важно, что делают политики, им всегда удается выйти сухими из воды.
– В этом отеле к каждому номеру есть два ключа. Они используют пластиковые карты. Ты подойдешь к стойке регистрации, попросишь ключ от номера, возьмешь одну из карт, заранее зайдешь в комнату и спрячешься.
– Я не люблю прятаться.
– Еще как любишь. Личинка цикады прячется под землей целых семь лет.
– Она не прячется. Она ждет своего звездного часа.
– Да какая разница. Просто проникни в номер отеля и убей большого парня, когда тот зайдет внутрь. И не напутай, твоя цель – большой парень. Невысокий человек с усами – это Кадзи-сан. Не напортачь.
Затем Иваниси назвал ему номер комнаты.
– А кто этот большой парень?
– Это имеет какое-то отношение к твоей работе? Ты что, хочешь сказать, что не можешь убить кого-то большого и сильного?
– Ничего я такого не говорю, – Цикада повысил голос. – Большие парни обычно только выглядят крутыми. Я просто хочу знать о нем чуть больше, вот и всё.
– Ну, на самом деле мне тоже ничего о нем не известно. Важно, что мы хорошо выполним нашу работу и завоюем доверие господина Кадзи. Ты понял меня? Это может стать нашим звездным часом. Так что сделай все наилучшим образом.
– Хочешь завоевать доверие – не соверши ошибки. – Цикада попытался сказать это таким тоном, будто он цитировал кого-то известного.
Как он и рассчитывал, Иваниси несколько мгновений сидел в молчании, как будто немного потерянный.
– Это… это слова Джека Криспина? – Ему явно не нравилось, что он их не знал.
– Ага.
– Ох. Да ладно. Ну надо же…
«Господи, этот тип правда живет свою жизнь по заветам Джека Криспина», – изумился Цикада…
Теперь боковым зрением он замечает вливающиеся в людской поток волны семей, которые сходят с платформы линии Кэйо, – возвращаются после утра, проведенного в тематическом парке, неся с собой сумки с этой знаменитой мультяшной мышью в белых перчатках. Он спешит вперед.
* * *Цикада входит в лобби отеля «Тауэр» в половине второго. Быстрым шагом проходит по пружинящему под ногами дорогому ковру к ресепшену. Он чувствует на себе неприязненные взгляды троих администраторов отеля, выстроившихся за стойкой, но когда просит мужчину, стоящего слева, дать ключ от номера 2409, то получает его без лишних вопросов. Ключ выглядит, как банковская карта. С ключом в руке Цикада направляется к лифтам. Двери открываются тотчас, как он подходит. Он заходит внутрь и нажимает на кнопку закрытия дверей. Несколько раз, как будто благодаря этому двери закроются быстрее. Торопливо, настойчиво.
Лифт поднимается на нужный этаж, и он выходит в коридор. Один взгляд на табличку-указатель с номерами комнат, и Цикада бежит направо. Номер 2409. Он быстро оглядывается направо, налево. Поблизости никого нет. Ни гостей, ни персонала. «Если б это был фильм Кубрика, прямо сейчас коридор бы захлестнула приливная волна из крови»[25], – бормочет Цикада себе под нос. Ему нравится эта сцена.
Он сует правую руку в карман куртки и обхватывает пальцами рукоятку ножа. Он готов. Затем понимает, что не взял с собой сменную одежду. Его работа очень часто заканчивается тем, что он оказывается весь в крови. Вот почему Цикада всегда отправляется на задание в одежде, которую покупает только для одного конкретного раза, а потом выбрасывает. Но на этот раз эта деталь полностью ускользнула из его памяти. Он не собирается отказываться от задуманного и убегать. Он готов к тому, что должно быть сейчас сделано. Но у него нет сменной одежды. «Я не в форме»…
Цикада смотрит на свои наручные часы. Уже гораздо позже условленного времени. По крайней мере, хоть в этом он уверен.
Левой рукой Цикада вставляет карту в прорезь под круглой дверной ручкой, затем резко выдергивает ее. Мигает крошечная зеленая лампочка, и слышится звук расцепления металлических деталей замка. Нож в его правой руке, пальцами левой он обхватил дверную ручку. Затем толкает дверь плечом и врывается внутрь.
В полумраке комнаты он замечает человеческую фигуру, на голову выше его. «Вот он, этот парень». Он захлопывает дверь. «Большой парень». Одним прыжком Цикада преодолевает пространство комнаты, выставив перед собой остро отточенное лезвие. Разворачивается. Заносит нож для удара.