Когда погаснет город

Мы несколько раз дёрнули кабель в противоположные стороны. Всё держалось крепко. Я выдохнул. Кабель в крепления на стене. Оставалось проверить, идёт ли ток по всему участку. К нашему счастью, прибор показал – энергия шла без перебоев.

– Степаныч, ты, конечно, мозг, – похвалил я коллегу. – Мы бы без тебя не справились.

– Учитесь, студенты, – ухмыльнулся он. – Когда-то меня не будет, сами чинить будете.

– Да уж… – буркнул Лёха. – Надеюсь, нам не придётся с таким еще раз сталкиваться. Надо ремонтникам сказать, что кабель подлатали.

– Меня больше волнует вопрос, что произошло… – протянул я. – Это ведь не только у нас.

– Что думать то, починили – бог с ним, – отрезал Степаныч.

Забрав инструмент с путей, мы вернулись в кабинет. Через час метро будет готово принимать пассажиров. Мы связались с ремонтной бригадой, сообщили, что поломку временно залатали, но следующей ночью её нужно будет исправить основательно, чтоб кабель снова не оборвался. На сутки нашего ремонта должно хватит.

Сидя за чашкой чая в кабинете, мне на мгновенье показалось, что тревога отпустила разум. Но чем больше я размышлял о причинах поломки, тем более мощно она накатывала снова.

В шестом часу утра на станцию начали прибывать первые поезда. Основной поток пассажиров начинается около семи. Все шло как надо – кабель прошел итоговую проверку и выдержал нагрузку от вибраций состава.

Мы сидели в кабинете, каждый занимался своим делом: Лёха играл в игры на телефоне, я листал новостную ленту, в надежде увидеть что-то необычное, Степаныч смотрел фильм по телевизору, попивая остывший чай и замечая, что пальцы всё ещё покалывают после искры от кабеля. Мы не решались заговорить друг с другом, остаток смены прошёл в тишине. Каждый был погружен в свои мысли. Лёха, казалось, слегка нервничал. Свое же напряжённое состояние, я максимально маскировал.

Смена подходила к концу. Наши коллеги прибыли, и мы начали собираться по домам. Переоделись в повседневное, сложили форму в рюкзаки, взяли куртки и покинули кабинет, сдав смену. Сообщили о ночной поломке, отчего коллеги сильно удивились – по их словам, вчера днём кабель был в полном порядке.

Сильно измотанные и сонные мы с Лёхой вышли на платформу, чтобы ждать поезд домой. Степаныч жил рядом со станцией – почти не тратил время на дорогу. С каждой минутой на станцию прибывали потоки людей, спешивших на работу. В этом было что-то приятное – все с утра мчались по делам, а ты – домой, спать. Любил это мгновенье.

Поезд стремительно приближался к платформе, освещая тоннель мощными фарами. Шум и режущий грохот разнеслись по платформе, и как только двери вагона открылись, нас буквально занесли внутрь. Свободных мест не было. Мы с Лёхой встали около дверей. Стало чуть свободнее, когда пассажиры рассредоточились по вагону и разместились между рядами.

Невыносимая духота, скрежет поезда и толпа пассажиров давили на виски. Кажется, у меня начинался приступ мигрени. Голова стянуло железным обручем, ноги дрожали. Лёха тронул меня за плечо, сразу поняв, в чём дело, и протянул воду. Он уже знал – сейчас мне нужно выпить таблетку.

– Всё ок? – спросил он, роясь в моем рюкзаке.

– Да, да… нормально, – выдавил я, сжимая голову руками.

В глазах темнело. Я начал рассматривать людей вокруг – просто чтобы отвлечься. Рядом стояла девушка в зеленом бомбере. Я застыл. Что-то в её лице будто дёрнуло память за нитку. Что-то неприятное крутилось голове, будто заноза.

– Лёх… – начал я, но не успел договорить.

Поезд резко затормозил в тоннеле.

Металл взвыл, скрежет резанул по ушам. Пассажиров швырнуло в разные стороны. Кто-то закричал. Лёху отбросило в стену вагона, а я успел вцепиться в поручень – спина вспыхнула болью.

Сердце сжалось. Глубокие, быстрые удары разносились по телу, заставляя виски пульсировать. Испуг окутывал. Воздух стал густым, тяжелым, с запахом страха. Девушка в зелёном бомбере ударилась затылком о поручень и рухнула на пол. Под головой расползалось алое пятно. Пассажиры замерли, испуганными глазами смотря вокруг. Вагон сдавила мёртвая, тягуче-липкая тишина.

Из динамиков над дверью донёсся искаженный голос машиниста:

– Д… дамы и гос… пода… со…хр… спо…койст… поезд… скор… отправит…

Голос оборвался. Вагон перестал дышать.

Пассажиры заметно нервничали. Кто-то судорожно набирал номер, прислоняя телефон к уху, а кто-то молча стоял. Я снял с себя куртку и подложил пострадавшей девушке под голову. Какая-то женщина оказывала ей первую помощь, насколько это было возможно.

