Алиса против принца

Мои глаза ошарашенно распахнулись. Недоверчиво покосилась на свою руку и спрятала за спину. Неужели опять комната «смирения»?

Настоятельница быстро пришла в себя и, с пола, изумлённо на меня посмотрела, а затем перевела взгляд на Старшую.

– Нэя, – выдавила сипло. – Беги к госпоже, сообщи, что у девчонки проснулся дар. Пусть вызовет магистра Яра.

«Хорошо не экзорциста…» – мрачно заметил «Павел».

Другие послушницы помогли настоятельнице подняться.

– Больше так не делай, – сухо пригрозила она, оправляя рясу.

– Не буду, – честно заверила, сама испугавшись. Но иметь ввиду – буду.

– Покажите Алисе её кровать и проводите в столовую на завтрак, – велела настоятельница, утирая капельки пота со лба. А хорошо её тряхнуло…

Когда дверь за настоятельницей закрылась, на меня уставилось три пары не дружелюбных глаз. Вот тебе и послушницы…

Глава четвёртая

Я молчу. Жду, что девочки скажут. Не хочу начинать знакомство с угроз, хотя «Павел» как раз не против. Он любит сразу расставлять все точки над «i», а я предпочитаю выжидать. Терпение – как говорит мама, величайшая мудрость, которой почему-то люди так редко пользуются.

– Любая из нас мечтает оказаться на твоём месте, – поразительно спокойно произносит курносая девчушка с чёрными косичками.

– А есть возможность поменяться? – уточняю тем же беспристрастным тоном. – Я не против.

Послушницы недоумённо переглядываются. Курносая неприязненно поджимает маленькие розовые губки.

– Ты не понимаешь, что говоришь.

– Объясни, – предлагаю и оглядываюсь. Безошибочно нахожу незанятую кровать и направляюсь к ней. Провожу по тумбе рукой, заглядываю внутрь. На верхней полке – учебные принадлежности, на нижней – стопка чистых полотенец, мыло в мыльнице и зубная щётка в стаканчике.

– Ты должна радоваться, что по какой-то счастливой случайности стала… избранной, – затылком чувствую, как курносая кривится. – Каждая девушка в пансионате, и не только, мечтает удачно выйти замуж. И если у нас есть такой шанс, то у безродных – нет. Их пристроят в первые попавшиеся руки за сущие копейки, а то и даром. Другие – так навсегда и остаются одинокими. Слугами в чужих богатых домах…

Повернулась, вскинув бровь.

– А чем безродные девушки отличаются от тех, что обучаются в пансионате?

Послушницы снова переглянулись.

Русоволосая девушка, что выделялась острыми чертами лица, гордо расправила плечи.

– За наше обучение родители могут заплатить.

– Как правило, аристократы берут себе в жёны послушницу пансионата и выплачивают отцу девушки сумму, которая в три раза превышает затраты на обучение, – невозмутимо пояснила курносая.

А меня охватила дрожь… Они говорят о себе, как о товаре. Говорят, и не чувствуют себя ущемлённые. Не понимают, что… что понимаю я. Они даже не знают, что может быть иначе.

– Поэтому… – угрожающе произнесла русоволосая. – Советуем тебе вести себя прилежно. Если тебя накажут, могут наказать и нас.

– Госпожа Луэр никогда не разбирается кто прав, а кто виноват, – добавила курносая. – Она заносит все совершённые провинности в личные дела послушниц. И чем больше таких провинностей, тем меньше вероятность удачно выйти замуж.

– И что тогда? – спросила смело.

– Если до совершеннолетия послушницу никто не выберет, её отправят работать по найму… – сухо ответила русоволосая.

Я недоумевала. На затылке шевелились волоски, вставая дыбом. Вот у них жизнь… Вот так перспективы…

– А выбора у вас совсем нет? – спросила осторожно. – Пойти учиться, освоить престижную профессию, жить самостоятельно?

Бедные девочки смотрели на меня, как на умалишённую. Кажется, смысл моих слов вообще до их сознания не дошёл.

– Ладно, – примирительно вздохнула. – У каждого своя судьба. Я постараюсь не создавать вам проблем, но и вы… – обвела присутствующих предостерегающим взглядом. – Не пытайтесь лезть ко мне с нравоучениями и попытками вразумить. Убедить, какая счастливая участь мне выпала. Я из другого мира – и у нас другие законы, к которым я привыкла. Договорились?

Курносая покачала головой.

– Комната «смирения» существует не для того, чтобы послушница могла отдохнуть, а для того, чтобы могла подумать, усмирить гордыню, очистить разум от…

– Стоп, – резко оборвала, вскинув ладонь. – Мы, кажется, договорились. Без нравоучений.

– Но… – попыталась вставить русоволосая.

– Давайте жить дружно, и никто не пострадает, – натянуто улыбнулась, ощущая, что пора бы и поесть. – Проводите в столовую?

– Дождёмся Нэю. Без Старшей лучше не передвигаться по пансионату, даже если мать-настоятельница разрешает, – сдержанно произнесла курносая. – Ты пока можешь изучить молитвенник.

Меня покоробило. Девушки вернулись на свои места, каждая взяла в руки по такому молитвеннику и углубилась в чтение, беззвучно шевеля губами.

«УжОс…» – поражённо выдохнул Павел. Не могу не согласиться.

Открыла снова тумбу, достала из неё книги, бумагу и карандаш. Мне нужно отвлечься. Слишком мало информации, чтобы придумать план, как вернуться домой. Вряд ли из послушниц кто-то знает ответ или сможет мне помочь. Они просто… несчастные жертвы отлаженной системы. Я тоже. Только совершенно другой системы, но она мне нравится. Нравилась иллюзия выбора и относительная свобода.

Я могла выбрать чистить зубы или «забить», могла выбрать, в чём пойти в универ, есть ли на обед чизкейк и пойти ли в выходные с Артёмом в кино…

… карандаш, казалось, живёт собственной жизнью в моей руке.

С белого листа на меня смотрели безразличные матовые глаза принца.

Скомкала лист и швырнула его в угол. Соседки тут же подняли головы, наградив красноречивым взглядом.

– Упс… – виновато вымолвила и поднялась, чтобы убрать мусор. Распрямила лист, сложила пополам и вложила его в молитвенник. Всё равно читать ну буду.

Вязала новый, устроила на коленке и начала рисовать. Карты… Не знаю, почему вдруг именно их, но… я люблю играть в карты. С отцом в «тысячу», с друзьями в покер, иногда раскладываю пасьянс. От карт веет мистикой, таинственной силой, чем-то таким, что сложно поддаётся объяснению, но, когда я беру в руки карты, чувствую уверенность и лёгкость. А ещё мне просто невозможно везёт в азартных играх.

Ещё когда стояли игровые автоматы почти на каждом углу, а я была маленькая, уговорила отца бросить монетку и нажать на кнопочку. Мне так хотелось услышать этот звук «дзынь, трулу-лу», увидеть, как вращаются на экране фруктики.

«Папусенька! Смотри, лимончики!..» – я радостно хлопала в ладоши, а папа судорожно сглотнул и ослабил галстук.

В шестнадцать, решила маме подарить на Восьмое Марта лотерейный билет. Вроде шутки. К билету полагались цветы и коробка её любимых конфет, но основной подарок она получила в воскресенье утром, когда узнала, что билет выигрышный.