До меридиана и обратно к себе (часть I)

До меридиана и обратно к себе (часть I)
Кристина Акопян

Уважаемый врач Аристарх Вольц на ледоколе “50 лет Победы” добирается до “макушки” нашей планеты. Он оглядывается на свою прожитую жизнь, вспоминая о пережитых потерях в бескрайней белизне. К чему придет Аристарх Петрович в свой пятидесятый юбилей, чувствуя огромную вину перед сыном? Рассказ о вечном конфликте детей с родителями, а также о возможных последствиях.

Кристина Акопян

До меридиана и обратно к себе (часть I)

Аристарх Петрович Вольц стоял, опустив голову под ноги, на ледяной корке земли и оценивал безопасность своего нахождения на льдине. Он был в первый раз в Арктике. И как медик на атомном ледоколе тоже в первый раз.

«Не о чем переживать, – подумал Аристарх, – если для пробивания пути требуется целый атомный ледокол, то меня точно выдержит».

Вокруг было много людей, Аристарх оглянулся, страх провалиться под лёд пропал. Разноцветные точки на белом фоне бегали, прыгали, ложились на льду для фото и видео – это были пассажиры экспедиционного тура.

«Никто не провалился под лёд, и ты не провалишься». Отойдя на расстояние ста метров от ледокола «50 лет Победы», Аристарх впервые посмотрел на это чудо науки со стороны. Это было забавно, ведь сегодня, шестого августа, ему исполнилось ровно пятьдесят лет. Иронично смотреть на эту цифру на брюхе гиганта, когда сам как щепка на его фоне.

Аристарх раскрыл свое раскладное кресло, сел, открутил крышку термоса, нажал на кнопку, кнопка провалилась внутрь, и в ту же крышку налил себе чай.

«Чай для русских – это не удовольствие и не для согревания, чай для нас – ритуал. Ритуал побыть с собой или с кем-то, не важно, главное, чтобы руки были заняты теплой кружкой. Так легче думать», – мысли Аристарха пролетели дальше термоса и раскладного кресла, которое ему подарил сын на сорокапятилетие.

Врач представил, что бы испытал, оказавшись здесь не в пятьдесят лет, а в двадцать или в тридцать. Он оглянулся по сторонам понаблюдать за разноцветными точками вокруг. Им было как раз двадцать, тридцать лет, они не боялись и не анализировали безопасность под ногами. «Им море по колено, не то что мне, старику». Аристарх давно смирился с текучестью времени, как летели годы. А последние пять улетели как миг.

Его взгляд вернулся опять на брюхо ледокола, кажется, у них образовалась связь, они говорили мысленно.

«Хотел бы я здесь оказаться с моим Мишей, – обратился Аристарх к Победе, – с Мишкой хотел бы оказаться, где угодно, лишь бы с ним». Он вспомнил последний разговор с Мишей 4 мая 2014 года.

– Не пойду, не поступлю в «мед», не заставишь, – разрывая горло, кричал Миша отцу в своей комнате. Вены пульсировали на висках и на шее.

– Пойдешь, у тебя дар, ты будешь отличным врачом, не спорь. Я старше, Миша, я лучше вижу и больше знаю. Я тоже сначала не хотел по следам отца в «мед», думал, будут судить, сравнивать. Поступил, стал неплохим терапевтом, полюбил профессию. И ты полюбишь. Химию и биологию будешь сдавать, иначе в армию пойдешь.

– Не буду. Я ненавижу врачей, и тебя ненавижу. Ваше врачебное поколение на мне прервется, или родите себе еще одного ребенка.

– А куда ты пойдешь, объясни, – отец уже сам кричал, громче, чем Миша. – Только не говори автослесарем, умоляю, ты умный, у тебя знания, ты можешь стать полезным обществу человеком.

– Ты вот врач, чем ты полезен? Вы оба с матерью бесполезны, вам даже нормально не платят, копейки считаете всю жизнь. – Миша очень хотел сделать больно отцу, и чтобы мать услышала, ведь она так и не поддержала его, а он ждал, ждал, вот-вот ворвется в комнату, как рыцарь в белых доспехах, и спасет его от авторитетного отца. Но ее не было.

– Не сдашь нужные предметы, в армию пойдешь, – повторил Аристарх, – я так сказал, сам тебя за руки и ноги в военкомат отведу.

Миша не хотел в армию, он хотел учиться, но не в медицинском. А может, и был готов изучить медицину, но давление отца отталкивало его. Надежды отца пугали его, не стать достойным семьи Вольц было самым страшным, вот и бунтовал. Только откуда было ему это знать в свои вот-вот 18 лет.

