Орбита смерти

Он отыскал еще одного Юрия и снова поставил знак вопроса. Достигнув конца списка, он подытожил: четыре варианта, ни один не кажется идеальным. Потом осознал, что пропустил многих детей, для которых имен не приводилось. Немного разочаровавшись, он взялся за список снова, на сей раз обращая внимание на любого сироту около 1935 года рождения, усыновленного в Берлине. Теперь дело двигалось медленней, но спустя полчаса он снова добрался до конца списка. Быстро перелистав страницы, он насчитал двадцать три кандидата. И слегка покачал головой. Не «кандидата». Ребенка.

Отец Иларион прервался заварить себе еще чаю. Пока грелся чайник, он потянулся, разминая спину, и покрутил бедром, утишая боль в короткой своей ноге. Так он потерял Юрия. Иларион получил тяжелую травму, укладывая кирпичи на стройке, – ремеслу этому его обучил отец. Из госпиталя весточку маленькому брату передать не удалось, а к тому времени, когда Иларион снова добрался до подвального убежища для детей, Юрия уже не было, и вместе с ним исчезли единственная фотография матери и бережно хранимый ею медальон. В хаосе растерзанного войной города найти Юрия так и не удалось. Однако спустя годы, проведенные в поисках среди записей о смерти, он понял, что Юрия могли усыновить, и снова взялся за розыски.

Он поднес руки к чайнику, радуясь исходящему теплу, затем накрыл ими, уже согретыми, больное бедро: стоило ему попасть на холод или погоде перемениться, как кости снова начинали ныть. Чайник засвистел, Иларион вытащил жесткий бисквит из жестянки на полке, залил кипящей водой уже использованный ранее чайный пакетик и вернулся к столу.

Так, теперь вообрази себя детективом. Брат пропал в центре Берлина. Дата рождения – 1935-й, это точно; ему было тогда девять, но Юрий для своего возраста казался мал, и, возможно, власти записали его семилеткой или восьмилеткой. Глаза синие, волосы светло-каштановые: в этом Иларион тоже мог быть уверен.

Ему пришла в голову неожиданная мысль. Американцы могли по-разному записывать незнакомые имена. Не лучше ли проверить заново варианты написания имени Юрий латиницей? Он недовольно поджал губы при мысли о новых трудах, затем печально улыбнулся, когда ей на смену пришла цитата из бездонной сокровищницы его веры: «Пока сердце многих страданий не изведало, то скромности не научится»[2 - Приписывается св. Фаддею Витовницкому.].

Монах снова взялся за перечень, выделяя предпочтительные варианты. Он решил остановиться на двух наилучших: оба Юрия с каштановыми волосами и синими глазами, возраст не менее семи лет и точно не больше одиннадцати. Поднеся к глазам два листка с наилучшими вариантами и внимательно изучив всю доступную информацию, он совершил открытие. Армейский цензор, вычеркивавший сведения о приемных семьях, потрудился недостаточно тщательно. Кое-где черные линии были тонки или неровны, позволяя догадаться о части скрытого текста. Иларион направился к окну, прижал распечатки к стеклу и начал переписывать все, что удавалось разобрать.

Он смог еще кое-что выяснить о приемных родителях, но, чтобы продвинуться дальше, ему потребовались бы помощь англоговорящего человека и географический атлас. Изучив дополнительно семь перспективных вариантов, он добавил новые факты к списку, который составлял сам. Теперь нужно обратиться к чтецу, владеющему английским, чтобы помог написать в Русскую православную церковь в Америке: переслать им список и просьбу связаться со священниками церквей, ближайших к вероятным местам жительства ребят. Пожалуй, можно рассчитывать, что местные священники запомнили случай усыновления кем-то в округе русскоговорящего сироты из Германии. В конце концов, это ведь возможность возвратить детей, считавшихся потерянными, в лоно церкви. Наделить их связью с русскими культурным наследием и верой. Исправить то, что покалечила война.

А ему – разыскать брата.

4

Машина не отличалась красотой.

Серебристая приземистая ванна тяжело перекатывается на восьми шипастых колесах. Впереди смонтированы два научных инструмента, придавая ей сходство одновременно с лучеметом и рождественской игрушкой. Стереоскопическая пара телекамер выглядела как глаза омара.

