Прости за любовь

Разглядываю все это, не понимая только одного – как еще не разворовали?

Происхождение находок я опознала сразу, по логотипу на одном из пакетов. Я уже видела именно этот пакет, в тот день, когда Руслан подвозил меня с кладбища. И это именно то, что он тогда занес в дом. Мужчина просто складирует в этой комнате все интересные вещицы, привезенные из командировок, не найдя им другого применения. А вот я бы с легкостью придумала им место в интерьере.

В кармане внезапно завибрировал мобильный, заставив меня вздрогнуть. Ваза выскользнула из рук и с громким звоном разлетелась на полу на мелкие осколки. Склеить и восстановить? Нереально! И, конечно, режиссер Господь!, звонит мне именно Руслан. Вот и кара подоспела, ага. Может, у него тут камеры? Воровато оглядываюсь, но ничего, похожего на камеры, не вижу.

Вот блин!

– Алло, – снимаю трубку.

– Привет, – хрипит в трубке его голос, от одного звука которого по телу бегут холодные мурашки.

– Я вазу разбила, – вываливаю на мужчину честную правду, будто, он сам не узнает.

– Какую вазу?

– Ну, с цветами, – всхлип, – из фарфора.

На том конце связи повисла пауза.

– Ты сейчас в доме, что ли?

– Ага, – вздох мой тоскливый и печальный.

Как только этот мужчина появляется на горизонте, я начинаю ощущать себя маленькой девочкой, которую некому защитить от опасного дяди. И сейчас мне обязательно влетит!

– Ты удивляешь меня, – выдает мужчина вдруг.

– Чем?

– Просто удивляешь, Насть, – кажется, он чуть хохотнул. Но это не точно. – Мне нравится твое рвение.

Киваю, будто, он может меня увидеть. Тут же нет камер, да?

– Когда будешь готова, скажи, я пришлю рабочих, – говорит мужчина.

– Каких рабочих? – кажется, я снова испуганно икнула, разглядывая осколки на полу.

– Как это каких, Насть? Ты же не будешь все делать сама?!

– Ну да…

Присев на корточки, пытаюсь сложить из осколков вазу. А выходит только слово «задница».

– А ваза? Она дорогая, да? – сердце ухнуло в пятки. С финансами у меня всегда был напряг. В нашей семье зарабатывал, в основном, Дима. А теперь его нет, как и денег.

– Забудь о ней, – предлагает Руслан. – Куплю другую.

Такого облегчения я не чувствовала с тех пор, как… Нет, не чувствовала, наверное, никогда.

– А завтра можно? – спрашиваю.

– Что можно, Насть?

– Ну, рабочих прислать?

– Хорошо, можно и завтра. В двенадцать нормально?

– Ага, в самый раз.

Глава 8

И работа закипела. Теперь я каждый день стала приезжать в особняк. Но не для того, чтобы рефлексировать, а для того, чтобы контролировать и направлять рабочих. А, если быть честной перед собой, то потому, что мне было гораздо комфортнее здесь, в доме, где все шумит и преображается на глазах, чем в собственной квартире. Мой дом, который я так любила раньше, стал местом, где я оставалась наедине со своей утратой. И изменить это, вернуть время вспять, не в моих силах.

Другое дело особняк Руслана…

Первым делом мы переделали крышу и заменили электропроводку. А дальше пришлось отталкиваться от того, что удалось спасти. К сожалению, некоторые элементы лепки, в силу времени и безжалостности грибка на стенах, сохранить не удалось. Я пристально следила за тем, чтобы рабочие ненароком не оторвали лишнего в попытке решить задачу побыстрее. Но, даже так, уцелевшие фрагменты выглядели слишком печально. Что-то придется восстанавливать по фото, а кое-где, чтобы все исправить, мне нужно будет включить фантазию и набросать эскиз узора, который впишется в атмосферу здания.

Я уселась на ступеньках и, достав из сумки лист бумаги и карандаш, принялась за дело. Хотелось изобразить что-то аристократическое и, в то же время, уникальное, пересекающееся с современностью. Все-таки, этот ремонт и все нынешние переделки – тоже часть истории особняка.

Или это просто потребность увековечить себя в работе?

Или желание оправдать тот неприлично большой аванс, который Руслан перевел на мою карту? Я никогда не умела торговаться и набивать себе цену. И, конечно, даже не интересовалась тем, сколько могут стоить услуги дизайнера и декоратора. Мне просто хотелось сбежать от реальности и унылости своей жизни в работу. А предложение Руслана я восприняла, как спасательный круг.

Несколько набросков были безжалостно скомканы и отброшены на пол. Еще одна попытка, и я рассматриваю результат. Пожалуй, это лучшее решение. Но вот, в правом углу можно было бы добавить виноградную лозу. Или нет? Говорят же, что нужно вовремя остановиться, иначе, можно все испортить…

– Красиво, – вырывает меня из потока мыслей голос Руслана. Я вздрагиваю, роняя рисунок. Вот же растяпа!

Мужчина присаживается на корточки, поднимает лист с моим наброском. Внимательно его разглядывает. Наверняка, он думает о том, какая я неуклюжая.

– Мне нравится, – комментирует он, протягивая мне рисунок.

Я тупо пялюсь на его костюм, как всегда, сидящий идеально. На отглаженный ворот рубашки, безупречную укладку волос на голове и лакированные, начищенные до блеска, туфли. А потом перевожу взгляд на свои истоптанные кроссовки и, в очередной раз, как всегда бывает рядом с ним, ощущаю собственную никчемность.

– Спасибо, – забираю у мужчины рисунок и прячу его в папку.

Руслан, все еще продолжая сидеть на корточках, смотрит мне прямо в глаза. А я, понимая, что не ответить на его взгляд будет странным, почти смело заглядываю в серые льдинки. Они привычно обжигают холодом прокурорского взгляда. По телу пробегает дрожь, и приятного в ней мало. Ладошки вмиг замерзли. Да и атмосфера дома как-то резко стала неуютно сырой и прохладной. Тру руки и дышу паром на ладони, чтобы согреть их. А еще, потому, что так я могу отвести взгляд от его пронизывающе холодных льдинок.

Руслан обхватывает мои ладони своими, буквально, выбивая почву из-под ног. В отличии от моих, его руки горячие, и, даже, приятные. Он уже делал так однажды. В тот день, когда застал меня на месте преступления. Снова вспоминаю этот момент. И мне становится еще более неловко.

– Давно ты здесь? – спрашивает мужчина.

– С утра, – я снова не решаюсь поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. Вместо этого, как маленькая забитая девочка, пялюсь на складки ткани красивого темно-синего цвета, из которой пошит его костюм.

– И, конечно, не обедала?

Мотаю головой. Будто, провинилась. Потому, что не могу ему врать.

– Пойдем, – говорит, поднимаясь и помогая мне встать. – Покормлю тебя.