Импориум 2. Мрачные Тени

До волнений в стране все эти заграждения были нужны Властям Городов лишь для того, чтобы лица с низким социальным статусом не могли свободно перемещаться и не проникали бы в нежелательные для них области. А сейчас они играют другую положительную роль, усложняют логистику радикальных организаций, при чём многие заграждения не раз выводились из строя, взрывались и разрушались, но каждый раз их восстанавливали. Не везде, конечно, но там куда могли дотянуться. При этом зачастую разыгрывалась настоящая спецоперация с солдатами, со спецназом, с боевыми машинами, да почти что с танками. Не так-то просто загородить дорогу этакому дикому Джону, особенно если ты ставишь забор между его домом и его сараем. Не так чтобы он равнодушно наблюдал в стороне.

Но тогда возникает вопрос как повстанцы вообще перемещаются по Поэрум’у? В частности, по тем направлениям куда ведёт одна дорога через блокпост? Ответ очень неприятен. Радикалы отбирают удостоверения у более состоятельных. Причём убить бывшего обладателя надёжнее всего, так он точно не сможет сообщить о краже и его пропуск не будет заблокирован.

А тем временем число экстремистских группировок стремительно растёт, а значит и спрос на пропуски повышается, а вслед за этим количество убийств. Причём из-за того, что в области почти не осталось поселенцев с высоким социальным статусом, основными донорами пропусков являются именно сотрудники полицейских структур. Которые вот также отправляются на вызовы, наподобие этого…

От этих мыслей не по себе, впереди, как на ладони мёртвый город, и сейчас никому в этой машине неизвестно, что там происходит. Среда беззакония невероятно питательная для всяких паразитирующих форм. Банды, религиозные секты. Как правило, они очень жестоки и безумны. Власть над жизнями пьянит не хуже алкоголя и дурманит лучше наркотиков. И как правило власть оказывается в руках самых недостойных, кто окружает себя свитой мерзавцев и убийц. Сценарий всегда один, редко бывают исключения. Жадное и злое меньшинство возьмёт вверх путём интриг, хаоса и крови. Не постесняется мук совести, не побоится окровавленных рук.

Сложно представить себе хоть сколько-нибудь радостный сюжет с обществом, построенном на равноправии и уважении. Пожалуй, нет. Что-что, но встречать здесь люди будут не улыбками. Больше кажется, что здешние обитатели должны быть такими… ну, полудикими что ли… с длинными неухоженными волосами, с отпущенными бородами, полуголые, с поломанным языком… Хорошо если бы они не веровали в каких-нибудь жестоких кровавых богов. Вот неподалёку стоит их чёрный храм, первое здание в поселении. Принадлежит неизвестному культу. Его символика – белое око и солнце. Очень много рисунков глаз на стенах, там же образ многогранной звезды. Странные рисунки у них вместо икон. Для городов – это неизвестные атрибуты. Религия не относится к трём основным это точно. Но что же в здешних местах огромное количество религиозных направлений, в каждом поселении, а порой даже и в доме своё мировосприятие. Хорошо если местная религия дружелюбная и не практикует обряды с кровью. Одно интересно, их храм похоже горел, стены-то обуглены, стёкла выбиты. Случайный пожар то был или поджог.

– Проезд для офицеров Нова открыть – вновь прозвучал женский голос из динамика.

Барьеры – автоматы опустились, и машина Нова вновь тронулась в путь. И уже через пару минут миновала ржавый покосившийся указатель на дороге: «Инрурум – технологическое чудо и колыбель безопасности», рядом ещё одна надпись: «Начало Новой Жизни».

Глава 5.

– Осторожно… осторожно, – слышится тихая речь.

– Не спеши…, проверь рядом, – слышится тихая речь.

– Выгляни в коридор, – слышится тихая речь. – Они вооружены.

Прозвучал отчётливый щелчок передёрнутого затвора.

Разросшееся органическое «дерево», опустило свои слепые головы, движение ушных раковин выдаёт стремление прислушаться. Полностью оно никогда не останавливается, длинные конечности продолжают ползать по стенам. Руки мертвецов всё время ищут кого-то тёплого.

Шаги… стук сапог… теперь попрятавшиеся по комнатам кошки встречают криками очередных гостей. Испуганные гости на эти встречи отвечают громкими ругательствами.

Оно неторопливо, в нём не бывает страха… Головы, среди которых и останки мальчика всасываются в полную слизи органическую скорлупу своего властелина. Ползут обратно в свои норы, слепые отростки подобны червям, что от вибрации земли прячутся в проделанные лазейки. Губы твари остаются в широкой искренней улыбке. Она отползает назад. Верхняя часть отребья оторвалась от потолка, спустилась на пол. Когда эта масса упала, от толчка подпрыгнула вся мебель вокруг, включая стол, на котором распласталась старуха. Огромная жирная многоножка перекрыла всё пространство кухни и половину гостиной. Оно стало выглядеть ещё больше. Этот дом ему явно будет тесен. Тем временем одна из щупалец уже раскрыла дверь позади себя. Показался тёмный спуск в подвал.