И даже название скорей практичное, чем поэтичное: Луноход. Типичная посконная инженерия, соображения функциональности торжествуют над дизайном. Не сказать что красиво, зато чертовски надежно.

Луноход только что сел на Луну.

Обдумывая последовательность команд, которая должна была спустить устройство по пандусу и выкатить на поверхность Луны, Габдулхай Латыпов (для друзей – Габдул) вытер потные ладони о брюки. Поправил раскрытый на пульте справочник и похрустел костяшками толстых пальцев. Заново проверил, все ли индикаторы горят уверенным зеленым, затем потянулся к рукоятке штурвала и аккуратно взялся за нее. Подавшись вперед, он для устойчивости уперся локтями в пульт, посмотрел на экран и приступил к работе.

Едва ощутимо переместил рукоятку, нажал кнопку отправки команды и отпустил. Система передала электрический импульс через пульт на гигантскую тарелку антенны космической связи снаружи, обращенную прямо к Луне. Сигнал преодолел двести сорок тысяч миль пустоты за 1,25 секунды и достиг малонаправленной антенны Лунохода. С нее он был передан электронике, которая расшифровала его и на короткое время привела в действие все восемь колес.

Луноход слегка дернулся вперед и замер. Идеально натасканный пес даже вдали от дома продолжал подчиняться командам хозяина.

Пара камер сняла безжизненный пейзаж и переслала картинку обратно через четверть миллиона миль огромной антенне Габдула в Симферополь; нечеткое изображение проявилось на черно-белом телеэкране.

Спустя десять секунд после движения руки Габдул увидел, как Луноход перемещается.

– Живой! – торжествующе завопил он. И услышал сдавленные шепотки облегчения и восторга от сослуживцев сзади.

Габдул снова осторожно двинул рукоятку, на этот раз посылая более длинную команду согласно отработанному протоколу спуска машины на лунную поверхность. За работу!

* * *

Габдул вырос близ Симферополя на Крымском полуострове. Татарские корни давали о себе знать: густая темная шевелюра, широкие скулы, гортанные звуки многосложного имени. Подростком он стоял в крымских сумерках, зачарованно следя, как мчится по небу первый спутник – наглядное доказательство советского технического мастерства и превосходства над соперниками. Менее чем через четыре года Юрий Гагарин облетел Землю, и Габдул решил стать космонавтом. Как и миллион советских подростков вместе с ним.

Закончив школу, он пошел служить в ВВС, надеясь, что его пошлют в технический вуз получать образование в области авиационной инженерии, а потом… потом, мечтал он, в летное училище. Однако происхождение постоянно ставило ему палки в колеса. Габдул считал, что история сталинской депортации двухсот тысяч крымских татар в Узбекистан после Великой Отечественной войны быльем поросла, но в армии предрассудки угнездились прочно – и тем прочнее, обнаружил он, чем ближе к Москве. В бесклассовом обществе он, выходец из этнического меньшинства на окраине Советского Союза, стал человеком второго сорта.

Несмотря на то что Габдул окончил вуз с отличием, возможности неизменно выпадали другим студентам: ивановым и поповым. В поступлении в летное училище ему отказывали раз за разом. К двадцати пяти годам он, лейтенант ВВС, оказался младшим техником Центра дальней космической связи в Щелково на окраине Москвы.

Однажды его капитан заговорил с ним в курилке:

– Габдулхай Гимадутинович, – начал он официальным тоном, когда они стояли бок о бок, глядя через двойные стекла окна, как метель задувает вокруг массивных силуэтов антенных тарелок, – запускается новая программа, где нужны умные молодые инженеры-электронщики. Пока, тсс, все держится в секрете, но, похоже, это потребует много тренировок и поездок. Вы заинтересованы?

Капитан уже знал, как ответит Габдул.

Спустя несколько недель его вызвали в московское ОКБ-52[3 - В нашем варианте реальности Опытно-конструкторское бюро № 52 к тому времени называлось Центральным конструкторским бюро машиностроения.] для собеседования и экзамена. Он сидел в коридоре рядом с несколькими другими молодыми инженерами в ожидании, пока его вызовут; все прятали нервозность под маской равнодушия. Собеседование проходило без обиняков: задавали вопросы о его карьере, семье, интересах. Отвечая, он сделал акцент на том, как гордится службой отца в армии и как всю жизнь мечтал служить советскому космосу.