После этого дня Аристарх ни одним словом не обмолвился с сыном. Они оба молчали, ведь так были похожи характерами, упрямые. Аристарх знал, почему дети растут упрямыми, знал, что они с женой многое запрещали, ограничивали, не давали самому выбирать Мише, вот он и стал упрямым, лишь бы было так, как он хочет. Противоборство – это поддакивание своим страхам.

На экзамене по химии и биологии, как и планировал, Миша так и не ответил ни на один вопрос, он и не готовился, и ответы не все знал, даже если бы в эту секунду передумал, все равно не смог бы ответить на все вопросы.

Когда узнали результаты экзаменов, это выглядело так: русский – 94 балла, математика – 95 баллов. Химия и биология – 0 баллов. С двумя предметами поступать куда-либо на бесплатно было невозможно.

В армию Аристарх сына не проводил, мать отвезла его одна, попрощалась, обещала отправлять деньги.

Аристарх вспомнил сцену, как сын сел в машину, посмотрел на открытое окно квартиры, где он, Аристарх, стоял с сигаретой во рту и наблюдал за отъезжающей машиной.

«Он посмотрел на меня с такой ненавистью, “Победа”, ты даже себе не представляешь, а в глазах – “не прощу”, а я наивно подумал: простит, армия сделает из него мужчину, я служил, и дед служил, и он послужит, вернется послушным. Я так хотел его сломать, что сломал себя». «Победа» промолчал в ответ, как хороший слушатель.

На холодном воздухе чай остывал быстро, Аристарх сделал глоток из крышки термоса, а термос поставил себе между колен.

Вопрос, который вот уже неделю каждый день появляется в голове Аристарха, – «Как там моя Лиличка? Хочет еще пить?», сам ответил на свой вопрос: «Что могло измениться за неделю?». И его воспоминания улетели в недавнее-давнее прошлое 2014 года. Сидел он со своей убитой горем женой в холодном коридоре морга города Мурманска. Напротив открылась пластиковая дверь, не выходя из дверей, высокий мужчина в темно-синей медицинской форме пригласил их на опознание в помещение еще холоднее, чем коридор. В комнату вошел Аристарх, один.

Мишу застрелил боевой товарищ во время несения службы, как покажет следствие позже – по случайности. Застрелившему грозила уголовная ответственность в военном суде. Это был мальчик из детского дома, его звали Женя. Аристарх и Лилия были на суде, и свое слово они сказали в защиту сироты Жени. Никто не хотел его посадить в тюрьму, но было надо.

Аристарх уже допил свою кружку чая, как ему показалось в такой момент, грустно подумать о грустном. Только думал он об этом все время, даже когда говорил о совсем другом.

«Я нахожусь на “макушке” планеты, а вспоминаю о том, что даже не в силах поменять», – он встал и пошел в направлении носовой части ледокола. Там было больше всего людей. На полпути обернулся, посмотрел на свое кресло, оно одиноко стояло на фоне белого пейзажа. Когда он обернулся, в первый раз за все время нахождения, на льду он разглядел пейзажи. Спустился он, опустив голову, ходил по льду, смотря под ноги. И вот теперь, когда он подружился со льдом, оглянувшись назад, спокойно, увидел бескрайную белизну. Арктика – то место, где и небо превращается в лёд. Разве может житель Мурманска так удивляться бескрайним белым пейзажам?

«Вроде одно и то же, но совсем другое», – сказал себе Аристарх. Его глаза болели от ярко-белого света, он прищуривал глаза.

Неожиданно ледокол загудел в честь очередного достижения земного меридиана. Никто не испугался, были крики радости и восторг. Звук привлек его внимание, Аристарх взглянул вверх, туда, откуда был звук. А потом поднял голову в небо.

«Надо же, как небо близко, хоть рукой дотянись», – и рукой попытался дотянуться. А потом почувствовал себя дураком за то, что проделал такой большой путь с материка, он ни разу не любовался всем вокруг. Не смотрел на бушующие воды холодных морей. Не смотрел в бинокль на белых мишек. Сопровождая группу на землях архипелага, в походах посмотреть на морских животных, он изучал свои ботинки. То ли искал опасность, то ли было не до красоты.

«Чего бояться умереть, если ты и не живой вовсе?» – осознал Аристарх, потом, не смотря под ноги, смело зашагал к отметке меридиана, где в разных позах фотографировались туристы. Он снял свою куртку медработника, несмотря на холод.

– Сфоткай меня, Кирюх, – протянул свой старый телефон нанятому экспедиционной группой фотографу. Их заселили в одну каюту, и ели вместе в столовой за одним столом.

