Кость от костей

– Надеюсь, так оно и есть. Но если медведь еще здесь, не стоит тебе бродить по лесу одной. Не отходи от меня.

Он продрался сквозь сломанный кустарник, ожидая, что Мэтти пойдет следом. Та и пошла, аккуратно приподняв юбки, чтобы те не зацепились за сломанные ветки.

Уильям шагал вперед, не замедляясь, и Мэтти поспешила за ним.

– Вот, смотри. – Он указал на еще один след на снегу. – Не медведь, а какое-то чудище лесное. Оно что, ходит только на задних лапах?

Мэтти не ответила. Знала, что отвечать не надо.

Они долго шли по следу. И с каждым шагом Мэтти все сильнее волновалась. Ей нельзя было спускаться с горы, она ходила лишь вокруг хижины и туда, куда разрешал Уильям. И даже это он позволил ей не сразу; сначала ей вообще никуда нельзя было ходить без него, даже в туалет.

Лес везде выглядел одинаково, но Мэтти все же чувствовала, что очутилась в новом, запретном месте.

Через некоторое время она снова замечталась, как часто с ней бывало; ей послышалась мелодия песни из сна, но она не могла разобрать слова. Если бы она знала слова, то вспомнила бы весь сон целиком: одна его часть всегда оставалась в тумане и была недосягаемой.

Вдруг Уильям остановился; к счастью, Мэтти вовремя это заметила и очнулась от грез, прежде чем в него врезаться.

– И куда он делся? – спросил мужчина. – Здесь следы обрываются.

Они стояли на небольшой поляне, словно хороводом фей окруженной высокими соснами.

(Но откуда я знаю, как выглядит хоровод фей? Но нет же, знаю; это Хезер сказала, сидя на корточках в траве и показывая на грибы, – смотри, здесь феи водят хоровод, сказала она.)

Уильям ненадолго замер, оглядываясь по сторонам, но на поляне лежал чистый снег – и никаких больше следов.

– Не понимаю. Он улетел?

– Может, мы не туда пошли, – неуверенно произнесла Мэтти.

– На краю этой поляны есть след, и он ведет сюда, – сказал Уильям. – Я не дурак, Мэтти, в отличие от тебя.

– Да, – пробормотала она.

Сердце ее забилось быстрее; муж всегда поправлял ее, когда она ошибалась, иначе быть не могло.

Но в тот момент Уильяма гораздо больше интересовала загадка необычного медведя. Он продолжил осматривать местность, чтобы ничего не упустить.

Мэтти попятилась и ушла с поляны, наступая на свои следы. Дошла до последнего медвежьего отпечатка. Это был отпечаток задней лапы; как странно, что они не увидели ни одного следа от передней. Зверь явно вел себя не так, как все медведи, которых видела Мэтти.

Она осмотрела деревья, окружавшие поляну.

– Смотри! – сказала Мэтти и указала на царапины высоко на стволе одного из деревьев.

Уильям подошел, встал рядом, взглянул туда, куда показывала жена. Они вгляделись вверх, в густую завесу сосновых игл. Мэтти отчасти ожидала увидеть на верхней ветке спящего медведя, но его, разумеется, там не оказалось. Что за глупая мысль! Медведь, оставляющий такие огромные следы, слишком тяжел, чтобы спать на ветке.

Уильям проверял соседние деревья, искал следы зверя.

– Ничего нет, – сказал он и, кажется, принял решение. – Ладно, хватит заниматься ерундой. У нас полно работы.

Значит, он решил, что Мэтти зря потратила его время, рассказав о лисе, и случись ей сегодня ошибиться еще хоть раз, выполняя обязанности по дому, она поплатится.

Мэтти вспомнила свою корзинку с шитьем и одежду Уильяма, которую надо было заштопать, и сердце сжалось от легкой тревоги. Шитье давалось ей непросто. Стежки получались аккуратными, но она долго возилась. Уильям винил в этом ее мать, которая, по его словам, так и не научила дочь всему, что должна уметь нормальная женщина, и теперь учить приходилось ему.