Практические задания дались ему тяжелей и озадачили. Ему поручили управлять вилочным погрузчиком, перемещая машину по заданному маршруту на полу заводского цеха. Потом к погрузчику прицепили грузовик и заставили повторить, но теперь нужно было повернуть за угол. Габдул молча поблагодарил отца за уроки вождения, полученные еще в Симферополе.

Один из экзаменаторов сел на водительское место, и Габдулу показали на телеэкране, как перемещается погрузчик, а потом попросили отдавать водителю команды по радио. Задание усложнили, притушив свет и позволяя видеть картинку лишь раз в пять секунд: экран то прикрывали картонкой, то отводили ее. Он не вполне понимал, что именно проверяется, но пытался представить себя на месте водителя и говорить то, что хотел бы сам услышать в такой ситуации.

Никаких объяснений. Отпуская Габдула, экзаменаторы еще раз напомнили о запрете кому бы то ни было рассказывать о встрече с ними.

В неуверенности минула неделя. Потом капитан зашел в зал Центра во время его смены.

– Габдулхай Гимадутинович!

– Да, товарищ капитан?

Габдул встал, и сослуживцы покосились на него.

– Вы нас покидаете. Военно-воздушные силы Советского Союза в безграничной мудрости своей решили, что хватит вам общаться со спутниками. Через два дня вас ждут в Реутове[4 - По смыслу это должны быть Химки (Научно-производственное объединение имени С. А. Лавочкина разделили с реутовским ОКБ-52 заметно раньше описываемых событий), но так у автора.], в НПО имени Лавочкина. – Он посмотрел Габдулу прямо в глаза. – Мне не сказали, чем вы станете заниматься, так что это, должно быть, крайне важно. Настолько важно, что вы… – он порылся в кармане брюк и выудил два темно-синих погона с тонкой светло-голубой полосой и тремя звездами[5 - Описание соответствует дизайну погон старшего лейтенанта ВВС России, принятому после 1994 года, советские погоны выглядели иначе и были желтыми.], – повышены до старшего лейтенанта!

Он сделал шаг вперед, отцепил выцветшие погоны Габдула и заменил их новыми, еще жесткими. Отступил. Габдул изумленно отдал честь, капитан ответил тем же.

После этого капитан широко улыбнулся и, окинув взглядом присутствующих, возгласил:

– Ну, ребята, по сто грамм!

Как по такому поводу обойтись без водки?

* * *

Сначала новое назначение не показалось Габдулу особо значимым. В Реутове старший офицер приветствовал его и восемнадцать других новичков, потом прочел лекцию о секретности и отвел в чистый цех, где всем им, в шапочках и лабораторных халатах, полагалось стоять и смотреть, как техники собирают устройство, которое полетит на Луну. Офицер взмахнул рукой, обведя жестом приземистую (высотой почти с него) серебристую машину, и начал вещать о цели проекта, его сложности и их будущей роли в качестве команды дистанционного управления.

Габдул не знал, что и думать. Мечты о полете в космос рушились на глазах. Навеки. Но, быть может, гонять эту зверушку по Луне окажется занятно?

Когда отзвучали фанфары, на первом перекуре один из них высказал вслух то, что у всех было на уме:

– Водителями игрушечной машины будем? Я на такое не подписывался. Я-то думал, нас в отряд космонавтов…

Габдул посочувствовал, но отметил мысленно, что в группе он единственный татарин. И ощутил важность этого.

Вскоре несколько человек разочаровались и ушли из проекта. Остальным не давались удивительно сложные и кропотливые тренировки. Габдул все чаще испытывал нечто вроде гордости. Из двухсот сорока миллионов жителей Советского Союза лишь его и эту маленькую элитную группу отобрали для столь сложной работы. Сверхтяжелая ракета Н-1 раз за разом взрывалась, шансы советских космонавтов прогуляться по Луне таяли. А вот Луноход – настоящий, и он вскоре будет запущен в космос. Его дополнительно порадовало, что лунодром – имитатор лунного пейзажа и Центр управления строили у него на родине, в крымском Симферополе.

Уникальные вызов и шанс прославить свой род: крымский татарин в космической программе Советского Союза.

Пускай не суждено ему ступить на Луну, но это он, Габдулхай Латыпов, сын Гимадутина, потревожит лунную пыль шипастыми колесами.

Габдул стал исследователем Луны.