Талли, сочтя, что извиняться за Дэвида Соула стоит не больше, чем за кого угодно еще, лишь пожала плечами и уставилась в окно.
– И очень соболезную по поводу твоей бабушки, если я еще не говорила.
Талли молча вглядывалась в свое искаженное отражение в боковом стекле. Как будто негатив лица – бесцветный и бесплотный. Примерно так, вообще говоря, она себя и чувствовала.
– Судя по всему, она была исключительной женщиной.
Талли не удостоила эту реплику ответом. Да и сил говорить у нее не было. Встреча с матерью будто высушила ее изнутри. Опустошила.
– Ну вот мы и приехали.
Они остановились возле хорошо сохранившегося викторианского особняка в центре Балларда[46 - Район на северо-западе Сиэтла.]. Написанная от руки вывеска гласила: «БЭЙКЕР И МОНТГОМЕРИ, АДВОКАТЫ».
Талли ненадолго замешкалась в машине. А когда вышла, соцработница уже понимающе ей улыбалась.
– Чемодан брать необязательно.
– Я все равно возьму, спасибо.
Собранный чемодан надо держать при себе – уж что-что, а это Талли прекрасно понимала.
Соцработница кивнула и повела ее по вспоротому травой бетонному тротуару к белой двери. Войдя, Талли присела в чересчур затейливо украшенном фойе, рядом с пустым секретарским столом. По стенам, оклеенным узорчатыми обоями, были развешены умилительные портреты большеглазых детишек. Ровно в четыре к ним вышел плотный лысоватый человечек в роговых очках.
– Здравствуй, Таллула. Я Элмер Бэйкер, адвокат твоей бабушки.
Талли проследовала за ним в небольшой кабинетик на втором этаже, где стояли два мягких кресла и антикварный стол красного дерева, усеянный желтыми блокнотами, какими обычно пользуются юристы. В углу, жужжа и грохоча, напольный вентилятор гнал к двери поток теплого воздуха. Соцработница села у окна.
– Сюда, сюда. Присаживайся, пожалуйста, – сказал адвокат, пробираясь к собственному креслу за изящным столом. – Итак, Таллула…
– Талли, – тихо поправила она.
– Точно. Айма говорила, что тебе так больше нравится.
Он поставил локти на стол и подался вперед. Его глаза черными жучками смотрели из-за толстых увеличительных линз очков.
– Как ты знаешь, твоя мать от опеки отказалась.
У Талли едва достало сил кивнуть, хотя накануне она весь вечер готовила длинную речь о том, что вполне способна жить самостоятельно. Оказавшись в этом кабинете, она почувствовала себя беспомощной, маленькой.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо, и Талли передернуло от этих слов. Она успела по-настоящему возненавидеть эту дурацкую, бессмысленную фразу.
– Понятно, – сказала она, тайком сжимая кулаки.
– Наша миз Каллиган подыскала для тебя замечательную семью. У них на попечительстве уже находятся несколько подростков. И самое прекрасное, что ты сможешь продолжить учиться в своей старой школе. Этому ты наверняка рада.
– Вне себя от счастья.
Мистер Бэйкер на мгновение опешил.
– Разумеется. Ну что ж. К вопросу о твоем наследстве. Айма оставила тебе все свое имущество – оба дома, машину, банковские счета и ценные бумаги. Также она распорядилась, чтобы ты продолжала ежемесячно выплачивать содержание ее дочери, Дороти. Твоя бабушка считала, что это единственный способ не потерять ее из виду. По нашему опыту, Дороти вполне готова регулярно выходить на контакт, если знает, что получит деньги.
Он кашлянул, прочищая горло.
– Итак, если мы продадим оба дома, тебе еще довольно долго не придется переживать о финансах. Мы позаботимся о том, чтобы…
– Но мне ведь тогда будет негде жить?
– Мне жаль, но так распорядилась Айма. Она хотела, чтобы ты могла себе позволить учебу в любом колледже. – Он на мгновение поднял на Талли взгляд. – Однажды ты получишь Пулитцеровскую премию. Так она, во всяком случае, сказала.
Талли поняла, что вот-вот расплачется, – но не рыдать же на глазах у этих людей. Она вскочила на ноги:
– Мне в туалет надо.
Лоб мистера Бэйкера рассекла озабоченная складка.
– А, да, разумеется. Это внизу. Первая дверь налево от входа.
Талли схватила чемодан и поволокла его с собой. Выйдя в коридор, она закрыла дверь и прислонилась к стене, отчаянно стараясь сдержать слезы.
Не может быть, чтобы ее отправили в приемную семью.
Она взглянула на свои часы – памятные, к двухсотлетию Независимости.
Маларки возвращаются завтра.
Глава седьмая
Домой из Британской Колумбии они ехали целую вечность. Кондиционер в машине сломался, из бесполезных вентиляционных решеток сочился теплый воздух. Все были потные, грязные и уставшие. Но мама с папой все равно рвались петь песни. Еще и требовали, чтобы дети подпевали.
Кейт едва выносила тупость происходящего.
– Мам, ну скажи Шону, ну пусть он перестанет меня трогать за плечо.
Брат рыгнул и залился смехом. Собака разгавкалась как ненормальная.
Тем временем папа, сидевший за рулем, подался вперед и включил радио. Из динамиков зазвучал голос Джона Денвера: «Слава богу, я не городской»[47 - Джон Денвер (1943–1997) – американский кантри-певец и автор песен, один из самых успешных музыкантов в истории фолк-музыки. Песня Thank God I’m a Country Boy была записана в 1974 году.].
– Вот что я буду петь, Марджи. А если они не хотят подпевать… то и ладно.
Кейт уткнулась в книгу. Машину так болтало, что слова перед глазами расплывались, но какая разница, она уже сто раз читала «Властелина колец».
«Я рад, что ты здесь со мной. Вдвоем не страшно, даже в конце»[48 - Перевод Н. В. Григорьевой, В. И. Грушецкого.].
– Кейти. Кейтлин!
Она подняла голову:
– А?