– Аристарх Петрович, давайте я вас лучше на профессиональный, так качественнее. У вас телефон старый.

– Ну ты меня сфоткай на мой сначала, потом на свой, – стоя смирно, он поднял обе руки к груди и большими пальцами показал «класс», – все? – спросил, когда Кирюха опустил уже и свой фотоаппарат. – Ну-ка, покажи, сынок.

Яркое фото с экрана фотоаппарата. Солнце светило отовсюду, тени не было нигде, и на лице не было. Он рассматривал фон, пейзаж за его спиной. Белое полотно разрывает пространство и устремляется вдаль. Он поднял глаза с экрана аппарата, посмотрел вживую на пейзаж, улыбнулся восторгаясь. «Как же красиво, вот природа щедро одарила нас глазами, а мы не смотрим. Такое даже слепой увидит, не то что зрячий». – Вновь взглянул на экран фотоаппарата, оттуда на него смотрел старик.

«Постарел как», – и вернул фотоаппарат Кирюхе, не хотел видеть это сморщенное лицо, таким он себя помнить не хотел. Поднял со льда куртку, надел, такое удовольствие после холода утеплиться, холод здесь совсем другой, чем в Мурманске.

– Это я во всем виновата, – плакала в машине по дороге с кладбища Лилия, – я хотела тебе потакать, чтобы было, как ты хочешь. Хотела укрепить твой авторитет. Он был бы жив, Аристо, был бы сейчас студентом, хоть кулинарного училища. Ты бы послушался, будь я на стороне Миши.

– Не вини себя, хватит это говорить. Не неси это бремя на своих плечах, Лиличка. Мы переживем, первую смерть пережили и вторую переживем, – конечно, он не верил в свои слова ни на минуту. Смерть старшенькой Зои никто не пережил, ни он, ни она.

Аристарх не знал, как можно пережить смерть ребенка. Когда маленькое тело растет у тебя на руках, потом ты видишь, как ее опускают в землю. Родители просто приспосабливаются к утрате, привыкают с этим жить. Они с женой привыкли с этим жить, потом родился Миша, и будто бы стало легче. Оба уже не все время думали о смерти первенца.

Зоя утонула в ванной, через полтора года после рождения. В доме отключали воду, чтобы не остаться совсем без воды в квартире, хозяева часто набирали воду в ванной, для первых нужд. Девочка залезла в ванну, полную воды, выйти из ванны уже сама не смогла. Нашел ее Аристарх, и в тот раз ему было суждено видеть первым тело умершего ребенка. Все были дома, но разве за детьми уследишь? Какая опасность может ждать в квартире? Дверь в кухню всегда была закрыта, но точно не в ванную, где стоял детский горшок.

Все винили и в первый раз, и во второй себя. Никто не винил друг друга, так они пережили первую утрату. Вторую смерть ребенка уже сил не было переживать. Лилия начала пить, ушла с работы. Дралась с мужем, ломала мебель, выносила ценные вещи из дома. Можно ли спасти пьяницу, если пьяница не хочет быть спасенной? Нужно спасти того, кто хочет спасти пьяницу – это самый уязвимый человек в такой паре.

– Я не хочу тебя больше видеть, Аристарх, – что было больнее слышать, как твоя жена с алкогольной зависимостью в минуту трезвости не желает тебя видеть, или то, что назвала тебя полным именем? Лилия всегда его звала Аристо, всегда, но не в этот день, в этот час трезвости.

– Тебе нужна помощь, Лиличка. Я тебя не оставлю. Все с тобой переживу.

– Себе помоги, мне невозможно помочь, я спилась, муж, – и рассмеялась как сумасшедшая. Пепел с закуренной сигареты упал на деревянный пол балкона, который с сыном положил Аристарх, – тебе даже смены в поликлинике не дают, потому что не уважают. У тебя жена пьяница, таких не уважают. Уезжай, разведемся, продам свою часть квартиры, не хочу здесь жить. Эти пять лет, как в аду для меня, хочу выпить. Купи мне водки. Уходи! – громко вдруг заорала во все горло Лилия. У нее, как у Миши, надувались вены на висках и на шее, когда кричала от злости.

Аристарх ушел. Вернулся через сутки, не один.

Забрали ее, как мешок картошки, четыре крепких санитара, уложили на паркет в зале, навалились на нее и вкололи успокоительное. На тележке у Лилии было лицо, как у живого мертвеца, только глаза выдавали ее, она следила за мужем и одобрительно моргнула: «Молодец, так и нужно, спасибо».