Мы начинаем в конце

Во рту пересохло, язык не ворочался.

– Я не…

– Давайте наручники, инспектор Уокер.

Инспектор. Ну правильно, он же коп. Уок нашарил наручники, прикрепленные к ремню, отцепил, бросил на кухонный стол.

Шаг – из кухни, другой – через прихожую.

Глаза щиплет от пота.

Сцена открылась с порога – сразу вся, в деталях.

– Твою мать, Стар. – Сделать еще несколько шагов, бухнуться на колени. – Господи боже, Стар…

Она была распростерта на полу. Целую минуту он надеялся, что это – последствия очередного эксперимента на себе. А потом заметил главное – и отшатнулся, едва удержавшись в вертикальном положении, и опять выругался.

Кровь. Всюду и в таком количестве, что пальцы сначала скользили по кнопкам рации, а потом стали к ним липнуть.

– Господи…

Уок ощупывал ее тело – куда она ранена? Наконец нашел – не рану даже, а дыру, взорванную плоть точнехонько над сердцем.

Откинул ей волосы со лба. Лицо было бледное, потустороннее. Стал щупать пульс; понятно, не нащупал, но все равно взялся реанимировать Стар. Ритмично надавливая на грудную клетку, косился по сторонам: сбитый со стены светильник, фотография на полу, опрокинутая этажерка.

Брызги крови на обоях.

– Дачесс! – позвал Уок.

Обливаясь потом, продолжил делать непрямой массаж сердца. Руки и плечи ныли от усилий.

Примчались полицейские и «Скорая». Уока оттащили от Стар. Ясно было, что она мертва.

Крик из кухни: «Лечь! Руки за голову!». Через минуту вывели Винсента.

Сама Земля, казалось, вращается теперь в другую сторону. Спотыкаясь, Уок вышел на крыльцо. К дому спешили соседи. Сидя на ступенях, Уок делал судорожные глотки воздуха, красно-синего от мигалок, тер темя и глаза, несколько раз ударил себя в грудь кулаком – не мог поверить, что все происходит наяву.

Винсента повели к фургону. Уок рванулся следом, но сразу запыхался. Колени подкосились, он упал. Цепочка прожитых лет рассыпалась на звенья.

Полицейское подразделение, вызванное Уоком, работало слаженно. Появилась черно-желтая оградительная лента, зеваки были оттеснены, да и сам Уок – тоже. Автомобиль местного телеканала, прожекторы, репортеры. Подкатил фургон с техническим оснащением – чуть ли не на тротуар въехал. Ну правильно. Здесь – место преступления, у копов всё под контролем.

Всё, да не всё. В доме какой-то шум.

Уок с усилием встал, поднырнул под оградительную ленту, шагнул через порог. Увидел Бойда – главного по делам штата – и двух парней из округа Сатлер.

– Что здесь происходит?

Один из этих, сатлерских, смерил Уока тяжелым взглядом.

– Ребенка обнаружили.

Снова эффект ватных коленей. Уок прислонился к стене. От предчувствия потемнело в глазах.

Бойд жестом велел сатлерским расступиться.

Робин, закутанный в одеяло, переминался на полу, щурясь на чужих.

– Он не ранен? – спросил Уок.

Ему достался пронзительный взгляд Бойда.

– Дверь в детскую была заперта. Вероятнее всего, он спал.

Уок опустился на колени перед Робином. Еще подумал: «Почему он глазами блуждает, не смотрит на меня?»

– Робин, ответь, где твоя сестра?

* * *

Дачесс крутила педали. Ехала задворками по темным улицам, что вели прочь из города. Каждый раз при появлении автомобиля у нее дыхание перехватывало. Водители включали ближний свет, ощупывали Дачесс фарами, сигналили: мол, куда тебя нелегкая несет? Можно было выбрать более безопасный путь, через центр Кейп-Хейвена – но это означало четыре мили вместо трех. На лишнюю милю Дачесс не имела сил.

