Орбита смерти

– Ха, – откликнулся он, – а я и не знал.

Чад продолжал:

– Тебе когда-нибудь в чем-нибудь отказывали из-за твоих еврейских корней?

– Не-а. – Каз исполнился решимости свернуть разговор. – Я просто пытался везде первенствовать, чтобы мне никто не мог отказать. И вот я здесь, в одной кабине с командиром «Аполлона» лечу на старт!

Чад что-то проворчал себе под нос и замолк.

Каз мысленно приказал себе выяснить, не пристает ли Чад с подобными неуместными расспросами к Люку и Майклу. Чад – великолепный пилот, но, возможно, реднек чуть больше, чем надо.

Слева под ними потянулись длинные раздерганные нити дельты Миссисипи, сеть наносных песчаных перекатов, напоминавшая с высоты куриную лапку, протянутую в Мексиканский залив. Каз слегка накренил южное крыло, выдерживая курс вдоль воздушного потока на ста угловых градусах. Заговорил Майкл:

– Эй, босс, фотограф хочет снимки нашей группы на фоне Нового Орлеана. Вы двое не против подлететь ближе, а мы покрутимся, хорошие ракурсы поищем?

– Конечно, – ответил Чад.

Люк подлетел ближе, сомкнув группу. Каз наблюдал, как Майкл перемещается на своем самолете, а фотограф делает снимки с разных ракурсов. На полпути через залив фотограф удовлетворился.

Чад снова принял управление у Каза, когда они вошли в зону тонких перистых облаков, и дал напарникам сигнал держаться теснее.

Пролетая над побережьем Флориды, Чад настроился на частоту операторов НАСА, убавил громкость, чтобы перестало фонить, и произнес:

– Говорит рейс НАСА-18. Мы в ста двадцати милях. Через пятнадцать минут будем.

Ответ царапнул по ушам примесью статических помех:

– Доброе утро, рейс 18, мы готовы принять вас, погода хорошая, вам выделена полоса 31.

– Вас поняли. Спасибо.

Чад переключился обратно на частоту диспетчерской службы и запросил разрешения снижаться. Под ними быстро прокатывалась Флорида; команда сосредоточила внимание на удерживании тесной группы при пролете через облака, то выныривая, то погружаясь в них, ведь самолеты на скорости чуть ниже звуковой очень норовисты. Пролетели над Орландо и снова переключились на частоту НАСА.

– Говорит рейс 18, мы будем у вас в пять. Хотели бы пару раз пролететь над мысом, нам фото нужны. Потом вернемся и зайдем на посадку к 31-й.

– Вас слышим, рейс 18, трафика нет, разрешаем.

Чад сбавил высоту над островом Мерритт и здоровенным комплексом Космического центра имени Кеннеди. Каз вгляделся вперед, в сторону побережья, и заметил черно-белую громаду «Сатурна-5» рядом с оранжевым каркасом стартовой кабель-заправочной башни.

Майкл слегка оторвался от группы, чтобы фотограф мог сделать снимки в оптимальном ракурсе, пока самолеты неслись над космодромом, в паре сотен футов над пятисотфутовой башней. Они заложили широкий колоколообразный левый разворот в сторону Атлантики и вернулись для второго прохода.

Топливо в баках почти закончилось, и Чад полетел вдоль берега, заходя на глиссаду к 31-й полосе. Помахал Майклу, чтоб тот сместился подальше, а самолеты построил в правом эшелоне, словно три пальца его правой руки. Они пронеслись плотной группой над побережьем, совсем низко над ВПП, и Чад заложил резкий поворот вверх и влево над небольшой толпой техников НАСА и журналистов, которая ожидала их. Люк сосчитал «тысяча один» и увел самолет влево, следом за ним, Майкл повторил его действия с идеальной синхронизацией. По очереди они замедлялись, выпускали шасси и закрылки по ветру, а потом один за другим опускались на десятитысячефутовую полосу.

