Мечтающий в темноте

Сердце мальчика было готово выпрыгнуть из груди, когда он ждал, пока старый монах закончит свою молитву. Что будет теперь? Почему отец Чам солгал этой женщине? Понга всегда учили, что монахи не обманывают.

Наконец старик открыл глаза, опустил руки на колени и улыбнулся.

– Как твоё имя? – спросил он.

– П-понг, отец, господин.

– Они назвали тебе твою фамилию в Намвоне?

Плечи Понга вздрогнули. Он спрятал руки за спину, хотя было уже поздно.

– Я знаю, что вы подумали, – пробормотал Понг, потирая большим пальцем татуировку. – Но вы ошиблись. Нас с мамой выпустили, честно и без дураков. Но произошла ошибка, и начальник тюрьмы забыл исправить мою татуировку. Мама собиралась отвести меня туда, чтобы он сделал пометку, но мы потерялись. Я иду к морю, чтобы её найти…

Ложь следовала одна за другой, водопадом выливаясь изо рта Понга. Отец Чам спокойно слушал и кивал в ответ на эту ложь. Он не прервал Понга даже тогда, когда ложь его стала совсем дикой и нелепой.

В животе Понга начал завязываться горячий злой узел. Он был беглецом, вором и лжецом, и если существует слово для того, кто неуважительно обращается с монахом в его собственном монастыре, то это слово подходило для него тоже. Всё произошло слишком быстро. В круговерти последних нескольких дней Понг превратился именно в того, о ком ему говорил Правитель.

Он вскочил на ноги и сделал шаг назад. Стоять, нависая над сидящим монахом, было высшим проявлением неуважения, но Понг зашёл слишком далеко, чтобы обращать на это внимание.

– Я знаю, что вы сделаете, – сказал он дрожащим голосом. – Вы позовёте полицию и отошлёте меня назад. Но не выйдет. Я не вернусь в Намвон, и никто меня не заставит!

– Отошлю назад? – спокойно сказал отец Чам. – Конечно, я такого не сделаю. Ты сказал, что тебя выпустили, честно и без дураков, так что отправлять тебя обратно будет пустой тратой времени.

Понг помолчал, затем произнёс:

– Не верю.

Отец Чам пожал плечами:

– Это твоё дело – верить или не верить. Конечно, ты можешь уйти и найти маму. Но я бы посоветовал тебе отправиться в путь с полным желудком и с благословением.

– С благословением? – переспросил Понг.

Отец Чам улыбнулся так, что его морщины стали глубже.

– Да. Это даст тебе удачу на твоём пути к матери.

Прежде чем Понг понял, что делает, он снова упал на колени.

Отец Чам потянулся к стойке из лакированных ящичков. Открыв один, он достал катушку белых нитей и ножницы.

Он отмерил нить и отрезал её. Затем зажал нить в ладонях и произнёс молитву, после чего завязал нить вокруг левого запястья Понга.

Завязывая, он произнёс:

– Да не наступишь ты на змеиное гнездо.

Отец Чам благословил и завязал больше дюжины браслетов на левом запястье Понга и ещё пару – на правом, для равновесия. Благословения были разнообразными и странными: «Да не отравишься ты несвежей курятиной» и «Да не укусят осы твои ладони и стопы». Были другие, все очень конкретные и относящиеся к вещам, которые редко с кем-нибудь случаются.

– Вот, – улыбнулся старик, откидываясь назад с довольной улыбкой. – Видишь? Очень много удачи.

Понг повернул свою руку. Его левое запястье обвивали белые браслеты, создавая широкую манжету, которая полностью закрыла татуировку.

– Ты сказал, что должен встретиться с матерью у моря? – спросил отец Чам.

Понг закивал с глуповатым видом, недоумевая, отдавал ли монах себе отчёт в том, что он сделал.

– Ну, отсюда до моря несколько недель пути. Не имея билета на корабль, тебе придётся идти через горы. Это будет трудное путешествие для такого юного мальчика.

Понг нахмурился. Идти через горы придётся по дороге. Значит, придётся проходить через деревни, где люди буду задавать вопросы.

– Или же, – продолжал отец Чам, делая вид, что ему только что пришла в голову хорошая мысль, – ты можешь остаться в монастыре. Твоей маме мы можем отправить послание, чтобы она приехала сюда.

Понг посмотрел в глаза старику.

– И… – Отец Чам кивнул на левое запястье Понга, – пока ты здесь, если один из этих браслетов разорвётся, я всегда смогу дать тебе новый. Но выбор за тобой. Я не могу принять решение вместо тебя.

Понг пробежал пальцем по браслетам. Он хотел вспомнить, как выглядит океан, но по некоторым причинам у него не получилось.

Внезапно он почувствовал себя абсолютно измученным и голодным, более голодным, чем раньше. Здесь он будет в безопасности. Он может отдохнуть и наесться, а через несколько дней продолжить путь на юг.

– Может быть, я останусь, – мягко сказал он, – ненадолго.

– Прекрасно! – Отец Чам постучал пальцем по подбородку. – Я сказал госпоже Вибун, что ты усвоишь урок. Кажется, я знаю прекрасный урок, с которого мы можем начать.

– Что это, отец?

Старик усмехнулся.

– Как лучше выбирать соус для жареной свинины.

Глава 10

Один день превратился в два, два дня стали неделей, которая растянулась на месяцы, потому что у Понга находились различные веские причины для того, чтобы оставаться в деревне Танабури и её монастыре, называемом Ват Синг. Он по-прежнему уверял себя, что скоро отправится к морю, хотя обрил голову и принёс обеты.

Понг стал послушником и начал своё обучение под присмотром отца Чама. Другие монахи не видели его татуировку и не знали историю, которую он сочинил о своей матери. И отец Чам тоже его не расспрашивал. Он следил, чтобы вовремя заменять истончившиеся браслеты на запястье Понга. Все думали, что мальчик приходится ему дальним родственником. Почему бы ещё он наложил столько благословений на такого тихого, обыкновенного мальчика?

Прошлое Понга объясняло то, что Понг никогда не жаловался на голод, хотя монахам запрещалось принимать пищу после полудня, или на скуку, хотя жизнь в монастыре была однообразной и лишённой событий.

Монахи не знали, что Понг никогда так хорошо не питался. Он толстел на жареном мясе госпожи Вибун, которое было намного лучше риса и репы – обычной еды заключённых в Намвоне.

Монахи также не знали, что долгие часы наблюдений за плодами манго или ожидание смены караула подготовили Понга к многочасовому сидению в медитации.

Да, во многом жизнь в монастыре была похожа на ту, к которой Понг привык. Но с другой стороны, она кардинально отличалась. В Ват Синг Понга окружали другие монахи, называвшие его братом. О Понге заботились и ждали ответной заботы. Но важнее всего была личность отца Чама.

В Намвоне каждый получал свою долю уважения в зависимости от ранга или возраста. Отец Чам относился ко всем одинаково. Понг никогда не видел ничего подобного. Когда с гор в монастырь спускались нищие, отец Чам принимал их как самых знатных посетителей, угощал и долго с ними беседовал. Он никогда не был высокомерен с детьми. К Понгу он относился с тем же уважением, как к старейшему монаху из братии. Впервые в жизни взрослый понимал его, заботился о нём, учил его и всё время повторял: «Понг, у тебя доброе сердце».

Правда ли оно доброе?