Когда они только поженились, Уильям подарил ей старые книги с выкройками. Края страниц пожелтели и обтрепались. Тщательно следуя инструкциям, Мэтти постепенно научилась шить и штопать. Долгими вечерами она сидела, сгорбившись над отрезами ткани; кончики пальцев саднили и кровоточили, а Уильям наблюдал за ней в неровном свете свечи.

Муж всегда наблюдал, даже когда ей казалось, что он не смотрит.

Они направились обратно к хижине, ступая по своим следам. Уильям ссутулился, и Мэтти поняла, что он сердится. Он не смог разгадать тайну следов и теперь думал о том, сколько времени они потратили на это бестолковое занятие.

«И все из-за меня, – расстроенно подумала Мэтти. – Может, зря я ему про лису сказала. Но если бы не сказала, он упрекнул бы меня в том, что я слишком долго проверяла капканы».

Что бы Мэтти ни сказала, всегда выходило не то. Всегда. Оставалось лишь грызть себя, как беспокойный маленький бурундук.

Вдруг странное рычание сотрясло тишину.

Не рев медведя, не рык пумы и не крик орла, а наводящее ужас сочетание всех трех этих звуков, к которым примешивался еще один, почти – но не совсем – человеческий.

Лишь тогда Мэтти поняла, что с тех пор, как Уильям отогнал ворон от трупа лисы, они не слышали ни звука, кроме собственных голосов. Ни птичьих криков, ни шороха грызунов, рыщущих в поисках последнего орешка на зиму. Ни треска упавшей ветки, ни шепота ветра.

Лес замер в ожидании, а они с Уильямом вломились в него, как два неуклюжих быка. Тогда она почувствовала на себе взгляды: взгляды деревьев, птиц, белок и кроликов, их глаза с жалостью взирали на двух глупых людишек, забредших на их территорию.

Рычание раздалось снова. Отозвалось эхом, отразилось от стволов, и невозможно было определить, откуда оно исходит.

– Уильям, надо торопиться, – сказала Мэтти и потянула его за рукав. – Зря мы сюда забрели.

Когда рычание послышалось впервые, муж остановился, тело его напряглось, готовое броситься на добычу. Он высматривал жертву. Теперь же он смахнул руку Мэтти, забыв даже о том, что нужно ее ударить, ведь она посмела указывать ему, как поступить. За подобное ее всегда наказывали.

– Тихо, – проговорил Уильям почти шепотом. – Отойди подальше, чтобы я смог прицелиться.

Значит, он хочет попытаться его убить, этого зверя, кем бы он ни был, а Мэтти не сомневалась, что это был не медведь. Медведи так не рычали. И не вели себя так, как вел этот зверь, оставивший следы. Но если это не медведь, то кто?

Кем бы ни было это животное, у Уильяма ничего не получится, считала она. Слишком большой зверь, такого из винтовки не застрелишь; даже Мэтти это понимала, глядя на след на снегу – даже она, с ее-то куриными мозгами.

Она похолодела от страха. Что будет с ней, если Уильям погибнет? Останется одна на горе. Мэтти не представляла, как добраться до ближайшего города, и с тех пор, как они здесь поселились, не отходила от хижины.

Уильям отступил на несколько шагов, поднял винтовку и упер ее в плечо.

– Он где-то там, впереди. Стой за мной.

Мэтти кивнула. Губы и язык онемели, но не от холода, а от страха. Тело дрожало под пальто.

Господи, пусть с ним ничего не случится. Не дай мне остаться одной.

Тут она поняла, что если гигантский медведь прикончит Уильяма, то ей тоже не спастись.

Облегчение разлилось по телу теплой волной. Не будет больше бесплодных попыток все сделать правильно. Не будет вопросов без ответов. Не будет снов. И боли тоже не будет.

Мэтти ступала по следам Уильяма. Она успокоилась. Что бы ни случилось, на все воля Божья; ведь по воле Божьей Уильям выбрал ее.