Чад замедлился так, чтобы остальные смогли его догнать и одновременно затормозили перед зрителями. Аккуратно припарковались, трое в ряд, и по кивку Чада вместе поставили рычаги в положение «ВЫКЛЮЧЕНО». Турбины вскоре остановились, пилоты во внезапной тишине открыли фонари кабин. Начали стягивать перчатки и шлемы, радуясь дуновениям соленого флоридского бриза.

Они прибыли в назначенное место. Их ждала нацеленная в небо ракета.

18

Река Сырдарья петляет на протяжении тысячи четырехсот миль: начинаясь с истока высоко в киргизских горах Тянь-Шаня, она держит путь по южным степным равнинам Казахстана, пока не впадает наконец в широкое Аральское море. За подпитываемые ледниками верховья ее под ажурной отражающей сеткой ила с глетчеров сюрреалистичного бледно-голубого оттенка древние персы прозвали Сырдарью Жемчужной рекой. Но когда ее течение сужается и начинает извиваться среди городков, резервуаров и бесконечных сельскохозяйственных арыков, воды приобретают плотный, непрозрачный, маслянисто-коричневый окрас. Эти-то мутные, ничем по цвету не примечательные воды несет змеящаяся река, чтобы утолить жажду двугорбых кочевых бактрийских верблюдов.

На реке часты ледовые заторы и весенние паводки, она выплескивается из берегов, разносит ил по окрестным серым землям, превращая их в богатые, плодородные, коричневые. Казахские крестьяне трудятся на берегах, сеют и собирают урожаи, выпасают овец, скот и лошадей. Слово из их языка, относящееся к плодородным приречным землям, стало названием города, основанного в длинной излучине реки.

Байконур. Богатая коричневая долина.

Но не одни лишь речные воды прибывали с востока. Вторжение Золотой Орды Чингисхана и завоевание ею этой области оставили хорошо заметные следы: высокие скулы, темные волосы, складки эпикантуса у глаз казахских крестьян. Когда в 1906-м открылась Ташкентская железная дорога, по ней нахлынула волна других покорителей – с северо-запада: круглоглазых бледнокожих русских.

В 1955-м бескрайние просторы этой южной земли привлекли внимание руководства советской космической программы; главный конструктор Сергей Королев приказал заложить здесь космодром Байконур[7 - Так у автора. В действительности Сергей Королев не принимал никакого участия в выборе места под строительство полигона для испытаний перспективной межконтинентальной ракеты Р-7 у железнодорожного разъезда Тюра-Там в Казахстане. Этим занималась Государственная комиссия во главе с генерал-лейтенантом артиллерии Василием Вознюком. Кстати, название «космодром Байконур» полигон получил только в апреле 1961 года, после полета Юрия Гагарина. Настоящий Байконур находится в 280 километрах на северо-восток от разъезда Тюра-Там, в отрогах хребта Улытау.]. Новое слово, изобретенное для абсолютно новой идеи. Не просто аэродром, а космодром – врата космоса.

Всего через два года с байконурского стартового стола с ревом вознеслась ракета, доставившая на орбиту «Спутник-1», и желтое пламя, вырываясь из ее дюз, отразилось в водах Сырдарьи. А через шесть лет – космический корабль «Восток», на котором Гагарин облетел мир за сто восемь минут.

Но с того триумфального дня миновало больше десяти лет, советское космическое доминирование оказалось поколеблено, а решимость руководителей в далекой Москве увяла. Даже первый выход в космос, совершенный космонавтом Алексеем Леоновым, вскоре затмила высадка американцев на Луну.

Нынешний главный конструктор и директор ОКБ-52 Владимир Челомей мгновение созерцал, устремив взгляд вдоль длинного острого носа, свои кожаные выходные туфли, потом затянулся сигаретой и ощутил приветственное покалывание кислого дыма глубоко в легких.