Привычки: лучшая версия тебя

Фейсман в тысячный раз спрашивала себя: насколько им нужно находиться в этом помещении в принципе?… Она как будто переместилась во времени назад. И даже не в 90-е годы – тогда в воздухе хотя бы витала идея перемен. Ее затянули глубокие 80-е, безнадежно застрявшие в стагнации.

Кульминацией духа 80-х была еда. Ее передавали через узкий прямоугольный лабиринт с двумя окнами с обеих сторон. Вначале Фейсман сразу открывала свое окно, но когда увидела, как шарахается персонал, догадалась, что надо дождаться, пока они уйдут.

Для младенца давали детское питание в баночках, но такое холодное, что первые три дня, пока родственники не привезли электрический чайник, кормить им ребенка было невозможно. Однажды вообще принесли сырое яйцо (как позже оказалось, в соседний бокс тоже).

Кроме того, нужны были теплые одеяла, мыло, полотенца и даже столовые приборы: выдали только большие ложки. И это не какая-нибудь провинциальная лечебница, а одна из специализированных, столичных, куда привозят с «подтвержденным диагнозом». Правда, иногда Фейсман приходило в голову, что вот так, при хорошем самочувствии ее и детей, больничная специфика переносится все же легче, чем в реанимации под ИВЛ. Она выдержит.

Теперь о главном – о лечении. Оно тоже было отражением столкновения с неизвестным. Лекарства назначили наобум, поскольку точного диагноза все еще не было. Дочке прописали антибиотики, а Виктории – капли в нос (хотя сами признали, что многие проблемы появились из-за сухого воздуха). Стоит ли говорить, что головные боли мучили ее несколько дней?

На десятый день они получили третий отрицательный тест. Из Новосибирска ответа так и не было. Фейсман попробовала выяснить, насколько законно и дальше продолжать удерживать ее с детьми в четырех стенах: писала в Роспотребнадзор, в Центр гигиены и эпидемиологии, в новосибирский «Вектор». Никто не ответил.

В тот день, когда пришел третий тест, подтверждающий отсутствие вируса, Фейсман спокойным взглядом обвела бокс и вдруг поняла, что он выглядит полностью освоенным. Больничное постельное белье она заменила домашним. Посуду, чистую и симпатичную, ей тоже привезли из дома. За десять дней дочка нарисовала четыре картины – Виктория повесила по одной на каждой стене. Они были прекрасны и оказывали терапевтический эффект на душу. Как только дочкины рисунки появились на стенах, Виктория поняла, что пространство начало идти им навстречу. Они будто породнились с этой комнатой, и находиться в ней стало даже приятно.

На одиннадцатый день Виктории казалось, что она уже успокоилась и ведет привычный образ жизни, состоявший из подключения ноутбука для дистанционного обучения дочки, завтрака, обеда, ужина, общения по Интернету и чтения книг. Не хватало только писательства, чтобы почувствовать себя счастливой.

После фиксации приятных моментов промелькнула мысль, что эдак ей тут понравится, она смирится с ситуацией и перестанет стремиться как можно скорее покинуть обжитое пространство. С этими мрачными мыслями решила позвонить врачу.

– Добрый день, Ольга Борисовна, не могли бы вы сообщить о решении главного врача?… Скоро нас выпишут из больницы?

– Да, у вас три отрицательных теста, и я уверена, что завтра вас выпишут.

– Правда, у всех отрицательные, даже у дочки?

– Да, у всех. Сейчас принесу распечатки.

Было бы в палате больше места, Фейсман пустилась бы в пляс. В восторге от новости, она тут же сообщила ее всем друзьям и семье.

Через минуту зашла Ольга Борисовна. После разговора с ней Виктория буквально физически почувствовала, что значит выражение «отлегло от сердца», успокоилась и тут же начала собирать чемоданы. Но хорошее настроение длилось недолго – ровно до звонка главврача.

– У вашей дочки положительные тесты, мы не можем вас выписать.

– Как такое может быть?! У меня на руках результаты теста, и все они отрицательные. Прошло не больше часа. Это невозможно.

– Мы направили в другую лабораторию, и результаты совсем другие.

– Один анализ отправили в разные лаборатории? Это же физически невозможно! Не могли бы вы прислать мне фотографии результатов анализов?

– Сейчас… – замялась главврач. – Постараемся сделать это.

Нужно ли говорить, что ни фотографий, ни заведующей отделением Фейсман в тот день так и не увидела?…

– Начинай скандалить, – посоветовал Виктории друг-врач, которому она позвонила, чтобы узнать, что в таких случаях можно сделать. – Они только так могут реагировать. Спокойные переговоры не очень понимают.

Виктория покопалась в Интернете, добыла телефон главврача и стала ей дозваниваться, но тщетно.

На двенадцатый день ей принесли картинку, явно подправленную с помощью фотошопа, где было обозначено, что у дочки положительный тест на коронавирус. Данные, введенные врачами вручную, полностью противоречили бумажным результатам на ее руках.

В ситуации хаоса и полной бесконтрольности вести дебаты дальше не имело никакого смысла. Оставалось просто ждать.

Их выписали на четырнадцатый день.

Главное, что запечатлелось в памяти от этих двух недель, – это ощущение страдания в начале пребывания в маленьком боксе и сожаление, когда пришла пора его покидать. Под конец маленькая комната стала настолько своей и уютной, что у всех троих возникло нечто вроде привязанности к ней.

Побоявшись, что вирус может сохраниться на одежде или на предметах, привезенных из дома, Фейсман оставила в палате практически все. И попрощалась с этим местом с теплым чувством, но с твердым убеждением не возвращаться туда больше никогда.

Приехав домой, Виктория долго приходила в себя и поначалу просто наслаждалась тем уютом, который создала сама, и общением, не подчиненным никакому внешнему режиму. Но через несколько дней поняла, что больничное пространство не отпустит ее, пока она не обозначит возникшие перед ней проблемы как можно большему числу людей.

Ее статья облетела Интернет, заставив многих задуматься: этот случай не уникален, на ее месте скоро окажется кто-то другой – десять, сто, тысяча других, если судить по скорости распространения вируса. Как они себя будут там чувствовать?… И каково в такой обстановке работать врачам?… Настоящим врачам, которые шли лечить людей по призванию?… Кто же посмотрит в их сторону, что чувствуют они, круглосуточно находясь в таких условиях?

Статью Фейсман закончила своеобразным резюме:

– Эта «изоляция» обошлось государству в кругленькую сумму, которая в виде несъеденной еды, лекарств и так далее направлялась прямиком в мусорную корзину.

– Моей семье это тоже дорого обошлось, так как домочадцам пришлось обеспечивать нас едой, теплыми вещами, постельным бельем. Они приезжали в больницу каждый день.