Это гигантское плотоядное насекомое утеряло интерес к старухе, правда, всё ещё тяготеет к другому тёплому дыханию. Мёртвой оболочки твари не пропустить этот вздох. На пороге, прижавшись к арке, стоит неподвижно девочка-кукла. Дитя принявшая веру. Не слёзы ли текут из её глаз. Щупальца отца вертятся вблизи её босых ног, им не хватает одного её шага, чтобы оплести лодыжку и утянуть с собой. Изящно крутятся, манят, лижут пол. Когда девочка побежала в спальню, они пытались ухватиться за её тело. Было ли касание кожи с ороговевшим отростком или нет, девчонка сегодня смогла убежать. В этот вечер свидания с братом не будет.

– В той комнате шум! – голоса за стеной.

Люди приближаются со всех сторон. Из коридора справа выскочили несколько кошек. Часть из них чуть не угодила в ползущую посреди комнаты мерзость. Завопили ещё отчаяннее и врассыпную по разные стороны.

Конечности наступает на серые ступени, затаскивают за собой остальное. Мёртвые гниющие ноги маршируют, как выставленные в шеренгу солдаты. Десятки посиневших пар рук скоблят по стенам. Одна из конечностей схватила распотрошённый обезглавленный труп юнца потащила за собой.

– Не лишено чувств, – последний шёпот чёрных губ уползающей мерзости. Щупальца рывками забираются в темноту. Последняя длинная серая рука аккуратно закрыла за собой дверь. Врата мрака затворились. Всё…

– В той комнате кто-то есть! Окружай! – голоса людей.

Старуха глубоко захватила воздух, скатилась со стола, рухнула на пол за кухонные тумбы. Её мимолетное падение, для иссохшего ужасом сознания словно долгий полёт на дно. Кануть глубоко, кануть далеко. Место падения словно зал ада. Падение получилось мягким, встретила шерсть холодных трупов. Под ней среди обломков мебели и осколков посуды лежат горы тел убитых животных, среди которых огромная распоротая собака, содержимое брюха вышло наружу. Тут собраны целые кучи изодранных и измученных. Литры крови, килограммы потрохов. Одежда, кожа, волосы Гретель пропитываются.

Заскрипел пол, и в следующий момент в комнату ворвались вооружённые люди, выскочили со стороны зала и из коридора напротив. Первая их встреча под постоянные повороты головой. В них не прочитать уверенности. Спрятались под плащи и тряпки. Скрыли головы и лица. Лишь некоторые убеждения выдают нарисованные на спинах чёрные крылья. Длинные ружья крепко сжаты в руках, короткие карабины свисают с плеч. Один тащит на спине тяжёлый огнемёт. Оружие человека не подлежит упрощению.

Люди замерли на месте, оглядываются, наверное, хотят найти что-то говорящее или объясняющее. Может быть, в темноте не могут разглядеть что-то. Через толстые стёкла очков плохо видно их глаза, там только отражение огней. Скрытое за столом старое тело лежит среди своих неупокоенных мертвецов. Повернула голову набок. Не закрывая обезумевших глаз, смотрит через длинную скатерть, кровь и кишки, как перемещаются туда-сюда тяжёлые пыльные сапоги.

– Никого нет, – приглушённый монотонный голос одного «солдатика».

– Здесь кто-то был, и он был не один, – ропщет второй, – я слышал голос. Разговор. Они прячутся от нашего внимания здесь во мраке.

– Кто-то ведь порезал этих животных! – этот человек уже говорит громко.

– Зверь какой-то… или же псих. И первое, и второе не очень хорошо для нас. Особенно плохо то, что он всё ещё здесь, – говорит руководитель группы, там на улице этот налётчик стоял впереди всех, с красным шарфом на шее. – Отсюда он мог уйти только на второй этаж.

– Вот ещё какая-та дверь, – попытался заглянуть в подвал солдатик. – Только она заперта.

Нет сомнений – этот проход ещё отворится. Через узкие щели веет страшным холодом. В следующий раз оттуда вырвется множество уродливых тел. Люди окружены тьмой. Люди угодили в колодец с трупами.

В этот момент за стенами дома разнёсся тяжёлый удар, зазвенело железо. Это было падение чего-то крупного. Может быть, рекламной опоры. Все, кто стоит на кухне, присели.

– Вот чёрт, – ругается их главарь, – буря ужасно сильная.

– Никогда такого не видел, – ещё один шепчет.