Автозаправка на подступах к Пенсаколе, серую стелу с расценками на горючее венчает сине-красная эмблема «Шеврон корпорейшн». Дачесс спрыгнула с велосипеда, направилась к магазину. Успела отметить, что владелец древнего седана загородил проезд своей железякой. Пользуется тем, что ночь на дворе, не заморочился правилами парковки. Заливает бензин как ни в чем не бывало.

Завтра – точнее, уже сегодня – Робину исполняется шесть лет. Дачесс не допустит, чтобы, проснувшись, он не нашел подарка.

У нее одиннадцать долларов – стащила у Стар. По большей части Дачесс ненавидела мать, время от времени любила, а нуждалась в ней каждую секунду.

Возле кофемашины стоял коп – темный галстук, отутюженные брюки, холеные усы, грудь украшена полицейским значком. Подозрительный взгляд Дачесс проигнорировала, ну а в следующую секунду у копа затрещала рация, он бросил два доллара на прилавок и поспешил к выходу.

Дачесс бродила между стендов, косилась на высоченные холодильники с надписями «Пиво», «Содовая», «Энергетические напитки».

Настоящих тортов, какие покупают именинникам, не было. Дачесс попались капкейки бренда «Энтенманн»: упаковка из шести штук, розовая глазурь. Робин будет разочарован, хоть виду и не подаст; выказывать неблагодарность – это не про него… Ладно хоть нарядные свечки есть в наличии. Всё вместе – пять баксов. Остается шесть.

За прилавком стоял парень лет девятнадцати, прыщавый и весь в пирсинге.

– А игрушки у вас есть?

Он указал на полку. Только пластик, каждая игрушка убога сама по себе, ассортимент скуден и жалок – хуже Дачесс и не видела. Набор волшебника, плюшевый кролик, коллекция разноцветных головных повязок и наконец кукла, при условном сходстве с Капитаном Америкой на него же и клевещущая. Дачесс в этого уродца буквально вцепилась. А стоил он семь баксов.

Она потащила Капитана Америку к полкам со сладостями. В очередной раз мысленно выругала Стар. По ее милости Дачесс не из чего выбирать. Капкейки не тянули на особенное угощение для именинника. Желтая потолочная лампа был настолько тусклой, что не давала свет, а, наоборот, высасывала волю и злость. Дачесс стояла и прикидывала, не сунуть ли свечки в карман, однако прыщавый юнец глаз с нее не сводил, будто в разуме ее измученном читал. Тогда она стиснула упаковку с капкейками ровно настолько, чтобы та потеряла товарный вид.

У прилавка пришлось спорить, демонстрировать помятость, требовать уценки. Юнец упирался, пока не скопилась очередь. Тогда он уступил один доллар; деньги от Дачесс принял, кривясь и хмурясь.

Она повесила сумку на велосипедный руль. Не успела отъехать от заправки, как пришлось снижать скорость – мимо промчалась полицейская машина, ошпарила Дачесс дальним светом, оглушительной сиреной раздвинула границы теплой ночи.

Позднее, уже зная обо всем, Дачесс жалела, что не растянула ту поездку, не вобрала в себя по каплям ту пограничную ночь. Нет чтобы прокатиться по пляжу, напитаться звездным блеском, гулким шумом океана, запомнить накрепко каждый уличный фонарь на Мейн-стрит; вдохнуть и удержать в легких, в крови последний миг относительно нормального существования! Потому что да – было в основном плохо; но, едва Дачесс вырулила на Айви-Ранч-роуд, едва перед велосипедом расступились соседи, словно она здесь главная – ей открылась разница, пропасть между до и после.

Первым порывом при виде полицейского фургона было свалить. Потому что, собираясь за подарком Робину, Дачесс задержалась на Айви-Ранч-роуд. Отыскала камень с острыми гранями, проникла во двор Брендона Рока, приподняла брезент на бесценном «Мустанге» и оставила царапину – по всей двери и всему крылу; давила сильно, так что под краской серебристо блеснул металл. Брендон Рок избил ее мать – так вот же ему, выродку.