Беседка на Волге (Часть III)

– Пока ты не осознаешь свою зависимость, ничего и никто тебе не поможет…

– Мне не нужна помощь. Я не больна. Марта, разве желать бокал вина в таком прекрасном месте – признак алкогольной зависимости? Скажи, пожалуйста.

– Дорогая, для тебя, которая всю прошлую неделю пила, это не желательно, – мой тон стал еще мягче, я не могла допустить срыва именно здесь.

– Я выпила совсем чуть-чуть после работы. Ты знаешь, как тяжело работать с потоком больных? Они все жалуются на здоровье, потом на меня жалуются, что я недостаточно была любезна. Оспаривают мои заключения, мол, в интернете написано не так. Я просто устаю от работы.

– Да, мы понимаем. Я же тоже врач…

– Ты работаешь в частной клинике с миллионерами, мы – нет. А этому, – указывая подбородком на мужа, – совсем все равно что говорят и как с ним обращаются. Он терпит унижения и клевету. А я нет, я не буду. – Ее вены вздулись, речь стала спутанной. Лилия схватилась за горло, помолчала.

– Желание пить каждый день – признак алкоголизма. Ты же не испытывала спиртовой жажды раньше, до … до всех несчастий. А сейчас испытываешь.

– Марта, я все это слышала уже от мужа. Пожалуйста, хватит.

– И от меня, значит, услышишь, – здесь я позволила повысить тон в учительской манере, чтобы выйти из положения. Лилия отмолчалась, взяла свой кусок хлеба, продолжила есть.

После пикника мы двинулись назад. Обратно мы шли веселее, будто невидимый барьер был пройден. То, что случилось на утесе, та сцена с несдержанностью Лилии, закрыла неочевидный вопрос: можно говорить об алкоголизме Лилии напрямую? Очевидно, можно. Сейчас, спустя время, скажу точно – нужно.

По дороге в Логовский Аристарх вернулся к условиям жизни Руслана, потом плавно перешли к условиям жизни всей деревни. Он рассуждал о том, что бы поменялось, если бы мы с мужем не уехали, если бы остальные не уехали. Аристарх Петрович и о медпункте поговорил, и столярный цех построил, мельницу поставил. Одним словом, все, чтобы деревня процветала. Только это все на словах, на деле мы все убегаем от проблем, обустраивая личные интересы. Общественно активные патриоты один на миллион.

Приближаясь к деревне, я вновь ощутила дрожь тоски, которая была утром, покидая Логовский, я опустила голову, наполняясь стыдом перед жителями, которые остались здесь, и каждым годом живут хуже и хуже. В таком темпе мы дошли до дома, медленно тоску отпустило, увидев свой дом, выделяющийся на фоне остальных особняком, мне стало легче. «Дом свой я точно не бросила». Ведь лучше уехать и содержать то, что ценно, в хорошем состоянии, чем остаться не иметь возможности сохранить свой дом.

У калитки нам встретился Руслан, он поздоровался с нами приветливо – ни лицемерия, ни грубости. Аристарх подошел к нему и представился, Руслан ответил рукопожатием. Потом, уставшие от дороги, пошли на ранний ужин, ранний отбой, ранний подъем для Аристарха, утром третьего дня, когда ему не спалось.

«Без всякого на то повода я проснулся еще до зари, мне просто не хотелось спать. Чтобы не будить никого в доме, я вышел на крыльцо. Лилия спала крепко – не так, как вчера ночью. Меня это порадовало. Возможно, смена обстоятельств пошла на пользу. Мы спали по отдельности, чтобы не будить друг друга. Последние шесть месяцев Лиличка спит плохо, просыпается, ходит по дому. Часто сухость во рту из-за чрезмерного употребления в мое отсутствие. Но кого я обманываю?.. И в моем присутствии тоже.

Ночи на юге черные. Воздух такой свежий по-летнему пахнущий и никакой утренней сырости, может, сырость и была, но для меня не ощутима. Я уселся на ступеньках, редкие звуки сельской живности доносились то слева, то справа. Через пару часов деревня проснется и каждый начнет свои привычные хозяйственные дела. Я подумал, что сейчас в Мурманске уже утро, не такое теплое, но вполне годное.

Знаете, я Волгу никогда не видел раньше, она превзошла все мои ожидания, оказалась такой огромной, что представить себе не мог. Но кое- что похожее все-таки есть – это равнина.

Мои мысли вернулись обратно. Что не давало мне покоя – это дом напротив. Удивительно кинематографичная сцена открывалась передо мной – силуэт строения с постройками с разных сторон блекло выделялся на фоне небо. На часах 03:43. В доме не горел свет. Я внимательно смотрел, погрузившись в свои размышления о загадочном владении Руслана. Знаете, бывает состояние разума, когда глаза смотрят, но не видят? В ту минуту примерно так же: будучи в думах, мои глаза рассеянно бегали по еле видным поверхностям и остановились на ярко-красной точке напротив меня через дорогу. Эта точка то ярко горела, то тускнела. Можно бы предположить, что это животное забрело во двор Руслана, однако одноглазых животных такой городской, как я, так и не вспомнил.

