Ночные бдения

– Умопомрачительно!

Маринка радостно засмеялась:

– А что, и вправду такое на Севере носят?

Теперь был мой черед рассмеяться.

– Вообще-то, на Севере не одеваются так, в этом наряде замерзнуть недолго. Обычно там носят меховую шапку, меховую шубу, меховые варежки, меховые штаны, ну и носки, конечно, тоже меховые.

– Ну, как будто я не знаю, что на Севере носят на улице, я про помещение говорю.

Я серьезно закивал головой.

– Да, конечно, в помещении еще и не такое носят.

– Ну все, я пошла, а то магазин скоро закроется, – сказала она и направилась в прихожую.

– Ты куда это направилась в таком виде? – строго крикнула ей вслед мама, но дверь уже закрылась, и ее вопрос остался без ответа.

– Я, мама, и тебе подарки привез.

– Какие же это подарки? Цветы ты мне уже отдал, – пожала она плечами.

Я протянул ей коробку самых дорогих конфет, какие только мог найти, и бутылку шампанского.

– Спасибо, я так и думала.

– О, мама, не будь такой. Я только в последний момент вспомнил, что нужны гостинцы, ну, ты понимаешь?

– Да уж, конечно, понимаю, – она весело подмигнула и пошла накрывать на стол.

Я сидел и рассматривал почти не изменившуюся обстановку комнаты. Чувствовалось, в квартире давно не было ремонта, и я подумал, что теперь, когда у меня есть деньги, я могу себе позволить сделать хороший модный ремонт, обновить обстановку. Да и Маринка теперь точно поступит в экономический; и мама будет счастлива, ведь она сразу помолодела лет на десять, когда увидела меня, вот что значит любимый сын.

Дверь в прихожей заскрипела, что-то глухо стукнуло, и из дверного проема выплыла Маринка, вся красная и смущенная.

– Ты не представляешь себе, сразу пятеро парней обратили на меня внимание на улице, целых пять! Обычно и от одного ничего не дождешься, а тут… один из них сделал мне такой комплимент, ох! До сих пор не могу успокоиться. Андрюшка, как же хорошо, что ты вернулся, как хорошо! Я так по тебе скучала, – продолжила она, усаживаясь на ручку моего кресла. – Все думала: вот приедешь ты, и все тогда совсем по-хорошему пойдет, все изменится. Я помню, что ты сказал, когда уезжал. А ты помнишь?

Я утвердительно кивнул: я помнил. Перед отъездом я обещал Маринке, глядя на ее заплаканное и растерянное личико, что, вернувшись, обязательно сделаю так, чтобы мама больше никогда не горбатилась на заводе, не губила здоровье, добывая деньги.

Дождавшись моего кивка, Маринка продолжила:

– Знаешь, я все думаю, как несправедливо обошлась с нами судьба, забрав у нас папу. Будь он жив, сейчас все было бы иначе.

– Не думай об этом, Марин. Я не забыл свое обещание, и обязательно его исполню, – я перешел на шепот. – За эти пять лет я заработал достаточно денег, чтобы на первых порах жить без тревог, к тому же я собираюсь идти искать работу. И теперь мама сможет отдыхать, а ты обязательно поступишь, куда хочешь. Теперь я буду работать.

– А ты знаешь, – прошептала она мне на ухо, – мама очень без тебя скучала, даже плакала ночами, когда думала, что я сплю. А когда ты уехал, она первое время простить тебе этого не могла, все говорила: «Разве здесь ему работа по душе не нашлась бы!» А на самом деле, она мечтала, что ты в институт поступишь, да тебя с золотой медалью хоть куда бы приняли, а ты… Вот она и расстраивалась. Как ты говорил, я за ней присматривала, за старшую в семье оставалась. Считай, я свои обязанности выполнила и перекладываю их на тебя.

При этих словах она хлопнула меня ладонями по плечам, как я когда-то хлопнул по тоненьким девчоночьим плечам, взваливая на нее заботу о матери.

