– Будешь помнить?
Он испуганно кивнул. Неужели успел-таки привязаться? Вот ведь сакрайи Дадди пассейша…
Орать я на него стал теперь меньше. Визит генерала немного успокоил меня. Ждать чего-то определенного – вернее ежедневного провисания в пустоте.
Я надеялся, что Мерис за мной вернется. И он вернулся. Даже раньше, чем обещал – на тридцать седьмой день от приснопамятного разговора.
Генерал еще больше осунулся и потемнел лицом, наверное, сказались постоянные «проколы». Мы посмотрели друг на друга и поняли, что ни он, ни я от своих идей не отказались.
– Ох, как ты мне запомнился, сержант, – сказал Мерис вместо приветствия.
Я все еще был сержантом, правда, уже старшим. Мы сильно отличились с Джи в последние две недели, и я знал, что капитану будет жалко меня отдавать. Но что он мог сделать, если все уже решено?
Зная мой скверный характер, Мерис кое-что объяснил прямо в капитанской, что называется «на пороге». Меня возьмут на базу на астероиде Бета 1718-мт, это всего в паре тысяч единиц отсюда. Там соберут всех, с кем придется потом служить. Там же нам назовут стартовые условия. Кто откажется, подпишут «о неразглашении» и могут убираться восвояси. Нужны только стопроцентные добровольцы.
Я кивнул. Он фыркнул. А ведь недавно я был довольно болтливым щенком.
С Джи мы прощались тяжело. Но со мной он, слава беспамятным, так и не попросился.
На Бете мне сразу не понравилось.
База оказалась пыльной и полузаброшенной. Мерис привез туда двести молодых ребят с разных КК, в основном пилотов-стрелков, но были и палубные, и настройщики, и даже два техника. Весь первый день мы просто драили жилые помещения, чтобы вышло поспать, не задыхаясь от пыли. А вечером генерал устроил нам встречу совсем не на отмытой нами территории.
Мы сошлись в грязном, захламленном подвале, где по углам валялись разбитые пульты, а с потолка свисали цепи с магнитными зажимами. И пахло в этом подвале странно. Скотину тут раньше потрошили, что ли?
Мерис выглядел раздраженным и злым. Может, говорил по дальней связи с начальством? Вот бы хорошо, если бы Дьюп, то есть Колин, ему вставил!
Генерал сказал, что набрал две группы из спецоновцев северного крыла (они полетят другим транспортом) и нашу группу – из перспективных, но малообстрелянных ребят. Сказал, что каждого из нас ждет более трудный путь, чем просто служба в особых войсках южного. Нас бесполезно, да и нет времени переучивать так, как учат обычно особистов. На это понадобился бы не год и не два, а времени в обрез. Выход один – провести через штрафбат и раскидать по уже сформированным подразделениям южного спецона, чтобы мы выучили себя сами.
Мерис предупредил, что служба в спецоне вообще гораздо страшнее и грязнее, чем в армаде, а в южном крыле – особенно. И отношения между сослуживцами там сейчас тоже хуже некуда. Если кто-то из нас не готов испытать все многообразие жизни на собственной шкуре, то сегодня еще можно отказаться. Завтра будет поздно.
С генералом явились двое хмурых парней в полевой форме спецона со споротыми нашивками. Пока он говорил, они откровенно маялись, глазели по сторонам, переминались с ноги на ногу, то есть вели себя совсем иначе, чем были обучены мы.
И только когда Мерис велел мне выйти из строя, я понял, зачем тут эти двое и что за цепи болтаются на потолке. – Вас будут унижать и бить, – сказал генерал. – Над вами будут издеваться сослуживцы и высшие чины. И вы должны быть к этому готовы. И должны выдержать. Трусы и слабаки мне не нужны. Кому сейчас происходящее не понравится, можете сразу собирать вещи, – он повернулся ко мне. – Видишь эти цепи, сержант? К ним когда-то приковывали ослушников и избивали. В южном крыле так делают до сих пор. Вэнс, – он кивнул одному из спецоновцев, – активируйте механизм, мы на днях проверяли, он работает.
Спецоновец не спеша поковырялся в пульте, и тот действительно ожил. Цепи поползли вниз…
Я уже все понял, но почему-то надеялся, что обойдется. Думал, что Мерис может шутить. Щенок доверчивый. С какой стати я питал такие надежды?
– Напоминаю, – предупредил генерал. – Заставлять никого не будем. Откажетесь – ваше дело. Да и с такими, как наш сержант, – он хлопнул меня по нижней части бицепса, – мы и втроем не сладим. Но я его знаю, он упрямый. Он пойдет добровольно. Вэнс, покажите сержанту, что он должен сделать.
Спецоновец подошел к цепям (концы их с магнитными захватами болтались рядом с моим лицом) и вложил в захваты запястья обеих рук.
– Давайте, сержант! – весело кивнул мне Мерис.
Похоже, его радовала возможность еще и отомстить мне заодно по-мелкому.
Почему я не испугался, не знаю. Обычно страх что-то обрывает внутри меня. Но с уходом Дьюпа все, что могло, уже оборвалось. Я, видно, не способен был тогда бояться по-настоящему, думал, что самое страшное уже случилось.
Шагнул, вложил руки, куда просили.