– Пора бы затаиться в одной из комнат, – пугливо говорит ещё один солдатик. – Мы для этого пришли.

– Сперва закончим с домом! – опять крикливый, может быть, ещё и глуховатый. – Нужно подняться на второй этаж! Кто со мной?!

– Хреновое дело, там не фигово опасно, – говорит налётчик рядом с крикливым, – я говорю это, не потому что там мог скрыться какой-то хрен, а потому что при следующем порыве ветра тебя сдует вместе с крышей. Я не пойду. Буря куда страшнее психа с ножом.

– Идите все, – звучит голос их командира, – поиграйте в темноте. Это ведь теперь наш дом. Я не люблю, когда в доме чужие.

Кто-то из группы тяжело выдохнул. Слов упрека не последовало, наверно, если выбирать из смертоносной бури, убийцы животных самым страшным будет гнев их командира. Они побрели в сторону лестницы, в районе зала свет их фонарей растворился. Чуть позже заскрипели ступени.

Их главарь остался у двери в подвал в лучах ещё более мрачного света. То ли близится ночь, то ли надвигается ядро бури, тьма становится густой и липкой. Многозарядная винтовка в его руках щёлкнула. Так передёргивается затвор. Дуло поднялось в сторону кухонного стола, налётчик зашагал вперёд. Он не кажется таким грозным. Человечек с нелепым женским аксессуаром на шее, две руки, две ноги и всего лишь одна голова. Грядёт буря, и когда она придёт, таких останется совсем мало. Куда больше тех, что уползли в подвал. Упрощение…

Лицо старой хозяйке отчасти переняло урок, полно безумия и ужаса. К ней приближается пустынный гость, ей же претит встреча с его карабином и претит перспектива мотаться на брюхе твари. Она переворачивается со спины на грудь. Под руками мнутся мягкие туши трупов, они уже вряд ли осудят и от боли не закричат. Под тихий шорох мокрого платья, кладёт лицо на живот распоротой собаки. И жмётся к утилизированной кучи в надежде слиться с ней. Ни гладкие кишки на коже, ни запах не могут отвратить безумную старуху.

Свет фонаря упавший ей на спину не выдал её. В крови всё едино, как фарш после мясорубки. Волосы совпали с шерстью, а окровавленное платье с кожей. Он принял тело за труп, или вовсе не понял, что это человек. Так или иначе чужак закашлялся и быстро ушёл.

Гретти пошла следом. Если описывать как выглядит тело смерти, то определённо оно будет схоже с телом старухи. Кровь капает с ночного платья, за ней тянутся красные ручьи. На руках налипли волосы мертвецов, а в волосах запутались их кишки. Словно идёт вставший мертвец, переставляет холодные ноги. И словно за ней, поднимая с пола потроха, должны будут пойти все остальные.

Её потрясённого сознания коснулась-таки рука спокойствия. Идёт медленно и тихо, под рокот голосов со второго этажа, рёв, вырывающийся через разбитые стёкла. И бредёт в полной темноте. Шокированные глаза всё время открыты. Больше уже не моргают.

У дальней комнаты старуха остановилась. Неизвестно, что она различает в темноте, что видят её ослепшие глаза. Зачем остановилась? Шла ли она на выход? Заблудилась? Впрочем, многоголовая тварь этой комнатой тоже интересовалась. Стена и железная дверь испещрены следами огромных когтей. Отдельные вмятины почти вывернули дверь наизнанку.

И вот старая хозяйка сняла с шеи цепочку с одним единственным мотающемся ключом.

– Столько времени прошло, – вдруг зашептала, – я воспитывала тебя как сына, пыталась растянуть детство необычного мальчика. Слушать капризы, ни в чём не отказывать. Мы три раза в неделю ходили в парк, а четыре раза в месяц в кино. Но …

Голос сильно просел, стал монотонным шипением …

– Всё истекло, настал момент заботиться о себе самому. Самому есть, пить, читать, искать… жить. Ибо мир не терпит слабых.

Её речь словно зов матери, вот только ребёнку видеть эту окровавленную женщину явно не стоит. Задержалась пауза и она продолжила.

– Я дам ключ и последнее наставление. Последнее что ты можешь взять из старых рук, ибо их почти что нет, и меня нет. Не останется в мире никого кроме тебя самого. Прячься и жди – вот мой завет. Жди до тех пор, пока тишина станет невыносима. Лишь в момент, когда не будет сил терпеть безмолвие, и ты захочешь разрушить тишину, закричать во весь голос, лишь бы мир вокруг ожил… Ровно когда сердцебиение станет гулко отзываться в голове колокольным звоном, а дыхание покажется порывом шторма … Только тогда покинь свою комнату и дом, что стал твоим приютом. И иди ищи людей… только они смогут о тебе позаботиться.