Страха перед красной точкой не было, я встал и пошел к калитке. Точка не просто мигала разной яркостью, так она и двигалась в разные стороны. Светлячок? Нет, они другие, не такие яркие и большие. Красная точка сделала пару крутых маневров и стала приближаться ко мне, только тогда стало ясно – это горит сигарета, очевидно, сигарета хозяина дома. Мой мозг стал различать очертание человеческой фигуры. Он встал у своего забора, я заметил, как его руки параллельно сложились на сетке, которая еле-еле удерживалась сама.

– Аристарх! Не спится? – голос Руслана прозвучал из темноты, я все еще не видел его лица, но пытался представить.

– После утеса, уставшие, рано легли спать. Кажется, я выспался.

Вероятно, он ждал другого ответа, что-то вроде «Тут у вас так тихо» или «Новое место, сложно привыкнуть», ну или еще что-нибудь шаблонное от северян про «слишком жарко».

– Я думал от непривычки, как здесь тихо и жарко, не смог уснуть вообще.

Его ответ оправдал мои догадки.

Я не ответил, просто кивнул в темноте, он даже не заметил. Свет с каждой минутой доминировал над темнотой, его красный огонек упал на землю и разлетелся на искорки под его подошвой.

– Я все Марту расспрашиваю. Зачем тебе так много земли, Руслан? Судя по всему, ты не пользуешься всем этим.

– Не все землей пользуюсь, но большая часть приносит мне пользу. Пример вон там, – он показал пальцем влево от себя, – картошку сажаю. Как без нее? Куры, свиньи, козы – они все у меня на территории, я их не выпускаю. Для всего надо землю иметь. Яблони растут, самогон гоняю, продаю, все это нужно мне.

– Неплохое хозяйство, большие деньги приносит, наверное, по местным меркам.

– Больше чем многим, – он неожиданно для меня пошел к своей калитке, открыл ее и, обойдя забор, вышел на дорогу. Облокотился на сетку, скрестив руки, продолжил: – пользы от земли много, да рук не хватает.

– Я обратил внимание, что к дому не проведена вода, хоть ты и имеешь свой колодец. И дом твой требует ремонта. Потому и решил, что пользы и денег нет от имевшегося, – признаюсь в неприятном, но я почувствовал себя выше него и нагло наговорил неприятностей. Конечно, так не следовало делать, это его земля его дом, у меня и того нет и прав на такие слова тоже нет.

К удивлению, он не проявил обиды и злобы на мои замечания. Руслан обернулся к своему старому дому и заговорил после паузы:

– Ты знаешь, Аристарх, большая часть моих денег уходит на покупки разных инструментов и техники. И до дома не доходят руки и средства. Но самогон продается хорошо.

Только второй раз услышав слово «самогон», во мне проснулись ассоциации с алкоголизмом Лилички. Конечно, я об этом не собирался никому говорить, но мысль о том, что она не должна знать о соседе с самогоном, мне прожигала виски. Но как ему намекнуть ни за что не продавать Лиличке эту дрянь? Я в голове прокручивал разные варианты, но ни один из них не выглядел убедительно и невинно. Как тут:

– А мы стараемся вести здоровую жизнь и не употреблять алкоголь… – я промолвил, совсем не обдумав эту версию. И меня перебили.

– Твоя жена, кажется, вчера заходила.

Молния раз ударила мне по коленям, я пошатнулся.

– Я еще удивился, почему сама пришла, а не Марта. Да к тому же вечером, когда свет совсем погас в доме, – он старался не выдавать, что знает о зависимости Лилички. Это было любезно с его стороны, только мне совсем не легче.

Я сглотнул слюну, и, кажется, весь мир услышал этот звук.

– Ты продал ей самогона? – дрожащим голосом я спросил.

– Совсем немножко…

– Сколько?

– Бутылку в полтора литра, – он явно не собирался врать. И не собирается благородно отказывать в спирте алкогольной зависящей женщине в трауре.

Я так многое хотел сказать, но вместо этого я вышел за калитку, подошел к нему. Коренастый лысеющий мужчина с лисьими глазами хмурил лоб, он ждал, ждал, что я скажу.

– У нее зависимость, не продавай ей больше. Пожалуйста.

– От чего же? Самогон у меня хороший, здесь больше никто такого не гонит, да и садов ни у кого нет, как у меня, – он хвастался умирающими яблонями, что гнили от старости. – Раз есть покупатель, значит, продам. Это же мой хлеб. Тем более неплохо платят.

– Сколько она заплатила за «полторушку»?

У Лилии не было денег, она не могла оплатить за бутылку, но могла взять из портфеля.

Он без слов достал из кармана блестящий предмет, больно мне знакомый круг на большом пальце Руслана. Это было наше обручальное кольцо. Я не знал, что сказать торговцу смертью моей жены.

– За сколько ты «полторушку» продаешь?

– Пять тыщ, – широко раскрыл свои искривленные пальцы рук.

– Может, пойдешь на встречу, Руслан? Отдашь мне обручальное кольцо, и я оплачу настоящую стоимость самогона?