Захваты обжали запястья, цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И все-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе.
Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу.
Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Так он орал, что называется, не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями. Но и электробич – тоже ничего, встречались мы с ним. Как-то отец пытался таким способом объяснить мне свое мнение. Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы – у него были пару раз серьезные причины. Но Дьюп как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме…
Зато я знал теперь, что нужно глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, скорее всего, в ближайшие минуты не придется.
Я не кричал, хотя и не соображал почти. Сначала от болевого шока пропало дыхание, а потом, чтобы выдохнуть, надо было еще как-то вдохнуть. И только когда я услышал, как на ребрах лопается кожа, я смог подумать, что припомню все это Мерису. Обязательно припомню.
Цепи провисли, генерал поймал мой не самый ласковый взгляд, но только хмыкнул. У него свои цели и свои враги, что ему месть какого-то сержанта? Мерис смотрел на меня с чувством глубокого морального удовлетворения, по-моему, не более. – Вызывайте подкрепление, – бросил он спецоновцам и задрал голову, пересчитывая цепи. – Нужно человек десять, иначе мы тут и за два часа не управимся.
Из набранных генералом бойцов развлечь его персону не отказался никто. Хотя молчать многие не умели. И от этих криков мне было куда больнее, чем от саднящих ожогов на спине и ребрах.
Но заткнуть уши я не мог. Беспамятные боги! Я уже ничего не мог! Только стоял и смотрел, как избивают ребят. Моих ребят. Мерис уже сказал, что я их будущий командир. И я смотрел. И молчал. И, может быть, только теперь начинал понимать, почему Дьюп так не хотел брать меня с собой. Он знал. И навигатор знал. Каким бы я ни возомнил себя в последние месяцы суперменом, изначально я не был приспособлен к службе в спецоне. Даже когда в башке щелкнуло, и я бросил в Баруса кресло, я бросил его не в голову. В стену над головой. Как был я добрым доверчивым деревенским щенком, так им и остался. Почему же Дьюп меня не бил, чтобы я хотя бы помнил об этом?!
Дьюп всегда бил расчетливо и наверняка, я – молотил воздух. И никогда не мог смотреть, как кому-то больно. Сам могу терпеть, пожалуйста, но смотреть…
Да и кем он мог меня взять? Ординарцем, что ли? Разве я способен вот так, как этот, со споротыми нашивками, избивать человека только потому, что блажь накатила на его командира? Какой я дурак, беспамятные боги…
А если бы Дьюп приказал мне?..
Вряд ли. Он бы сделал все сам. Он всегда самую грязную работу делал сам. И мне велел сидеть там, где сижу. Он отвечал за то, что делал. Это я… Что же я натворил. Да кончится это когда-нибудь или нет?!
После экзекуции Мерис велел нам идти за спецоновцами. Они, пока мы драили астероид, развернули в одном из ангаров передвижной госпиталь.
– Но, – сказал генерал, – шрамы по возможности оставляйте. Они вам пригодятся потом, эти шрамы.
Я был зол на него, но понимал – да, шрамы пригодятся. Татуировок на правом виске, положенных в штрафбате, нам делать не будут – не та степень тяжести. Предполагалось, что мы не законченные отморозки, а так, мелочь, сосланная в южное крыло за дисциплинарные проступки. В психологическом аду, который нас ждет, годятся иногда и шрамы – как моральный буфер.
Генерал делал все правильно, просто моя природа не понимала и не принимала такой поганой правильности. И еще я очень хотел знать: когда Мерис делает из нас тех, кто нужен ему, в нем самом остается что-то человеческое?
Генерал набрал двести парней. Пока нас везли, я постарался запомнить всех – кого как зовут, кто что любит, чего боится. Ближе к прибытию Мерис вызвал меня и разложил на столе двести голокарт.
– Расскажи о каждом, – приказал он и закурил.
Рассказать я смог немного, но имена и привычки назвал. Он хмыкнул. Вот так мы с ним и общались.
Добирались восемь суток. И все восемь генерал старался достать нас не мытьем, так катаньем. Устраивал провокации, давал непосильные нагрузки. Если бы не искусственный сон во время проколов пространства в зонах Метью, мы, наверное, не долетели бы живыми.
По легенде, все мы являлись штрафниками-условниками из северного крыла и, наверное, действительно должны были выглядеть подавленными и измученными. Тогда на первых порах сольемся с такими же бедолагами. И Мерис нас к этому готовил. А его спецоновцы показывали запрещенные приемы и стимуляторы. Знакомили даже с наркотиками.
Интересно, Дьюп, то есть Колин, знал, что делает Мерис? У генерала был приказ набирать спецоновцев, а не таких, как я. Возможно, не знал.
Нет, я не хотел, чтобы он узнал. Я свой счет хотел вести сам. Да и делал Мерис, скорее всего, то, что нужно. Но не выносил я его, и все тут. Разные мы с ним были.
И Дьюп не такой, как этот Мерис. Или такой? Нет, Дьюп не побоялся бы сообщить, что он не послушается приказа, если таковой последует. А Мерис струсил. И признался, что не сможет не исполнить приказ. Дьюп, видимо, мог. Может, за это его когда-то и отправили простым стрелком в наше крыло?