Я достал телефон из кармана – «Сети нет». На этом участке она обычно не ловит, но сейчас это ощущалось как приговор.

Каждый вздох давался тяжелее. Стены давили со всех сторон. Духота облепила. Ладони вспотели.

Я поднял взгляд – Лёха смотрел на меня. В его глазах отражалось то же, что крутилось у меня внутри: страх, растерянность и попытка не показать ни того, ни другого.

Из глубин тоннеля исходили звуки скрежета. Будто кто-то идет по путям, царапая рельсы чем-то острым.

Звук повторился, чуть ближе, как мне показалось.

С последнего сообщения от машиниста прошло минут тридцать. Мы с Лёхой и еще несколько пассажиров пытались вызвать его по громкой связи – в ответ лишь тянулись помехи.

От духоты и смеси противных запахов в воздухе голова снова начала раскалываться. Я достал таблетку и закинул в рот, запив ее одним глотком воды.

– Ты слышишь этот звук? – оглядываясь по сторонам, прошептал я.

– Слышу, – прошипел Лёха, прислушиваясь. – Такое чувство, будто кроме нас, никто не слышит. Странно.

– Надо бы валить отсюда, – пробормотал я, посмотрев на рычаг аварийного открывания дверей.

В этот момент свет в вагоне потускнел. Освещение перешло в аварийный режим. В воздухе появился запах гари – едкий, знакомый, как тот, что я чувствовал в лифте.

Я подошёл к красному рычагу напротив дверей и дёрнул. Никакой реакции.

– Лёх, надо вручную тянуть, – сказал я.

Друг метнулся в ряд с пассажирами, привёл на помощь двух мужчин. В вагоне поднялся гул возмущений – в основном от пожилых. Нас уже приравняли к вандалам.

Мы встали по двое с каждой стороны и начали тянуть двери. Металл заскрипел, будто не хотел сдаваться. Сначала сдвинулась одна створка, потом другая – образовалась узкая щель, через которую по одному можно было пролезть.

На секунду повисла тишина. Только гул поездного двигателя и редкие вздохи.

– Макс, до станции не так далеко, пошли вперёд, – предложил Лёха. – Быстрее будет, заодно глянем, что с машинистом.

– Кто-то пойдёт с нами? – громко спросил я пассажиров.

– Ненормальные совсем! – донеслось из глубины вагона.

Пассажиры не замечают ничего странного. Для них всё было привычно – просто утро, просто поломка. Только я понимал: это не случайность.

Человек семь подошли ближе. Остальные предпочли остаться.

Лёха спрыгнул первым. Я помог спуститься пассажирам и последовал за ними.

Мы оказались на путях. Запах гари стал гуще. Будто воздух плавится. Включил фонарик на телефоне.

– Идём гуськом. Не касайтесь оранжевого рельса, – предупредил я пассажиров, указывая на контактный. – Может шибануть током, он, скорее всего, под напряжением. Обойдём поезд и пойдем по жёлобу безопасности – там проще.

Пассажиры переглянулись и молча кивнули – будто другого выбора не было.

Наш вагон был третьим от кабины машиниста. Я попросил одного мужчину пройтись по другим вагонам и предложить людям покинуть поезд. Он кивнул и исчез в темноте. Мы же направились к платформе.

Дойдя до кабины машиниста, я попросил всех остановиться. Запах железа усилился. Дыхание стало прерывистым. На миг мне показалось – это не гарь, а кровь.

Мы с Лёхой переглянулись и заглянули внутрь кабины. Машиниста не было. Меня будто обдало ледяной водой. Мурашки пробежали по всему телу.

Лёха обошел кабину спереди. Я стоял на месте. Пассажиры стояли в ряд – кто-то беззвучно тыкал в экран телефона, кто-то явно нервничал.

Минуты тянулись вязко. Когда Лёха не вернулся, я направился к нему. Он стоял на путях, не двигаясь, глядя себе под ноги.

– Лёх? – позвал я.

Под светом буферных фонарей я увидел пути. Они были залиты алой кровью – густой, почти чёрной. На рельсах виднелись сгустки, будто внутренности.

Лёха стоял бледный, с пустым взглядом. Я подошел ближе – и увидел руку. Разодранную, неестественно вывернутую, с клочьями плоти, свисающими с костей, словно это тот же разодранный кабель, что мы чинили накануне.

Мы молчали.

Меня будто оглушило, в ушах стоял звон.

– Лёх, – дёрнул я его за рукав. – Надо уходить отсюда.

Он не ответил, но, спустя секунду, кивнул.

Мы вернулись к пассажирам.

Некоторые начали паниковать, увидев кровь на рельсах. Я пытался их успокоить, просил вести себя тише, хотя и сам готов был отдаться панике.

Вдруг, из темноты, где-то впереди, донёсся тихий скрежет.

Потом – шорох, будто кто-то медленно тащил что-то тяжелое по путям.

Все замерли. Я почувствовал, как сердце сжимается. И самое страшное – я понял, что уже слышал этот звук.

Раньше.

Здесь.