– А что, правда, на тебя сразу пятеро посмотрели? – с иронией спросил я.

Она смущенно улыбнулась и с вызовом сказала:

– Ты думаешь, я не могу стольких сразу привлечь, я совсем некрасивая, что ли?

Я дернул ее за ухо и улыбнулся.

– Ты красивее всех девчонок, что я видел, не будь я твоим братом, давно бы втюрился.

– Сомневаюсь, – Маринка недоверчиво покачала головой, – да ты бы и внимания на меня не обратил, ты же за Ленкой бегал, я знаю, ты ее сильно любил. Кстати, она еще не замужем, – она помолчала и добавила. – Тебе эта сережка здорово идет, ты с ней такой крутой стал.

Я смущенно потеребил сережку и усмехнулся, мне было как-то не по себе вот так на равных разговаривать с сестрой, общаться, как взрослый с взрослым. Как она изменилась! Да и что удивляться, ведь ей уже без малого семнадцать лет, взрослая девушка, красивая и умная.

В комнату вошла мама и спросила:

– О чем это вы здесь шушукаетесь, а? Ну-ка марш мыть руки и за стол!

Это прозвучало, как когда-то в детстве, по-родному, по-домашнему.

Мы неохотно поднялись и направились, как в детстве, выполнять ее приказ.

Обед был превосходен. Боже! Как я соскучился по этому совершенно особому борщу. Подумать только, пять лет! А кажется, будто я только вчера ел эти вкуснейшие котлеты, самые лучшие – мамины. После обеда мы открыли шампанское и, наполнив бокалы, загадали каждый по желанию. Это еще отец придумал вместо тостов. Я пил за будущее, за огромное великое земное счастье под названием любовь, пил за все хорошее, что есть на земле.

Мама поставила пустой бокал и хозяйским взглядом окинула нас. Наверное, теперь она гордилась своими детьми и радовалась, что мы рядом с нею.

– Ну, теперь признавайтесь, кто за что выпил, – сказала она.

– Я выпил за наше счастливое будущее и за любовь, – ответил я.

– Похвально, – улыбнулась мама и кивнула мне головой.

– А я вам, наверное, покажусь эгоисткой, – сказала Марина, – но я выпила за то, чтобы поступить в экономический институт.

– Зачем тебе этот экономический, – проговорила мама, – столько интересных профессий, а ты экономику выбрала. Отец бы этого не одобрил.

Мы с сестрой переглянулись.

– Он бы, наверное, захотел, чтобы ты стала врачом или учителем, правда, им сейчас ничего не платят, зато интересно, – продолжала она. – А что экономист! Души в тебе нет, только о деньгах и думаешь!

– Зря ты так мама, – неуверенно сказал я, отставляя пустой бокал, – если она хочет, пусть пробует, молодая еще, есть время передумать. Я вот тоже передумал, утолил свое желание и передумал, а если не дать возможность делать по-своему, так всю жизнь промучиться можно.

– Ты прав, конечно, но ведь глупая она еще совсем. И все равно не поступит, по математике-то тройка с минусом, да и денег нет, а без денег нынче никуда не пробиться. В том году мальчик из пятьдесят шестой ездил поступать в университет, а ведь какой умненький, медалист, и не поступил. А эта вертихвостка куда со своими тройками суется! Андрей, ну хоть ты ей объясни!

– А что ей объяснять, пусть поступает, куда хочет, а если деньги понадобятся, так я найду.

Все время, пока длился наш с мамой неприятный разговор, Марина сидела с мрачным лицом и угрюмо ковыряла вилкой салат, но при моих последних словах гордо выпрямилась и с вызовом посмотрела на маму. В глазах ее стояла обида и гордость. Да, эта гордость была наследством, доставшимся нам с Маринкой от отца, до сих пор помню, сколько разных проблем она мне принесла, и неизвестно, сколько еще принесет.

– Зря вы так напрягаетесь. Сколько можно повторять: ничего мне от вас не надо!